Фарид забрал конверт, не глядя ей в глаза, и наконец ушел.
Би Джаан размазывала слезы по морщинистому лицу тыльной стороной ладони и смотрела на хозяйку с молчаливым презрением.
– Я предупреждала, – сказала Наурин, скрипя зубами.
– Я делаю то, что должна, – глухо проговорила Би Джаан. – Я хотела защитить Сорайю.
Внезапно телефон в руке Наурин мягко завибрировал. Она с удивлением открыла сообщение от Салмана: «Долли случайно ударила горничную. Но, если что, с ней все в порядке. Нам стоит прекратить?»
Наурин торопливо напечатала ответное «нет» и, отослав сообщение, тут же погасила экран.
– Вы должны понимать, – умоляюще произнесла Би Джаан, – она дочь моего брата. На смертном одре он взял с меня обещание, что я позабочусь о двух его детях. Я должна защищать их от любого вреда.
Наурин схватила ее за руку и грубо потащила на кухню. Старая экономка застонала от боли, потрясенная такой жестокостью.
– Я же говорила: доверься мне. Никто никому не причиняет вреда! – выплюнула Наурин, распахивая дверь своей просторной кухни и заталкивая туда Би Джаан. – Говорила же? Неужели так сложно делать, что велят? Видимо, мне придется взять ситуацию в руки.
Наурин хлопнула дверью и спешно заперла ее на ключ, чтобы Би Джаан не успела толкнуть ее с той стороны. Игнорируя громкие удары в дверь, она прокралась обратно в салон и присела рядом с мужем.
– Поднимайся… – прошептала она, постучав пальцем по его бедру. – Твоя очередь. Не обращай внимания на то, что творится на кухне. Я просто заперла ее, чтобы нам не мешали. Не хочу, чтобы слуги что-то прознали.
– Нури, – негромко произнес Асфанд, когда грохот о кухонную дверь стих, – ты выжила из ума. Как ты можешь что-либо скрывать от Би Джаан, когда Сорайя находится в комнате Назии?
– Все в порядке? – спросила Долли с другого конца салона. Она аккуратно отломила несколько кусочков от роти и с огромным удовольствием макнула их в большую тарелку саага. Фарид сидел рядом с ней, напевая старую песню Шамим Ара[14] и не попадая в ноты.
– О да! – оскалилась Наурин. – Я просто говорила Асфанду, что его очередь идти наверх.
– Лучше поторопись, – упрекнула его Парвин. – А то такими темпами мы тут всю ночь проторчим.
– Давайте постараемся максимально сократить наши сеансы, – предложил Салим, громко зевая. – Я далеко живу.
– Ах да… – пробормотала Сабин, бросив на отца сердитый взгляд. – Где ты сейчас живешь? Я понятия не имею, ведь меня ни разу не приглашали поглядеть на дом родного отца.
Салим повесил голову и сжал виски пальцами, избегая и вопроса дочери, и ее грозного взгляда.
– Не глупи, Салим! – засмеялась Долли. – Салман не может контролировать длительность сеанса. Все зависит от того, насколько быстро его клиент прозреет.
Фарид активно закивал, будто слова жены были самым что ни на есть неоспоримым фактом.
– Кажется, вы двое внезапно уверовали в способности этого Салмана, – поддразнила их Парвин. – Интересно, что он делает с людьми в той комнате. Звучит так, словно это лучше даже самого хорошего секса.
Сабин, недовольная этим саркастичным замечанием, хмуро взглянула на Пино. С облегчением осознав, что гнев дочери сместился на кого-то другого, Салим снова поднял голову и улыбнулся.
– Судя по всему, мне пора это выяснить, – сказал Асфанд, поднимаясь с дивана и нетвердой походкой направляясь к выходу.
– Вайзе, Нури, – сказала Парвин, отставляя пустую тарелку на стол и вытирая руки салфеткой, – как у вас нынче дела с Асфандом? Я заметила ваши постоянные хус-фус сегодня. Кажется, вы очень увлечены друг другом.
Наурин фыркнула, успокоенная тем, что Парвин спутала их тихую перебранку с воркованием счастливых супругов.
– Соглашусь с Пино! – хихикнула Долли. – Хорошо, что вы двое так отлично ладите.
– Если честно, как минимум половина из этого – моя заслуга, – пошутила Парвин.
– Да что ты?! – наигранно удивилась Наурин.
– Конечно. Когда я увезла отсюда Сабин, у вас стало на одну головную боль меньше. А теперь, когда почила Назия, у вас будет сколько угодно времени, чтобы снова влюбиться друг в друга.
– Не думай, что тебя так быстро простят за то, что ты забрала у нас Сабин, – сказала Наурин, изо всех сил стараясь выглядеть собранной.
– Ача, а кто сказал, что тебе решать, простят меня или нет? Когда ты вообще хоть что-то сама решала? Даже сегодня исполняешь приказы сестры. А она ведь всегда принимала именно такие решения, которые играли лишь тебе на руку. А ты молча стояла в сторонке, пока она делала тебе одолжение за одолжением.
– Пино, давай не будем переходить на личности, – попросила Наурин с оттенком сухой иронии.
– Почему нет? – возмутилась в ответ Парвин, все еще до глубины души задетая попытками Наурин поссорить ее с Сабин. – Нет, правда, почему нет?
