Он подался вперед, обхватив руками колени, крутя в пальцах пустой бокал из-под вина.
– Не хочу думать ни то, ни другое. Хочу, чтоб ты проверила с помощью своей программы, не замешаны ли они в каких-то нехороших делах, что и стало причиной их смерти.
– Картель престарелых наркоторговцев или что-нибудь вроде того?
– Было бы идеально. Кроме того, лагеря не подходят. Другой старик нас сегодня спросил: зачем убивать старых евреев? Они и так скоро умрут.
– Какой ужас.
– Он тоже был в лагере смерти, – пожал плечами Магоцци. – Извини его.
Грейс на минуту затихла, барабаня пальцами по деревянной ручке кресла.
– Не знаю, Магоцци. Из того, что я слышала о Мори Гилберте в новостях, не похоже, что он был причастен к преступной деятельности.
– Ты даже половины не слышала. Мори всю жизнь помогал людям. Все твердят в один голос: святой, герой… Он был хорошим человеком, Грейс.
– Неправдоподобно хорошим?
Магоцци минуту подумал.
– Не думаю. По-моему, действительно хорошим.
– А Роза Клебер?
– Бабушка Клебер печенье пекла, занималась садом, котом, родными, которые ее обожали…
– Значит, тоже не из преступников.
– Заколдованный круг, – вздохнул Магоцци.
Грейс вылила в его бокал последние остатки вина.
– Может, причина не в том, что они что-то сделали. Может, оба очутились в одно время в одном месте, видели что-то или кого-то, чего не следовало.
Он кивнул:
– Мой любимый сценарий, но что тут искать, черт возьми, и с чего начинать?
– Для этого у тебя есть я.
Он смотрел, как она встала с кресла, всплеснувшись в темноте черной изящной волной.
– Не для этого.
Грейс с улыбкой потянулась, задев пальцами ветку магнолии.
Птичка обезумела.
18
Пока Магоцци и Грейс попивали вино под магнолией, Марти Пульман пил виски по более серьезным соображениям. Сидел на кровати в комнате, принадлежавшей Ханне задолго до того, как она стала его женой. С годами эта комната медленно превращалась из дочерней спальни в унылое место, утратившее конкретное предназначение. За письменным столом никто не сидит, никто не спит в постели, в открывшейся дверце платяного шкафа гремят пустые вешалки. И все-таки Ханна присутствует здесь, как повсюду, и все в мире спиртное не смоет ее.
Он сделал долгий глоток из стакана, глядя в темное окно. Всего вторая ночь в этом доме, а кажется, будто прошла сотня лет с той минуты, как сидел в своей ванне с дулом пистолета во рту.
Попросив остаться, Лили не ввела его в заблуждение. Подобная просьба со стороны любой другой женщины, у которой убили мужа после пятидесяти лет совместной жизни, была бы абсолютно понятна. Опустевший дом полон горя, а ему лучше любого другого известно, что одиночество уцелевшего хуже смерти. Только Лили не из-за этого его оставила. Теперь, когда гибель Мори вывела Марти из заточения, собирается за ним присматривать, и оба они это знают. Старая ведьма каким-то образом догадалась, на что он решился. Всегда обо всем догадывалась, кроме одного-единственного раза.
Марти поморщился, снова заслышав пронзительный гул пылесоса. В течение последних четырех часов Лили готовит и наводит в доме порядок перед завтрашними поминками после похорон. Он пытался помочь, чтобы она скорее управилась и легла спать. В какой-то момент они чуть ли не вырывали друг у друга шланг.
– Имей сострадание, Мартин, – бросила Лили в конце концов, после чего он понял, что она сознательно не собирается прекращать работу. У него бутылка, у нее пылесос, и помилуй Бог каждого, кто попробует лишить их утешения.
Марти схватил бутылку, побрел на кухню, прихватил два чистых стакана, вошел в гостиную, по пути выдернув из розетки штепсель.
– Ради бога, сядь, отдохни. Уже почти одиннадцать.
Ждал протестов, колких замечаний по поводу выпивки, но, видимо, силы Лили Гилберт тоже имеют предел. Она устало опустилась на диван рядом с ним, бессознательно глядя в экран телевизора с выключенным звуком. По-прежнему в детском комбинезоне, только седые волосы повязаны синим хлопчатобумажным платком, как обычно во время уборки. Этот платок вечно его приводит в недоумение. Непонятно, то ли она в молодости придерживала платком длинные волосы, то ли приучилась его надевать после того, как лишилась волос. Он старался вообразить ее с длинными волосами, но после четырех порций виски видел лишь старческое личико с увеличенными стеклами очков глазами инопланетянки, на которую дети напялили парик.
– Кажется, в доме прибрано, – объявила она, дав понять, что села вовсе не по приказанию Марти.
– Ковер уже почти лысый. Я бы сказал, вполне прибрано. – Он налил ей виски на палец. – Держи.
Она бросила на него неодобрительный взгляд:
– Не хочешь пить один?
– Я спокойно могу пить один. Тебе надо расслабиться.
– Не люблю виски.
– Чего-нибудь другого налить?
Лили долго смотрела в стакан, наконец, глотнула и сморщилась:
– Ужас. Как ты его пьешь?
Марти пожал плечами:
– Надо привыкнуть.
Она опять осторожно глотнула.
