Так и получалось, что для обеих сторон соглашение было плохое, но его непринятие — еще хуже.
Главный торг шел вокруг того, как выпускать толпу этих зомби — с оружием или нет. То, что тяжелая техника и артиллерия не выходит, — это условие, как было объявлено нами, вообще не обсуждается. Торг шел по стрелковому оружию и боеприпасам.
Растянулись переговоры на несколько часов с небольшими перерывами. Торг шел жесткий…
С трудом нам удалось утрясти детали. Был согласован порядок и график вывода бандформирований. Этот процесс грозил растянуться надолго. Душманы резонно полагали, что, если выводить всех скопом и сразу, существует реальная угроза, что всю братву накроют артиллерией и авиацией. Значит, надо отступать небольшими группами, которые даже если и раскатают — потеря будет не фатальна, и остальные душманы еще вполне будут способны на хорошую войнушку.
Все это время я просидел на ящике из-под снарядов в сторонке, не особо вдаваясь в суть происходящего и не проронив ни слова. Может быть, в другое время все эти дискуссии и были бы для меня занимательны хотя бы с точки зрения прикладной психологии. Но сейчас голова болела о другом. Я здесь присутствовал не просто так. И мой выход на сцену был последним.
— Хайбибула, — обратился в конце к предводителю боевиков генерал Корсуненко. — Думаю, мы проработали все вопросы. И теперь выполнение договоренностей — дело нашей чести.
Губы Хайбибулы скривились в снисходительной улыбке. Какая честь может быть в переговорах с неверными? Для истинного мусульманина говорить с неверной свиньей и не держать у его горла нож — уже унижение. Но истинная вера дозволяет компромиссы с сильным противником. Когда он ослабеет, его нужно будет убить. Ну а пока можно и поговорить.
— Есть еще один вопрос чисто технического характера, который тебе, Хайбибула, необходимо обсудить с моим заместителем, — Корсуненко кивнул в мою сторону. — Лучше с глазу на глаз.
Хайбибула прожег меня высокомерным взглядом, с презрением усмехнулся и кивнул:
— Хорошо, из уважения я поговорю с твоей прислугой.
Прислуга так прислуга — меня уже давно не волнует, как меня величают враги. В таких разговорах весомы пули, а не слова. Так что пускай хоть поганым отродьем или грязным бараном назовет. Лишь бы разговор состоялся.
Вскоре мы остались в помещении одни.
— Что тебе велели сказать мне? — все с той же презрительной усмешкой процедил Хайбибула.
— То, что я имею полномочия накрыть артиллерией колонну, на которой будешь передвигаться лично ты, Хайбибула, — простовато и доброжелательно улыбнулся я.
— Что? Твой хозяин дал слово и подтвердил договор! — Глаза душмана яростно сверкнули.
— Это все слова. Кто их услышит, когда заговорят снаряды?
— Тогда война. И нет договора!
— Есть. Если мы договоримся еще по небольшому вопросу. Совершенно незначительному для тебя и твоих людей.
— Говори.
— Бешеный Кабан ушел ведь от вас.
— Да. Он предал наше общее дело.
— И устроил хороший такой шум.
— Он убил Зияульхака. И теперь он наш враг. Он кровник.
— Тут наши интересы совпадают. Он нужен и мне.
— Кто ты такой?
— Я? Человек. У которого есть цель. Найти Кабана. И наши цели тут совпадают.
— Зачем он тебе?
— За тем же, зачем и тебе. Убить.
Тут я лукавил. Просто Кабан — одна из немногих зацепок по поиску архива Большого Имама. Если кто-то и может знать о нем, то это он. Значит, этот отморозок нужен нам живым.
Хайбибула смотрел на меня, недобро прищурившись и пытаясь понять, зачем он со мной еще говорит. И вместе с тем осознавая, что прервать этот разговор не может. Полевые командиры, даже фанатики, чтобы выживать и бороться, обязаны обладать мозгами и некоторой гибкостью, в том числе моральной. И слушать голос разума.
— Где мне его искать? — спросил я.
— Я слышал, он отправился к Бешеному Латифулле. Там у него жалкие прислужники — Ахмед, Нафиз. Они будут воевать за хозяина.
— И вы не можете достичь этих мест?
— Нет.
— Ну что ж, желаю удачи и соблюдения договора.
— Мы еще встретимся, — зло пообещал Хайбибула.
— Обязательно. Рано или поздно, — кивнул я, широко улыбнувшись.
Я почему-то был в этом уверен. Потому что я охотник, а он дичь. Пусть хоть сейчас и не осознает этого.
На его счастье, пока он не моя дичь…
Глава 2
Книжник успешно вышел из города. Друзья не подвели — у них в стальном кольце правительственных войск, стиснувших Бекрай, было окно. Военнослужащие тоже любят деньги, особенно когда они немалые. Это Восток — здесь все со всеми могут договориться за хороший бакшиш.
Два дня Книжник и его верный слуга Раджаб отсиживались в поселке у одного старого знакомого, в стороне от зоны боевых действий.
— Они тебя ищут, — сказал Книжнику старый седой Сабри, предоставивший беглецам временное убежище.
Они сидели в тенистом дворе, отведывая терпкий, со специфическим ароматом кофе, секрет которого хозяин дома тщательно оберегал от посторонних.
