Если бы не Ольга, мы бы никогда не посмели проникнуть в это осиное гнездо. В доме даже воздух был «пропитан криминалом», поэтому повод вызвать пару отделений СОБРа напрашивался сам собой. Я убеждал себя, что если перевернуть весь дом, поднять паркет и отодрать обои, то появятся и оружие, и наркотики, и документация, которая может упрятать любого здесь присутствующего лет на двадцать пять. Но мне была нужна Коренева – мой единственный свидетель. Потерять ее – значило потерять все.
И что-то подсказывало мне, что Ольга находилась в доме. Ну нельзя было столько времени шляться по городу, чтобы тебя не заметили! Возможно, что магнитофонная пленка, посланная мне, и исчезновение девушки, – всего лишь элементы большой игры, правила которой мне неизвестны. Она была мне нужна, черт подери…
Как у богатыря на распутье, перед нами располагались три двери.
– Предлагаю взять Юнга в заложники.
Это мог предложить только Верховцев.
– Давай договоримся, Дмитрий Сергеевич… Поскольку мы все-таки милиционеры, то и закон соблюдать нужно.
– Да помню я, помню… – поморщился опер. – «Стой, милиция!», «Стой, стрелять буду!», «Бросай оружие!», предупредительный выстрел… Пошли, а?
Не успели мы выбраться из-под лестницы, как из двери слева вышел в коридор огромный кореец. Тот самый, что обыскивал меня перед аудиенцией у Юнга. Наши согбенные фигуры с оружием в руках он увидел сразу и молниеносно сунул руку за пазуху. Судя по сильно оттопыренному пиджаку, там был не пистолет, а как минимум «узи».
– Стой, милиция! Бросай оружие! Предупредительный выстрел… – одним словом проговорил Верховцев, и из ствола его дробовика вылетел сноп пламени.
Выстрел был настолько громким, что у меня на мгновение заложило уши. Кореец, отбрасывая в сторону чешский автомат «скорпион», отлетел к стене. Он скончался, еще не успев скатиться на пол. В груди охранника зияла дыра размером с маленькую тефлоновую сковородку.
– Господи, чем у тебя патроны набиты?! – Я уже бежал наверх.
– Шурупами! – Он поспевал за мной. – А чем я, по-твоему, замки выбиваю?! Утиной дробью, что ли?!
Сзади уже хлопали двери, но лестница, свитая в спираль, не давала возможности внутреннему контингенту нас увидеть.
Знакомые двустворчатые «ворота». Мне хотелось, чтобы за ними сидел в огромном кресле маленький Юнг… И чтобы он отдал приказ привести Кореневу. После этого можно было забаррикадироваться в кабинете и ждать СОБР…
Мысли пролетали у меня в голове, как пули. Но я в очередной раз вынужден был констатировать, что мне никогда и ничего в жизни не дается просто. Дверь распахнулась… Здоровые охранники вскинули оружие…
Их выстрелы из автоматов совпали по времени с нашей атакой. Все произошло в какие-то десятые доли секунды. Я хорошо помнил лишь одно – я успел трижды нажать на курок и дважды услышать грохот дробовика за спиной…
Глава 30
В воздухе стоял смог, кислый запах пороха и свежий запах крови… Один из корейцев, совсем молодой мальчишка, лежал в дверях и судорожно пытался поймать ртом воздух. Белесый цвет его лица и простреленная у самого горла грудь не оставляли сомнений в том, что ему осталось жить считанные мгновения. Возраст второго определить было невозможно. То, что называется головой, отсутствовало. Из тела торчали лишь пучки мускулов и артерии, через которые струей выходила кровь. Ноги корейца подергивались. Мышечная агония… Крови было столько, что даже я, опер со стажем, перевидавший на своем веку сотни трупов, почувствовал легкое недомогание. Даже стены и потолок в красных потеках…
– Черт… – услышал я, приходя в себя. – Дима!
Одна из пуль попала ему в бедро, но вышла в двух сантиметрах от входного отверстия. Ранение навылет! Я бросился к Верховцеву.
– Давай, вперед!! – заорал он, делая злобную мину. – Времени нет!..
Я повернулся к стенке и быстро окинул взглядом кабинет. Чисто! Но не может быть, чтобы охранники сидели в кабинете своего хозяина одни! Этого просто не может быть в принципе! Держа «макарова» перед собой обеими руками, я осмотрел помещение. Сзади меня страховал Верховцев.
– Вон дверь! – Я оглянулся на его крик. – Он туда ушел!..
Один из стеллажей с книгами был отодвинут в сторону. Он играл роль потайной двери. Как в кино! Но в кино, если побежать в этот проход, обязательно выбежишь на какую-нибудь вертолетную площадку или найдешь подземный завод по переработке наркотиков или печатанию фальшивых денег. Там есть где развернуться, пострелять и подраться. Уничтожение владений Юнга не входило в наши планы, равно как и участие в восточных единоборствах. Это не кино. Если бы мы двинулись по указанному пути, то обязательно уперлись бы в стену и оказались в ловушке. Какого хрена оставлять дверь приоткрытой?! Это Восток! У них ляпов не бывает. Охранник скорее подохнет, чем предаст своего господина.
Считать было некогда. Пока Верховцев затворял двери и вставлял в их ручки ножку стула, я один за другим дергал стеллажи.
– А это?! – Дима показал стволом на приоткрытую дверь.
