— И какого такого дьявола ему надо? — рявкнул Батлер в микрофон.
— Да они постоянно летают где хотят, — посетовал штабист, сидящий за много километров отсюда, в центре связи, и аккумулирующий информацию о происходящем в регионе с множества каналов.
— Я вас понял. Будем осторожны, — Батлер дал отбой связи.
Русский самолет-разведчик. Уж не по их ли души? Да ладно. Не может такого быть.
Но беспокойство не отпускало резидента. Он хотел приказать водителю прибавить скорость. Но не стал. Колонна шла так, как положено по инструкции — скоростной режим, дистанции. Без инструкции подчиненные дичают. А нарушение инструкций вносит диссонанс в их слабые мозги. Так что он не счел нужным отдавать такой приказ.
Нервы просто разболтались. Надо успокоиться! Батлер вынул фляжку из нагрудного кармана камуфляжа. И глотнул марочного виски. Маленький глоток — не больше. Ровно столько, чтобы взбодриться и не опьянеть.
Через сорок минут они были на месте. «Хаммер» остановился. Батлер выпрыгнул из салона, ударив тяжелыми десантными башмаками о каменистую землю. В лицо бил сильный ветер, поднимая мелкую вездесущую пыль. Внутри нарастало беспокойство. Вдруг ему показалось, что еще недавно здесь кто-то был.
Он осмотрелся. Видимых следов недавнего пребывания людей не нашел. Рядом с торчащими вверх скалами — Перстами Шайтана — проходили две углубленные колеи, намекающие на интенсивность движения, но это ничего не значило. И все равно что-то здесь ему не нравилось.
Батлер прошел к месту, где, по информации, должно было быть хранилище. Нашли они его сразу. Оно было присыпано песком.
Батлер небрежно кивнул моджахедам.
— Работайте.
Сам же отошел, прислонившись к горячему капоту «Хаммера». Не выдержал и приложился еще раз к фляжке. Беспокойство не отпускало, а все больше нарастало. Не выходил из головы проклятый русский самолет.
Моджахеды работали лениво, но все же вскоре разгребли песок.
— Вход есть, — сообщил Батлеру Андерсон, следивший за земляными работами.
— Отлично. Теперь дайте поработать саперам.
Источник информации заверял, что в бункере есть пара закладок, и сказал примерно, где они. Саперы справятся — ребята в ЧВК не зря получают хорошие деньги.
Батлер распахнул дверцу «Хаммера», взял трубку спутникового коммуникатора, чтобы уточнить в штабе по поводу того злосчастного самолета-разведчика. Ничего нового не узнал, кроме того, что самолет никуда не делся. Потом увидел, как моджахеды, не опасаясь возможного взрыва, оживленно галдя, столпились около входа в бункер. Было видно, что их распирает дикарское любопытство — что это за сокровищница Али-Бабы, и не стоит ли рискнуть прибить американцев и самим завладеть добычей.
Батлер вылез из салона и крикнул:
— Андерсон, отгоните туземцев от прохода. И подойдите сюда.
Заместитель резидента вразумил диковатых союзников, которые нехотя разбрелись в стороны, позволив саперам спокойно доработать, и подошел к «Хаммеру».
— Слушаю, босс.
Тут резидента подхватила волна, ударила о тупой бронированный бампер «Хаммера», чудом не переломав кости, и грохнула оземь.
Батлер отключился на несколько мгновений. Сознание вернулось рывком, но все было как в тумане — он ничего не чувствовал и не слышал. Запела в груди тоскливая жалобная струна, и пронеслось в голове — ну вот и все.
Потом он ощутил свое тело. Почувствовал боль от камней, о которые ударился при падении. Затем вернулись звуки.
Резидент приподнялся, посмотрел в сторону бункера, который сейчас был прикрыт клубящейся пылью и дымом.
Рвануло знатно. Наверняка от двух саперов, работавших в бункере, не осталось ничего. Скорее всего, и группа сопровождения сильно поредела.
Батлер присел, прополз метр и прислонился спиной к колесу «Хаммера». Как сквозь туман он видел бежавших к нему людей. Ему помогли подняться, поддерживая за руки.
Он оттолкнул благодетелей. Встряхнул головой. К нему быстро вернулась способность соображать. И главная мысль была — тайника больше нет. Он просто взорвался — по беспечности саперов или так распорядилась судьба — не важно. Наследства Большого Имама не существует.
Пара минут резиденту понадобилась, чтобы окончательно прийти в себя. У него была контузия, хорошо, что не сильная, хотя приложило его знатно. А вот Андерсон пострадал гораздо меньше, очухался быстрее и уже успел раздать приказы. У него уже вторая контузия за последнее время, и обе от взрыва подготовленных вражескими подрывниками сюрпризов. Но ничего, держится бодро.
Вообще они на редкость легко отделались. Взрывные волны напоминали порой Батлеру огромных хищных кошек с непредсказуемым поведением — такая могла и подержать в мягких лапах, но была способна и раздавить в зависимости от настроения. В этом была мистика войны, которая жила по тем непостижимым человеку законам, карая и милуя по своему усмотрению. На этот раз им повезло.
Резидент потребовал у своего заместителя отчет, не замечая, что не говорит, а кричит. И ответные слова пробивались в его уши как через вату.
