творным восхищением. Бад на втором курсе выбрал специализацию: довоенные комиксы и мультфильмы. На этой неделе изучали мультики про Попая. Бад прямо-таки влюбился в одноглазого моряка и прожужжал о нем все уши Лену и Барбаре, так что они выучили наизусть песни и диалоги.
– Я бравый моряк Попай, я бравый моряк Попай! Я плаваю в лодке с кривоногой красоткой, я бравый моряк Попай!
Под общий смех Пэгги неуверенно улыбнулась. Бад убрал руку с ее коленки, машина завизжала на повороте, и Пэгги ударилась о дверцу. Холодный ветер грубо дохнул ей в лицо, и она зажмурилась. 110 миль в час, 115, 120.
СЕНТ-ЛУИС – 3 МИЛИ
«Будь осторожна, дорогая».
Попай игриво выпучил глаз.
– Ах, Олив Ойл, моя милашка!.. – И легонько пихнул ее локтем. – Ты будешь Олив Ойл, поняла?
Пэгги опять смущенно улыбнулась:
– Нет, я не могу…
– Будешь!
На заднем сиденье, изображая Вимпи, объявили:
– Во вторник я охотно заплачу за гамбургер, что нынче проглочу.
Три громких голоса и один слабый грянули сквозь завывания ветра:
– Я сража-а-аюсь как лев, шпина-а-ата поев, я бравый моряк Попай! Пум-пум!
– Я ем, что я ем, на зависть вам всем, – сипло повторил Попай и положил руку на скрытое под желтой юбкой колено Олив Ойл. Сзади двое из квартета вернулись к оживленному страгу.
СЕНТ-ЛУИС – 1 МИЛЯ
Черная машина с ревом неслась по темным предместьям.
– Приготовить фильтры! – выкрикнул Бад.
Все достали и надели пластиковые ротоносовые маски.
НЕ ВАЖНО, СТАР ТЫ ИЛИ МОЛОД,
ФИЛЬТРУЙ БАЗАР[8], ПРИЕХАВ В ГОРОД!
– Тебе понравятся чумовые танцы! – сквозь свист ветра проорал Бад. – Это потрясно!
Пэгги задрожала, но не из-за ветра или ночного холода. «Помни, дорогая, что в нашем мире много ужасных вещей. Держись от них подальше!»
– Может, поедем в какое-нибудь другое место? – спросила Пэгги, но ее вряд ли кто услышал, потому что Бад снова запел:
– Я плаваю в лодке с кривоногой красоткой!
Она снова почувствовала его руку на своей коленке, а на заднем сиденье усердно предавались страсти уже без всяких поцелуев.
Танец мертвецов. От этих слов внутри у Пэгги все заледенело.
СЕНТ-ЛУИС
Черная машина мчалась среди развалин.
Это была обитель дыма и вульгарных удовольствий. Воздух наполнился голосами веселящихся людей и визгом духовых инструментов, пробивавшихся сквозь общую неразбериху музыки – музыки 1997 года, неистовства болезненных, лишенных гармонии звуков. Танцующие топтались на крохотной открытой площадке и терлись телами друг о друга. Паутина грохочущих звуков опутывала их. Они распевали:
Бей меня, терзай, души!
Все, что нужно для души!
Унижай, топчи, круши!
Милый, милый, милый, будь чудовищем!
Развалины, вместо того чтобы рушиться и осыпаться, служили оградой танцплощадке.
О мой милый, будь, будь, будь, будь чудовищем!
– Ну и как тебе здесь нравится, Олив Ойл, моя любойл? – спросил Попай с блеском в глазах, пока они разыскивали официанта. – Ничего похожего на Сайксвилл, правда?
Пэгги улыбнулась, но ее пальцы в ладони у Бада онемели. Когда они проходили мимо тускло освещенного стола, невидимая рука скользнула по ее бедру. Она отшатнулась и больно ударилась о чье-то колено по другую сторону узкого прохода. Спотыкаясь и поскальзываясь, прошла через задымленный, душный зал, чувствуя на себе десятки раздевающих, ощупывающих взглядов. Бад снова дернул Пэгги за руку, и у нее задрожали губы.
– Здорово, да? – с довольным видом сказал Бад, когда они нашли свободные места. – Прямо напротив сцены!
Из облака сигаретного дыма вынырнул официант и склонился над их столом, держа карандаш наготове.
– Что будете? – прорвался сквозь какофонию его вопрос.
– Виски с содовой, – заказали в один голос Бад и Лен, а затем обернулись к своим подружкам.
– Что будете? – словно эхо повторили их губы слова официанта.
– «Зеленое болото», – сказала Барбара, и Лен передал дальше:
– «Зеленое болото» сюда.
Джин, «Кровь вторжения» (ром 1997 года изготовления), лаймовый сок, сахар, веточка мяты, колотый лед – очень популярный у студенток колледжа коктейль.
– А ты, детка? – спросил свою подружку Бад.
Пэгги улыбнулась.
– Мне просто имбирный эль, – хрупко прозвучал среди грохота и дыма ее дрожащий голосок.
– Что? – переспросил Бад, и официант тут же проорал:
– Еще раз! Ничего не слышно!
– Имбирный эль.
– Что?
– Имбирный эль!
– Имбирный эль! – крикнул Лен так, что его едва не расслышал барабанщик выступающей группы.
Он ударил кулаком по столу. Раз… два… три.
Хор:
Имбирный эль, двенадцати лет,
Шел в церковь и не ведал бед,
Как вдруг его…
– Поживее! – рявкнул официант. – Делайте заказ, ребятки, я очень занят!
