Так вот, неуловимый командор, обладающий таким же ярким цветом волос, имел столь же прекрасное совершенное лицо, как и великие долгожители.
Я утонула в синих глазах ещё сильнее. Ментальное воздействие стало глубже, разум начал поддаваться.
Нет, так нельзя!
Но я дала слабину на пару мгновений — восхитилась им, начала жадно рассматривать каждую черточку, и вдруг…
Острая боль в глазу — в том самом, куда были впаяны приборы слежения — заставила вскрикнуть. Картинка зрения померкла, захотелось взвыть, но сильные руки удержали от падения.
— Открой свой разум, и всё быстро прекратится, — прошептал командор, я же упрямо мотнула головой. Упрямство у меня вообще семейная черта. Отец упрямством вырастил нас без матери, сестра упрямством борется со своим недугом, а я упрямо пытаюсь не дать нам обоим умереть…
— Я просто студентка… — прошептала таки упрямо, хотя прекрасно понимала, что уже полностью раскрыта, но злость не позволяла уступить. — Вы не имеете права меня удерживать!
— Глупая девчонка… — вдруг выдохнул Блондин, и мне даже показалось, что произнес он это с сожалением. — Ты не оставляешь мне выбора…
Я не ответила, но через мгновение почувствовала, как какая-то сила буквально сдавливает мою голову тисками. Стало еще больнее, я закричала и тут же догадалась: командор что-то делает с моей памятью. А может даже с личностью, не знаю. Накатил ужас, просто отчаяние, но… машинально я начала формировать в сознании блок, некую ментальную нишу, куда поспешно сбросила самые важные свои воспоминания, чтобы попытаться их сохранить. Туда полетели данные о сестре, об отце, о моих отношениях с начальством и… о лице Блондина с его поразительной красотой, столь сильно смахивающей на зоннёнскую.
Еще мгновение, и сознание полностью выключилось, отправив меня в блаженную темноту беспамятства, а может быть и… смерти.
Пробуждение было тяжелым. Голова раскалывалась, всё тело ломило. С огромным трудом открыла веки и уставилась в потолок, сильно смахивающий на больничный. В голове — ни одной мысли, ни одного воспоминания, только жуткая, невыносимая боль. А еще я почти не видела на тот глаз, в котором находились приборы слежения.
Заверещали датчики, зажглись дополнительные огни, и я поняла, что действительно нахожусь в больнице. Но как я тут оказалась? Последнее, что я помнила, это сборы на задание. Я должна была сесть на шлюп «Кассандра» и полететь якобы на Мадейру, но вместо этого оказалась здесь.
Мучительно застонала и попыталась приподняться, но в комнату вбежала взволнованная медсестра… с логотипом секретной военной базы на рукаве.
— Вы очнулись! — воскликнула она взволнованно. — Не вставайте, вам нельзя. Имя своё помните?
— Марина… — прохрипела я с трудом, — Марина Никитина, агент КР…
— Отлично! — улыбнулась медсестра, — значит, память не нарушена. И хотя вы в реанимации, генерал Карлайл должен будет зайти в течении часа. Сказал, что это срочно.
Я невольно вздрогнула. А вот своего начальника хотелось видеть меньше всего.
Но он пришел даже раньше — через полчаса и с порога уставился на меня тяжелым мрачным взглядом.
— Марина, ты облажалась! — начал он без обиняков. — Ты была раскрыта и ментально выпотрошена, как рождественская утка. Надеюсь, у тебя хотя бы вспоминания остались, какие надо. Не зря же правительство вкладывало деньги в обучение тебя ментальным уловкам…
Я напряглась. Какие еще воспоминания???
Проклятье, что происходит? Почему у меня такое чувство, что я забыла что-то крайне важное?
Видя мое замешательство, генерал начал бледнеть, потом багроветь, а после процедил:
— Только не говори мне, что ты ничего не помнишь??? Мало того, что полетела вся техника в твоем глазном яблоке, так еще и воспоминаний не осталось???
С ужасом наблюдала уже привычный для себя процесс «озверения» начальника. Он совершал сие преображение с завидной регулярностью, и память без особых проблем выдала подобные случаи его поведения. Дальше он начнет крушить всё, что попадется под руку. Псих…
Бам!
На пол полетел какой-то экран, потом мылкие приборы со стола. На грохот сбежался мед персонал, но всё, что они могли делать, это визжать от ужаса (медсестры) или морщиться от происходящего (медбратья).
— КАК. ТЫ. МОГЛА. ИСПОРТИТЬ. ВСЁ??? — продолжал зверствовать генерал. Наконец он добрался до аппарата, который был прикреплен непосредственно ко мне трубками.
Острая боль в шее и в руке заставила вскрикнуть: иглы оказались грубо выдернуты, из рваных ранок потекла кровь.
— Прекратите! — не выдержала одна из медсестёр. — Вы делаете пациентке больно!!!
— Что?? — взревел Карлайл. — Она принадлежит мне, слышите??? Я могу делать с этой девицей всё, что захочу, потому что она никуда от меня не денется!!! А вам лучше держать язык за зубами, иначе вылетите отсюда, как миленькие!