— Пятеро — безвозвратные потери, из них двое наши, — четко доложил Андерсон. — Еще несколько человек ранены. Все было бы гораздо хуже, если бы вы не отдали приказ расступиться.
— Надо было сидеть в укрытии за километр отсюда, — произнес Батлер, вспомнив русскую поговорку из тех, которыми его щедро пичкал перебежчик, — крепки задним умом.
— Нам надо уходить, — сказал Андерсон.
— Нет! — крикнул Батлер. — Будем разбирать завал!
И как аккомпанемент его словам прозвучал грохот рвущихся боеприпасов. Из зева бункера повалил густой дым, там что-то потрескивало и время от времени взрывалось.
— Мы не уйдем, пока не осмотрим все до последнего уцелевшего гвоздя! — воскликнул Батлер.
— Есть, сэр, — произнес Андерсон, стоя навытяжку и покачиваясь — его мутило и голова кружилась, но приказ есть приказ.
Быстро стемнело. Зажглись переносные светильники и автомобильные фары, осветившие место работы. Когда бункер перестал дымиться, плеваться огнем и грохотать, американцы погнали моджахедов на разбор его содержимого.
Вскоре резиденту стало понятно, как сильно ему повезло. Бо́льшая часть смертоносной начинки склада — ПТУРы, РПГ — не сдетонировала. Рассыпались, обнажив смертоносную начинку, но не взорвались. Если бы рвануло все, то он не отделался бы легкой контузией и ушибами.
Когда через пару часов содержимое бункера было тщательно осмотрено, Батлер сделал еще один важный вывод. Никакого архива здесь не было и в помине. Будь там бумаги или компьютерные носители информации, то при любом взрыве и пожаре от них осталось бы хоть что-то — обугленные, оплавленные куски, зола. Но не было ничего.
Он теперь был уверен, что наткнулся всего лишь на один из оружейных складов Большого Имама. У того имелось в запасе несколько таких тайников, куда складывались полученные от союзников оружие и боеприпасы.
— Черт, а ведь русский прав, — прошептал Батлер.
Вся эта затея ни к чему не привела. Значит, придется плотно сотрудничать с Сотниковым. Может, даже вновь переправить его на территорию Сирии.
Батлер грязно выругался, представив глумливую физиономию русского и его снисходительную улыбку, когда он узнает о неудаче американцев…
Глава 12
Вечером в наш жилой модуль на базе Хмеймим завалились четверо гостей. В свободное время мы общались в основном с авиационными техниками. Это, как правило, мужики зрелые, ушлые и малозвездные — для технаря в сорок лет быть старлеем в порядке вещей. Они были ребятами компанейскими и начисто лишенными снобизма летунов, считавших себя пупом земли в целом и сирийской кампании в частности, что в какой-то мере соответствовало действительности — ведь именно они бомбили моджахедов. Технари не сильно интересовались, кто мы и откуда — ну, какая-то штабная группа, много их тут, главное, что люди хорошие.
У авиаторов всегда в наличии бесконечные запасы спирта — из оружейной системы вылить пару десятков литров чистейшей волшебной жидкости ничего не стоит. Они как-то принесли его нам и страшно удивились нашему обществу трезвости. В моей группе по взаимной договоренности на все время командировок сухой закон. Спиртным мы не расслабляемся, хотя это и признанное средство от страшного напряжения войны. Не глушат же водку олимпийцы на соревнованиях. А наши рекорды порой куда важнее олимпийских.
Так что наши безалкогольные посиделки больше напоминают культмассовые мероприятия, КВН и колхозную самодеятельность. Авиаторы обожают Князя с его гитарой, профессиональным баритоном и бесконечным военным репертуаром. А ему тоже не чужды радости от похвал поклонников его творчества. И сейчас он с чувством пел нашу спецназовскую песню, умело перебирая своими мощными пальцами нежные гитарные струны:
Мы грязь месили по дорогам
Афганистана и Чечни.
Мы были тем военным Богом,
Что выше крыльев и брони.
Мы — это тот лежащий камень,
Который падал в нужный срок.
Мы — ветер, приносивший пламя,
Что был внезапен и жесток.[3]
В посиделках мне было участвовать лень. Меня тянуло за душу то, что мы уже второй день на базе и я все жду нашего координатора полковника Лукьянова. Тот куда-то запропастился, и никто не мог сказать, когда он появится.
Мы были карою небесной,
Мы были платой за грехи,
Припевом для военной песни
И ржавым лемехом сохи.
Мы были гордостью и славой,
Рукою, кистью и плечом.
Мы были стаей волкодавов
И от замков любых ключом…
Дослушав это исполнение, я душевно пожал руки технарям и отправился в свой жилой модуль.
Там я сначала попытался листать какие-то художественные книжки, которых Рад притащил целую пачку неизвестно откуда. Первое, что мне попалось на глаза — брошюра пятьдесят первого года «Иван Тургенев. Муму». Приобщение к доброму и вечному я решил отложить на лучшие времена. Полежал несколько минут на койке. Нашел пульт и включил телевизор — древний, с ЭЛТ-кинескопом, хорошо еще, что цветной, оставшийся нам в наследство от штабистов, живших в вагончике до нас. Этот аппарат принимал несколько российских спутниковых каналов.