– Два виски с содовой и два «Зеленых болота»! – пропел Лен, и официант скрылся в клубящемся тумане.
Юное сердце Пэгги беспомощно забилось. «Главное, ничего не пей, когда пойдешь на свидание. Обещай мне, дорогая! Ты должна мне пообещать!» Она попыталась выбросить из головы родительские наставления.
– Тебе здесь нравится, детка? Чумовое[9] место, правда? – выпалил раскрасневшийся, довольный Бад.
Пэгги ответила Баду неуверенной вежливой улыбкой. Она наклонила голову и перевела взгляд на сцену. «Чумовое». Это слово царапало ей сердце. Чумовой, чумовые.
Сцена вдавалась в зал полукругом радиусом в пять ярдов. Ее ограждали перила высотой по пояс. По краям висели два фиолетовых прожектора, сейчас отключенных. «Фиолетовое на белом», – мелькнула в голове мысль. «Дорогая, одного бизнес-колледжа в Сайксвилле будет недостаточно. Я хочу, чтобы ты изучала искусство в университете».
Рука официанта, словно бы отделенная от тела, поставила перед Пэгги стакан с ядовито-зеленой жидкостью. Алле-гоп! – и рука исчезла. Пэгги вгляделась в грязно-зеленую болотную глубину и всплывающие на поверхность кусочки льда.
– Тост! – объявил Бад. – Подними свой стакан, Пэг!
Они дружно чокнулись.
– За первобытную страсть, – сказал Бад.
– За половую невоздержанность, – подхватил Лен.
– За безумство плоти, – прибавила Барбара.
Все выжидающе посмотрели на Пэгги. Но та не догадывалась, чего они ждут.
– Твоя очередь, – строго проговорил Бад, раздосадованный непонятливостью новенькой.
– За… нас, – нерешительно закончила она.
– Как оригина-а-ально! – съязвила Барбара, и щеки Пэгги обдало жаром.
Никто этого не заметил, потому что трое Молодых Американцев, Которым Принадлежит Будущее, с жадностью набросились на свои напитки. Пэгги барабанила пальцами по ободку стакана, улыбка прилипла к губам, не привыкшим бессмысленно улыбаться.
– Давай, детка, выпей! – крикнул Бад, отделенный от нее громадным расстоянием в один фут.
– Попробуй, крошка, – рассеянно предложил Лен, пальцы которого уже снова искали мягкое бедро. И нашли его под столом, мягкое, с нетерпением ждущее бедро.
Пэгги не хотела пить, боялась пить. Слова матери продолжали стучать в голове: «Никогда не пей на свидании, дорогая, никогда!» Она приподняла стакан.
– Помоги мне, дядюшка Бадди.
Дядюшка Бадди пододвинулся ближе, пары́ виски витали над его головой. Дядюшка Бадди поднес холодный стакан к дрожащим юным губам:
– Давай, Олив Ойл! Открой клапан!
Она закашлялась и забрызгала подол платья каплями «Зеленого болота». Обжигающая жидкость потекла в желудок, рассылая искры огня по венам.
Бум-бах-трах-тарарах-бабах! Барабанщик поднес чашу милосердия тому, что в древние времена называлось вальсом влюбленных. Свет погас, и теперь Пэгги, с выступившими на глазах от кашля слезами, сидела в темном задымленном подвале ночного клуба.
Бад крепко сжал ее плечо, привлек к себе и прижался горячим влажным ртом к ее губам. Она дернулась, но в этот момент вспыхнули фиолетовые прожекторы, и пятнистое лицо Бада отодвинулось.
– Я буду сражаться до конца, – пробормотал он и потянулся к своему стакану.
– Эй, даешь чумовых! Чумовых на сцену! – восклицал Лен, опустив нетерпеливые руки.
Сердце Пэгги подскочило, она готова была с криком броситься прочь из темного задымленного зала, но рука второкурсника удержала ее на месте. Побледнев от страха, девушка увидела, как на сцене появился мужчина. Он подошел к микрофону, и тот, словно гигантский паук, наклонился к нему.
– Прошу уделить мне немного вашего внимания, леди и джентльмены, – сказал мужчина замогильным голосом, и мрачный взгляд заскользил по залу, словно выбирая жертву.
Пэгги задышала чаще и почувствовала, как согревающая болотно-зеленая жидкость растекается в груди и животе. Она заморгала; голова закружилась. «Мамочка! – вырвались из клетки разума испуганные слова. – Мамочка, верни меня домой!»
– Как вы сами знаете, зрелище, которое вам предстоит увидеть, не предназначено для людей с тонкой кожей и слабыми нервами. – Говорящий тонул в своих словах, как корова в трясине. – Позвольте предупредить тех, кто лишь притворяется, что хорошо владеет собой: вам лучше покинуть зал. Мы не несем ответственности за последствия. Мы даже не вызовем врача.
Никто не рассмеялся одобрительно в ответ.
– Кончай уже свою болтовню и вали со сцены, – пробубнил под нос Лен.
У Пэгги еще сильней задрожали пальцы.
– Как вам известно, – продолжал мужчина с заученной торжественностью, – мы предлагаем вашему вниманию не чудо, а строго научное явление.
– Чумовым закон не писан! – вскричали Бад и Лен с безрассудством голодных собак, пускающих слюни от одного лишь звука колокольчика.
К 1997 году общество вернулось к жестким нормам, требующим строгого следования катехизису. Лазейка в законе позволяла устраивать ЧУМ-шоу, преподнося его как достижение науки. Однако через эту юридическую щель полились такие злоупотребления, что закон уже никого не интересовал. Слабое правительство было радо хотя бы тому, что нарушителей удается как-то обуздывать.