– У Мори виски лучше. Все равно противное, но лучше. Это дешевое, да?
Он слегка улыбнулся:
– Угу.
Лили кивнула, встала, исчезла на кухне, вынесла через пару минут полбутылки двадцатипятилетнего «Болвени».
Марти изумленно разинул рот.
– Боже, знаешь, сколько это стоит?
– Разве поэтому нам нельзя его выпить? Думаешь, можно выставить полупустую бутылку на распродажу по Интернету?
Неизвестно, чему удивляться – то ли тому, что Лили жертвует скотч ценой в двести долларов, то ли что ей известно о распродажах по Интернету.
Они молча сидели, попивая виски, глядя в немой телевизор. Марти несколько раз сморгнул, убежденный, что видит галлюцинацию, но улыбающаяся физиономия не исчезала.
– Эй, да это ведь Джек! Включи звук…
Лили схватила пульт дистанционного управления и выключила телевизор.
– Стой! – Марти снова нажал на кнопку, оживил экран, с любопытством разглядывая трогательные рекламные картинки.
Джек помогает пострадавшему на месте автомобильной аварии, Джек беседует с рабочими на строительной площадке, серьезный озабоченный Джек у больничной койки, наконец, энергичный харизматический Джек в суде, и голос диктора: «Вам нужен адвокат? Обращайтесь к Джеку Гилберту, который всегда держит нос по ветру. Звоните по телефону 1-800-555-5225. Не оставайтесь с носом!»
– Шлок,[23] – пробормотала Лили.
– Не знаю. По-моему, ничего.
Лили хмыкнула.
– Раньше ты никогда его шлоком не называла. Напротив, гордилась.
– Раньше он был моим сыном, – отрезала она.
Марти вздохнул. Из уважения к памяти Мори решил выйти из небытия, всеми силами помочь Лили. Так хотела бы Ханна. Но он вовсе не намерен вечно этим заниматься, поэтому надо покончить с бессмысленной феодальной семейной враждой. Черт побери, пускай Джек позаботится о родной матери.
– Господи Иисусе, Лили, ты самая упрямая женщина на планете.
– Зачем так говоришь? Зачем поминаешь Иисуса? Хорошо знаешь, я этого не люблю.
– Да ладно тебе. Для нас, евреев, имя Иисуса ничего не значит.
– Для кого-то что-то значит. Прояви хоть какое-нибудь уважение.
Он набрал полную грудь воздуху.
– Хорошо, не буду поминать, если ты перестанешь увиливать от темы. Лили, у нас кончаются Гилберты. Остались только вы с Джеком, пора бы тебе закопать в землю меч. Ну, женился на иноверке, и что? Вы с Мори в храм никогда не ходили. Почему тебя так возмущает, что его жена лютеранка?
Лили недоверчиво на него покосилась:
– Неужели действительно думаешь, будто в этом дело?
– А в чем?
– Фу. Ничего не понял. Даже не старался понять. В отставке слишком занят делами.
Марти заскрипел зубами, прежде чем сумел достойно ответить:
– Только не надо меня обвинять. Мы с Джеком долго не виделись, Ханна ему звонила, он бросал трубку, поэтому я спросил Мори, что происходит. Он сказал: Джек женился на лютеранке, говорить больше не о чем. Точка. Приблизительно через неделю Ханна была убита, ты уж меня извини, черт возьми, что я дальше не стал разбираться.
Он глубоко дышал, разглядывая бутылку виски. По прикидке, каждая порция долларов десять. Даже совестно тратить такие деньги на поездку в желанное кратковременное забвение.
– Пей, – предложила Лили. – Лучше умереть от цирроза печени, чем от язвы желудка после твоих дешевых помоев.
Если думает, что его надо дважды просить, то совсем из ума выжила. Марти схватил бутылку и налил стакан, мечтая погрузиться во тьму.
Лили проследила за долгим глотком.
– Хочешь знать насчет Джека?
– Конечно. Почему бы и нет?
Она кивнула, откинулась на спинку дивана, ноги оторвались от пола, торча вперед, как у старенькой девочки.
– Помнишь, он каждый день приходил обедать. До шлоковой рекламы, когда я еще могла говорить людям, что мой сын адвокат, а не стыдилась клоуна на телевизионном экране. В один прекрасный день все кончилось. Исчез с лица земли. Ничего – ни звонков, ни обедов. Звоню в офис – разговариваю с автоответчиком, звоню домой – разговариваю с другим автоответчиком. Мори сказал, что они поскандалили.
– Из-за чего?
– Кто знает? Отцы часто ссорятся с сыновьями. Так и раньше бывало. Не общались какое-то время, пока не забудут о глупостях, которые наговорили друг другу в безумии, на том и кончалось. А в тот раз не кончилось. По почте пришла фотография, где этот здоровенный шлок стоит на коленях среди девочек в белых платьицах и мальчиков в черных костюмчиках перед крестом с прибитым к нему бедным мертвым евреем.
Марти заморгал, задумавшись, не окончательно ли последняя порция виски спалила мозги, потому что чего-то решительно не понимал.
– О чем ты говоришь? Какая фотография?
Лили пропустила вопрос мимо ушей.
– Внизу подпись: Джек Гилберт, первое причастие, какая-то там лютеранская церковь, не помню названия.