— Кто? — спросил Книжник.
— Хайбибула… Он объявил Кабана предателем и рабом американцев. А тебя — его первым прихвостнем и правой рукой.
— Правая рука, — усмехнулся Книжник. — Тогда Кабан безумец, если хотел отгрызть свою правую руку.
— Ты с Кабаном в ссоре?
— Нет. Просто он все решал, как со мной лучше разделаться — тихо или с помпой, как с мерзким изменником. Я был близок с Большим Имамом. А зачем наследнику верные цепные псы старого хозяина, которые знают слишком много?
— Эта песнь стара как мир, Закария. Не нам менять вечные правила… Ох, плохо, если твои враги пойдут по следу и придут сюда.
— Это возможно, — кивнул Книжник. — Поэтому я не хочу долго злоупотреблять твоим гостеприимством.
— Я многим обязан тебе. А благодарность угодна Аллаху. Поэтому попытаюсь вывезти тебя в спокойное место. Только куда? В Иорданию, Турцию? У тебя есть деньги? Их понадобится немало.
— У меня есть знания, — постучал Книжник себя по голове пальцем.
— Кому нужна мудрость в век безумцев?
— Это вовсе не те знания, что завещаны нам Пророком. Это знание материй более приземленных, но пользующихся бо́льшим спросом. Так что деньги будут. Но уйти из страны я не могу.
— Почему?
— Много незавершенных дел. А незавершенные дела тянут в могилу.
— Тогда будь осторожен…
Сабри помог беглецам немного изменить внешность при помощи новых причесок, одежды и некоторых ухищрений. А потом повез их в своем старом грузовичке с тентованным кузовом за сто километров, в небольшой городок Эль Уме.
По дороге жалобно дребезжащий фургон тормозили на каждом шагу вооруженные люди. Некоторые узнавали Сабри и пропускали сразу. С другими он завязывал долгий, внешне доброжелательный, но опасный разговор.
— Родню на заработки везу, — радостно сообщал он. — Хватит им мой хлеб есть. Вон, племянник, посмотри, такой сильный, ему вагоны вместо тепловоза толкать. А брат хилый, но умный. Только сильным сейчас лучше быть, чем умным, правда, Али?
Старший на блокпосту, критически осматривая «родственников», усмехаясь, кивал и спрашивал:
— Почему они не бьются с оружием в руках за Халифат? Нам нужны и головы, и руки.
— Они трусы и бездельники. Из них такие же воины Аллаха, как мулла из моего ишака. Сбагрю их друзьям в Эль Уме. — При этих словах Сабри передавал офицеру деньги — не много, не мало, ровно столько, сколько положено.
— Езжай, пусть Аллах поможет тебе и твоей никчемной родне.
В этих разговорах каждое неправильно сказанное слово могло оказаться роковым. Но все обошлось. И они удачно добрались до Эль Уме.
Местность была подконтрольна Халифату, но более-менее мирная. По полям ползали тракторы, вдоль дорог стояли торговцы фруктами и ширпотребом. В самом городе работали магазины и кофейни, в водопроводных трубах без перебоя текла вода. Это был оазис относительного благополучия.
Сабри остановил фургон на центральной площади Эль Уме, на которую выходили мечеть с двумя минаретами и красочная, с росписью, арка входа на крытый рынок.
— Я сдержал свое обещание, — сказал старик.
— И я всегда буду помнить об этом, — кивнул Книжник.
Грузовичок запыхтел и, натужно взревев двигателем, тронулся с места, оставляя беглецов одних.
— Здесь нас ждет кров и еда, — с деланым воодушевлением объявил Книжник. — Здесь нам рады.
Немой неопределенно пожал плечами. Он уже давно сомневался в том, что есть на свете место, где им рады.
Книжник задумался, не решаясь сделать очередной шаг. Потом пришел к решению, вытащил из глубин своих карманов свернутую в трубочку пачку денег и сказал:
— Раджаб, давай разделимся. Этих денег тебе хватит, чтобы снять здесь самое лучшее жилье и не отказывать себе ни в чем. Тем, к кому я иду, незачем видеть тебя. Встретимся позже. Когда я решу все вопросы. Хорошо?
Немой кивнул. Он давно уже смирился с тем, что у него лишь руки, а у хозяина голова. И поэтому никогда не спорил. Выслушав напутствия, он повернулся и пошел в сторону мечети.
А Книжник вскоре сидел на подушках на веранде в доме его старого единоверца и товарища, а также отдаленного родственника Сулеймана.
Дом Сулеймана был велик, обилен и богат. И трапеза была обильна — тут никогда не скупились. И сам дом полон родни хозяина — братьев, сыновей. В городе эту семью хорошо знали и предпочитали не задевать никого из ее представителей — при всех властях она славилась независимостью и жестокостью, а также тем, что обид никогда не прощала. Предки Сулеймана были бандитами, грабившими караваны, и навыки, приобретенные в этом ремесле, передавались потомкам по наследству.
Сулейман был толст, массивен, гладко выбрит, в восточном цветистом халате. Он сидел напротив гостя и внимательно смотрел, как тот уничтожает просто тающую во рту пахлаву.
Хозяин дома был порывист, грубоват и не привык к дипломатии. Поэтому он без обиняков заявил:
— Я понял, что ты бежишь, Закария.