– А это – дорога к минотавру или дракону, которого со вчерашнего дня не кормили! Отойди от дверей за стену, они сейчас долбить начнут!
Я сказал это вовремя. Едва Верховцев прохромал за косяк, как от дверей стали отлетать полуметровые щепки. Пули из «калашниковых» прошивали дерево насквозь и, выбивая стекла, со свистом уходили в ночь. Нас не жалели. Плотность огня была такова, что вскоре весь «иконостас» Юнга превратился в голую стену, отбитую до штукатурки.
Есть! А вот и дверь, в которую, словно крыса, ускользнул Юнг. Ушел, оставив умирать своих преданных охранников. Стеллаж сдвинулся с места. С обратной стороны он имел металлическую основу, и пробить его пулями было явно невозможно. Почему же Юнг не закрыл дверь, уходя? Почему не задвинул задвижку? А ее здесь и нет! Это страховка на тот случай, если изнутри ее нечаянно закроют. Тогда снаружи не попадешь при всем желании. Как все продумано!.. А знали ли о тайне стеллажей те, кто уже превратили в «дуршлаг» дубовые двери?
– Оставь ту дверь открытой! – крикнул я Диме и махнул ему рукой.
Он, как мог, проскакал по паркету и нырнул в темноту. На паркете, словно пунктирная линия, пролегла алая дорожка. Димка нарисовал ее своей кровью.
– Спускайся вниз! Я сейчас догоню… – сорвав с себя куртку, я вывернул ее наизнанку и стал быстро затирать след.
Быстрее, Горский, быстрее… Через десять секунд они уже будут в кабинете!..
Дверь затрещала, издавая предсмертные крики.
Выпрямившись, я швырнул куртку в глубину лжепрохода. Едва успев заскочить в темноту убежища и задвинуть за собой тяжелый стеллаж, я услышал чужую речь и топот по паркету.
Бежать смысла не было. В коридоре – полная темень и крутая лестница. Если метнуться вниз, в надежде свернуть за поворот, то перелом позвонков гарантирован. Если спускаться с осторожностью альпинистов, нас просто измочалят, как при расстреле. В упор. При том условии, что они догадаются о нашем местонахождении.
В магазине осталось пять патронов. На всех, конечно, не хватило бы, но первая пятерка погибла бы смертью храбрых. Это точно. Дима спускался вниз. Корейцы вряд ли знали наверняка, что нас двое. Поэтому, в случае если они распахнут мою дверь, я мог спокойно расстрелять остаток патронов. Для Верховцева был шанс уйти.
Я сжал пистолет обеими руками и прислонил дульный срез к двери, на уровень головы входящего.
– Подвинься правее!.. – раздраженный шепот рядом с моим ухом был настолько неожиданным, что я едва не спустил курок. – Весь проем загородил!
Верховцев вовсе и не собирался куда-то уходить! Теперь у нас был вариант устроить дуэль с корейской братвой с дистанции в два метра.
– Какого хера ты здесь делаешь?! – зашипел я.
– А ты какого хера здесь делаешь?! – «утяжеленный» логикой ответ коллеги заставил меня замолчать.
Топот шагов в кабинете постепенно стихал. Я хорошо слышал, как несколько человек метнулись в приоткрытую дверь, замаскированную под стеллаж, а остальные ушли так же, как и вошли – через двери. Жаль, что мы не знали корейского языка, так как речь бандюков Юнга была хорошо слышна. Если бы мы могли знать, о чем они толковали…
Однако Юнг ушел той же дорогой, которой сейчас уходили и мы. Длина тоннеля была неизвестна. Возможно, глава «семейства» уже из него вышел и теперь возглавлял карательный отряд. В любом случае медлить было нельзя. Кровь за Димой я не мог подтирать постоянно. Капли, как ариаднова нить, вывели бы преследователей прямо на нас. Плюс к тому самочувствие Верховцева явно не улучшилось. Он терял кровь, а значит, силу и ясность мышления.
Я остановился у самого выхода, перед дверью, из-под которой пробивалась узкая полоска света. Узкая настолько, что перевязать Верховцева я мог, лишь сидя на полу. Сунув руку под пуловер, я осторожно оторвал рукав рубашки. Подарок Насти… Быстро скрутив его в жгут, туго перемотал ногу Димы, на дециметр выше раны. Рана была пустяковой, но крови он мог потерять изрядно.
– Никто в роду гемофилией не страдал? – поинтересовался я.
– Какой «филией»?! – пробасил опер.
«Филия» для Верховцева – это либо «зоофилия», либо – «некрофилия», либо – «педофилия». Одним словом, я его обидел.
– Дятел! Гемофилия – это несворачиваемость крови!
– А-а-а, нет, – успокоился он. – Таких симптомов не наблюдалось.
– Как чувствуешь себя?
– Пойдем, – опершись на меня, он поднялся.
Спускаясь вниз, мы держались руками за стену. Никаких ответвлений или дверей мы не обнаружили. Выход из лабиринта был один, и он находился перед нами. Я хотел было уже осторожно нажать на ручку и приоткрыть дверь, когда Верховцев схватил меня за плечо – по полоске света скользнула тень и остановилась впереди. Судя по тому, что суеты и шума не было слышно, напрашивался резонный вывод: Юнг уже давно командовал своими людьми в доме. Ждать, пока тень исчезнет, нам не хотелось. Выход в этом случае превращался в западню, аналогичную первой.