Я прикрыла глаза, чтобы не видеть этой красной, безумной физиономии. Кажется, сегодня генерала Карлайла приложило сильнее обычного. Я вздрагивала всякий раз, как он принимался разбивать что-то еще. Пусть бьет. Имущество казенное, в отличие от моей головы…
Наконец он прекратил буянить и остановился, тяжело дыша.
А теперь наступил самый тяжелый момент…
Глава 5. Что между нами было?
Генерал Генри Карлайл наклонился к моему лицу и зловеще прошептал:
— Ты же знаешь, что ждет твою сестру, если перестанешь стараться, правда? — его глаза сузились, а я почувствовала, что цепенею от привычного ощущения страха. Но не паники, нет. Просто страха, основанного на инстинкте самосохранения, ведь инстинкт сигнализировал, что этот субъект весьма и весьма опасен. — Я лишу ее финансирования одним росчерком карандаша, и у неё не станет шанса на выздоровление!
Всё это слышали посторонние люди — медработники, которые всё ещё толпились на пороге палаты. На лицах некоторых отразилось удивление и даже омерзение. Наверное, это были те, кто поступил на службу в секретный военный отдел КР недавно. Они еще не знали, насколько неадекватным и пугающим может быть этот мужчина в кителе и что у него тут неограниченная власть. Но были и те, кто ничуть не удивился. Они уже знали, насколько безнаказанным чувствует себя генерал Карлайл.
— Я всё помню… — ответила безэмоционально, опуская глаза. — Это я точно не забыла…
— Вот и славно, — процедил мужчина, отшатываясь. — Поэтому я жду, что ты поработаешь над своей памятью и выудишь оттуда хоть что-нибудь на нашего Блондина. Я не верю, что такой опытный агент с выдающими ментальными способностями не смог сохранить в памяти даже ничтожного клочка нужной информации…
С этими словами генерал вышел из палаты, оставив после себя шлейф ледяного холода и полную разруху.
Меня перевели в соседнюю палату, пока в первой восстанавливали разрушенное. Я смотрела в потолок и прокручивала в голове циничные угрозы генерала.
Он взял меня в заложники здоровьем сестры. После смерти отца Диана погрузилась в нездоровую апатию, на фоне которой развилась тяжелая форма психического заболевания, название которого я никак не могла запомнить. Сестра не могла ни спать, ни есть, ни вообще жить без дорогостоящих лекарств, на которые у нас не было средств. Только благотворительные фонды были способны покрывать подобные расходы, и мы обратились туда.
Нам, в итоге, отказали везде, кроме фонда под названием «Гекато».
По несчастливому стечению обстоятельств в то время меня, сотрудницу Университета Ментального Развития, перевели в КР под командование генерала Карлайла, а он оказался владельцем того самого щедрого фонда, который бесплатно снабжал сестру лекарствами и оплачивал уход за ней в специализированном учреждении.
Мужчина новенькую заприметил сразу, потому что показатели по пси-устойчивости в моем портфолио были очень высокими. Он возложил на меня большие надежды, а я не отчаянно не хотела на него работать. И тогда он начал мне угрожать…
Выдохнула.
Я живу так уже долгих два года, и усталость берет своё.
От последнего приказа мне не отвертеться, и придется устраивать себе болезненную проверку памяти…
В палату вошёл доктор в белоснежном халате, но с военными нашивками на рукавах. Я узнала его. Высокий худощавый мужчина с приятной улыбкой всегда вызывал уважение своим профессиональным подходом. Звали докторам Леам Даввинг.
— Добрый день, Мариночка! Как вы себя чувствуете? — уточнил он вежливо.
— Генерал Карлайл заходил… — ответила многозначительно, и доктор хмыкнул.
— Тогда понятно, — протянул он. — На что именно жалуетесь?
— На всё, — выдохнула я. — На нехватку средств, на неустроенности жизни, на неспособность сбежать от кое-кого деспотичного…
Доктор был знающим и понимающим человеком. Мне нравилось периодически общаться с ним.
— Уйти может каждый, — осторожно возразил он. — В конце концов, не в деньгах счастье…
— Счастье в близких, — парировала я. — От этой работы зависит благополучие моей сестры, поэтому я в рабстве.
Бровь доктора удивлённо взлетела вверх, но он ничего больше не ответил. По сути, я впервые пожаловалась на то, чем именно меня удерживает генерал Карлайл.
— Ладно, — выдохнул мужчина, начиная листать планшет и считывая информацию о моём состоянии. — Перейдем к делу. Насколько я смог расшифровать результаты обследования, вам стерли память, Марина. Но… есть весьма интересный факт. Во-первых, пострадала только память о последних нескольких часах вашей жизни, что есть просто ничто, капля в море. Во-вторых, эта процедура была проделана настолько аккуратно и качественно, что… вряд ли на это способен человек, вы меня понимаете?
Он посмотрел на меня многозначительно.
Я кивнула.
— Другими словами, — продолжил доктор Леам, — или сам Блондин является представителем иной расы или же кто-то из его подручных. Так как самого процесса стирания памяти вы естественно не помните, а датчики в вашем глазу