– Да? Откуда вы знаете? Наурин вам сама говорит об этом?
– В этом нет необходимости, – Асфанд прочистил горло. – Я просто знаю.
– Вы рассказываете Ну… Наурин о дружбе ее сестры с Долли? – Салман надеялся получить более внятный ответ, сколь бы ни был деликатен вопрос.
– Нет! – твердо заявил тот, впиваясь ногтями в простыни. – Я не хочу ее расстраивать. Но зато рассказываю ей, что я ездил к начальнику ее сестры: поговорить о неприемлемом рабочем графике Назии.
– Как она реагирует на ваше вмешательство?
– Нури продолжает бранить меня за то, что я слишком интересуюсь Назией. «Ты одержим моей сестрой! – кричит она на меня в тот вечер. – Почему бы тебе не заняться собственными делами? Дай ей спокойно строить свою жизнь дальше». Я заверяю ее, что руководствуюсь исключительно интересами нашей семьи, но ее это не убеждает. С этого дня я решаю больше не жаловаться жене. И поэтому она так и не узнает о том, что Назия крутит интрижку с Фаридом.
Салман беспокойно кивал, слушая рассказ Асфанда. В гипнотическом трансе каждый из гостей Назии открыл ему кусок своего прошлого. Хотя Наранг сперва и не понимал этого, перед ним, складываясь из осколков их воспоминаний, постепенно разворачивалась уже знакомая ему история презираемой многими женщины. Эту же историю он уже слышал от Назии, вот только тогда виноватой всегда выглядела она сама. Назия так корила себя, что Салману казалось, будто на ее совести множество разрушенных судеб. Но теперь, когда он порылся в головах ее случайных жертв, он задумался: а была ли Назия на самом деле виновата во всех их несчастьях? Демоны, что преследовали ее гостей, были практически не связаны с ее поступками. Эти люди с головой тонули в собственных слабостях, над которыми Назия была не властна.
– Вы что-то говорите Назии, когда узнаете об ее отношениях с Фаридом? – спросил Салман, невольно косясь на часы.
– Только что я знаю о них с Фаридом.
Услышав это малоубедительное утверждение, гипнотизер нахмурился.
– Она спрашивает вас, как вы узнали об их романе?
– Она и так это знает. Следующие несколько дней она активно меня избегает. Полагаю, боится, что я начну расспрашивать о ее отношениях с Долли и Фаридом. Но у меня нет к ней вопросов. Более того, я даже не осуждаю ее за принятые решения. К сожалению, чтобы понять это, ей требуется некоторое время.
– Давайте вернемся в тот момент, когда Назия понимает, что неверно истолковала ваши намерения. Что вы можете мне рассказать об этом дне?
Брови Асфанда дернулись, ноздри раздулись – он тихонько вздохнул. Его разум рисовал портрет Назии в белом шальвар-камиз, с волосами, заплетенными в косу. Она сидела на диване в гостиной второго этажа, потягивая зеленый чай и листая то ли газету, то ли какой-то журнал, как делала каждый вечер после того, как Сабин засыпала. Дверь в ее комнату стояла нараспашку, чтобы она могла приглядывать за дочкой. На завтра был намечен запуск ее книги, и Асфанд чувствовал, что Назия нервничает. Тем утром ее новую книгу, «Стыд Сатаны», в пух и прах разнесли в прессе: критик-мужчина писал, что она изображает женщин святыми, а мужчин жестоко распинает за то, что те якобы отбирают у женщин даже самые маленькие радости. Назия кривила лицо, пока читала эту рецензию. Асфанд понял, что она злится и, если он подойдет к ней, станет на него ворчать.
– Я подхожу к Назии… – нарочито медленно произнес Асфанд и даже поднял руку, чтобы подчеркнуть сказанное. – Кажется, она удивлена. «Пришел меня отчитать? Или обвинить в очередной ошибке?» Я вытаскиваю из кармана пачку сигарет и предлагаю ей. Сперва она не знает, как реагировать на этот жест. Я заверяю ее, что я здесь не для того, чтобы в очередной раз ссориться. Со слабой улыбкой она прикуривает, затягивается и стряхивает пепел в пустую кофейную кружку. «С чего это ты вдруг такой любезный?» – спрашивает она, когда запах дыма насквозь пропитывает мою гостиную. «А чего ты такая подозрительная?» – парирую я, осторожно придвигаясь ближе к ней на диване. «Вот поэтому! – Назия швыряет мне газету. – Все вы, мужчины, одинаковы». Она поднимается с дивана и отходит к окну.
– Что происходит дальше?
– Я говорю ей, что прочел рецензию. Заверяю ее, что ей не о чем беспокоиться. «Этот критик просто не понял книгу, – говорю я ей. – Полагаю, ему неведомо, насколько реалистичны описанные в ней ситуации». Назия отворачивается от окна и глядит на меня недоверчиво: «А откуда тебе известно, какие ситуации я описала?» Я откидываюсь на диванную подушку и усмехаюсь: «Прочел во вступительном слове. Откуда еще мне все это знать?» Озадаченная, она быстро подходит ко мне. «Ты читаешь мои книги?!» «Конечно, читаю, – заявляю я, разумеется, надеясь расположить ее к себе своей искренностью. – Я читал их все». «Я тебе не верю. Даже Нури их все не читала».
– Вы правда читали все книги Назии? – поинтересовался Салман. Ему не терпелось узнать, не солгал ли Асфанд свояченице.