– Тетя Пино, – выпалила, вскочив, Сабин, – как ты можешь быть такой бестактной?! Я отказываюсь находиться с тобой в одной комнате. Пойду вниз, в гостиную, подальше от твоих язвительных замечаний о тете и маме.
– Кому-то стало внезапно не плевать на мать и тетку? – фыркнула Парвин в спину девушке, спешно покидающей комнату. – Я удивлена.
– Оставь, Пино, – произнес Салим, мягко сжимая ее колено. Она обернулась к нему, смахнула с ресниц слезинку и затихла.
– Нури, – сказала Долли, поднимаясь со стула, – если мы с Фаридом больше не нужны, мы можем ехать?
– Конечно, – ответила Наурин, вставая с дивана, чтобы обнять их обоих. – Спасибо, что пришли. Назия оценила бы все, что вы для нее сделали…
– Не благодари нас, – перебил ее Фарид, качая головой и глядя на жену с блеском во взгляде. – Это мы с Долли будем всегда благодарны за то, что Назия сделала для нас сегодня.
Долли повернулась к нему и просияла. Покидая дом Наурин, она была уверена, что все еще любит его, несмотря на то, что время от времени они воюют и разделяют общую одержимость Назией.
Когда они сели в машину, Фарид показал ей одно из последних сообщений, что ему отправила Назия. Дрожащими руками она забрала у него телефон и прочла с экрана: «Все кончено, Фарид. Ты разрушил то, что было у меня с Долли, и запятнал то немногое, что было у нас с тобой. Оставь меня в покое».
Показывая эсэмэску, Фарид безмолвно признавался в своих ошибках той, кто, он был уверен, поймет всю его боль. А Долли, глядя на это сообщение, боролась с желанием рассказать ему о своем недолгом романе с Назией, их общей любви. Хотя ей многим хотелось поделиться, она боялась, что Фарид уже и так все знает.
Он вставил ключ в зажигание и сдал назад, выезжая на бульвар Сансет. От повисшего молчания Фариду стало не по себе, и он сосредоточился на обгоне бензовозов и десятиколесных грузовиков, курсировавших по дороге в сторону Май Колачи и порта.
Долли нарушила тишину:
– Давай свернем на Гизри? Быстрее будем дома.
– И то верно, – согласился он, сбитый с толку ее спокойной реакцией на его молчаливое признание.
– Можно я удалю сообщение? – произнесла она таким тоном, что просьба прозвучала как предложение заключить перемирие. – Я… не узнала из него ничего нового.
Фарид кивнул, ведя машину по эстакаде Гизри и с облегчением понимая, что до дома осталось всего несколько минут.
– Деньги у тебя в сумочке? – спросил он, когда чуть погодя они сели на кушетку на веранде.
– Да, – сказала Долли, вытягивая из сумочки два конверта и помахивая ими в воздухе.
– Пересчитай и припрячь их в надежном месте.
Долли вскрыла конверт, адресованный ей, и нашла там лишь аккуратно сложенный листок бумаги. Она проверила конверт, проведя внутри пальцем. Растерявшись, Долли озадаченно взглянула на мужа, будто надеясь, что он объяснит, как деньги выпали из запечатанного конверта. Но Фарид уже включил телевизор и с ногами ушел в ток-шоу, где бурно обсуждалась новая сделка Пакистана с Международным валютным фондом.
– Как странно… – сказала Долли. – В этом конверте пусто, только лежит листок бумаги.
Фарид выключил телевизор, ворчливо вздохнул и изумленно изогнул брови. Долли разорвала второй конверт и уронила челюсть, когда оттуда выпал точно такой же листок бумаги.
– Очень странно, – произнес Фарид. – А там что-нибудь написано?
– Кажется, то же самое, – сказала она, спешно надевая очки и внимательно пробегая взглядом по строчкам по несколько раз, вертя головой то вправо, то влево. С каждой секундой выражение ее лица становилось все более мрачным и натянутым.
– Что там написано? – переспросил Фарид. – Это почерк Назии?
На губах жены играла еле заметная улыбка, когда она протянула ему письмо:
– Фарид, думаю, тебе стоит это прочесть.
Он прочитал письмо и сердито нахмурился:
– Что это вообще значит?!
А Долли воздела руки к небу и поаплодировала подруге.
– Отлично сыграно, Назия. Отлично сыграно… – прошептала она и рассмеялась. Однако смех этот был полон тоски.
Когда Асфанд ввалился в комнату Назии, Салман немедленно ощутил его страх. Пот блестел на лбу мужчины и стекал до самого подбородка. Вид Сорайи, лежащей на кровати, только сильнее выбил его из колеи. Но Салман знал, как помочь ему постепенно расслабиться. Используя силу внушения, нужно ловко втянуть его в добродушную беседу о Назии, а затем вывести его на разговор о боли от утраты близкого человека.
– Сорайя жива, – заверил он Асфанда.
– Я знаю.
– Вас пугают мертвые тела? – спросил Салман, похлопывая пациента по плечу.
– А вас – нет?
– Нет; я пережил много потерь на своем веку, – мрачно отозвался гипнотизер. – Мертвые тела меня не пугают. А вот живые люди – да.
– Полагаю, вид тела напоминает нам о том, что мы потеряли, – сказал Асфанд.
– Это вы чувствовали пару дней назад, когда хоронили Назию? – осведомился Салман мягким тоном, безупречно заточенным под то, чтобы завоевать доверие Асфанда.