– Да. Нури всегда покупает по два экземпляра каждой, чтобы показать, что поддерживает сестру, – несмотря на то, что считает ее романы излишне рассудочными, а слог слабым. Она выделила для этих томов особый шкаф и старается с энтузиазмом говорить о творчестве сестры. Но сомневаюсь, что она заметит, если какая-нибудь из книг вдруг пропадет. Я читаю их по ночам, когда Нури уже спит.
– Ясно, – сказал Салман, удовлетворившись ответом. – Как Назия реагирует, когда слышит от вас это?
– Она в шоке. Мы проводим целый час, обсуждая ее персонажей. Той ночью мне спится спокойней, потому что я унял ее тревоги относительно запуска книги. Тем не менее я суеверен относительно нашей взаимной симпатии и хочу сохранить ее в тайне, в особенности от жены. Поэтому делаю вид, что у нас все по-прежнему, не давая Нури понять, что у нас с Назией произошло что-то вроде химической реакции. Днем я критикую свояченицу перед Нури, а мои ночи становятся менее одинокими благодаря завязавшейся между нами дружбе. Назия сбита с толку изменчивой природой наших отношений, отчего у нее появляется еще одна причина мне не доверять. Но со временем она начинает понимать, что ее такое положение дел тоже устраивает.
– Почему?
– Чем надежнее мы держим нашу дружбу в секрете, тем меньше это ранит Нури.
Салман нахмурил брови, слегка сбитый с толку логикой Асфанда. Если бы он прошел школу этикета здоровых отношений под руководством женщины вроде Азифы, ему бы не понадобилось быть таким осмотрительным. «Секреты между партнерами только рушат их отношения», – говорила она Салману. Тем не менее сама Азифа, кажется, находила утешение в собственных секретах, баюкала их, как детей, и прятала от него боль, что они ей приносили, потому что боялась его расстроить. Слушая рассказ Асфанда, Салман невольно вспомнил, как решение Азифы не жаловаться на долю жены неудачника, который едва сводит концы с концами, нанесло им обоим непоправимый урон.
Он сменил тему:
– Что вы с Назией делаете каждую ночь?
– Разговариваем. Она рассказывает про свой шаткий брак с Салимом, о проблемах с Сабин. «Она то и дело выкидывает какие-то фокусы, чтобы привлечь внимание. Даже учителя уже волнуются». Я спрашиваю, требуется ли от меня какая-либо помощь, но она не позволяет мне вмешиваться. «Сабин скучает по отцу. Я не хочу, чтобы она думала, что кто-то хочет занять его место». Мне не хватает духу сказать, что Сабин гневно зыркает на меня, стоит ей меня увидеть. Очевидно, девочка понимает, что между мной и ее матерью установилась глубокая запретная связь. Однажды она застает нас в салоне, видит, как мы украдкой целуемся. И, хотя понимает, что я ее заметил, не говорит ни слова ни мне, ни Назии.
– Вы с Назией спите вместе?
– Да, – признает Асфанд без колебаний и не боясь последствий. – Все начинается одной зимней ночью, когда мы уже решаем попрощаться на ночь, обняться и разойтись по комнатам. Но по какой-то причине никак не можем отпустить друг друга. Нас будто связывают невидимыми путами, утягивают в неизведанные территории, которые нам обоим не терпится изучить. Мы идем в гостевую комнату, там ложимся на постель и занимаемся любовью, страстной, неистовой – такой, какой у меня никогда не было с Нури. И остаемся там, пока из громкоговорителей соседней мечети не начинает доноситься утренний азан. И с этого дня наши полуночные дискуссии время от времени разбавляются сексом. Иногда кажется, словно и наши тела ведут глубокую беседу. Это магия, загадочное притяжение.
– Понятно. Наурин узнает об этом?
– Она узнает о наших полуночных разговорах, – с облегчением в голосе ответил Асфанд. – Однажды ночью я вижу ее поднимающейся по лестнице в три часа ночи. «Ты чего не спишь? – спрашиваю я. – Мы с Назией тут просто… разговариваем». Нури выглядит озадаченной. «Я встала попить воды, – мямлит она, – и заметила, что тебя нет в кровати…» Назия встает с дивана и объясняет сестре, что ей срочно надо было обсудить с кем-нибудь свою книгу. «Могла бы разбудить меня, Назия-апа», – говорит Нури. «Я не хотела тебя тревожить», – отвечает Назия. После этого моя жена больше ни разу к нам не поднимается, хотя я знаю, что она не спит и мерит шагами спальню. Мы с Нури никогда не обсуждаем те ночи, которые я провожу с Назией, даже когда по району начинают ползти слухи о нашей запретной дружбе.
– Как это случается?
– Как-то ночью нашей соседке не спится. Она достает бинокль, чтобы попытаться высмотреть Полярную звезду в ночном небе Карачи, – странно пытаться таким образом уснуть, но мадам Имдад всегда была довольно эксцентричной. Так получается, что ее бинокль не сдвигается дальше окна нашей гостевой комнаты. Мы с Назией всегда обязательно проверяем, задернуты ли шторы, и лишь в ту ночь забываем их задернуть. Нури узнает обо всем от мадам Имдад, но возмущенно отмахивается от этих слухов.
– Почему Наурин ничего не говорит? – спросил Салман, скорее взволнованный, чем изумленный ее решением и дальше закрывать на все глаза.
– Я не знаю. И, честно говоря, мне все равно. Я слишк