при этом раздувались.
Женя подумала, что, будь у нее в руках пистолет, она, не раздумывая, выпустила бы в эту беременную Клару всю обойму.
– Увидите в свое время.
– И когда вы узнали об этом завещании?
– На днях, – не раздумывая, произнесла Клара и, забывшись, принялась скидывать с себя шубу.
Вероятно, ей тоже было не по себе. Стянула и берет, поправила волосы. Она была нежная и милая, розовая помада и румяна придавали ее лицу особое очарование.
Женя подумала, что Эмма ненавидит ее уже за ее молодость и красоту, не говоря о прочих ее достоинствах и преимуществах перед ней. В особенности ее наверняка угнетала завидная беременность Клары.
– Зачем вы здесь? – спросила Эмма ледяным тоном.
– Ну, во-первых, хотела выразить вам свои соболезнования, – кротко произнесла Клара. – Во-вторых, хотела сказать вам, что в связи с трагическими обстоятельствами разрешаю вам пожить в этом доме еще один месяц. Думаю, вам этого хватит, чтобы собраться… Я так понимаю, что все ценное, что здесь было, вы уже успели продать… Мне Виктор рассказывал.
В кухне стало так тихо, что слышно было дыхание всех, кто находился там. Никто, никто, конечно же, не ожидал такого цинизма и жестокости от этой молодой, внезапно разбогатевшей беременной женщины.
– Быть может, вы как-то отреагируете? – задрав дерзко голову, сказала Клара.
Под шубой у нее было широкое черное платье с кружевной вставкой на груди. На безымянном пальце блестело обручальное кольцо.
Женя предположила, что Клара нашла это кольцо где-то дома, вероятно оно было куплено Финягиным к свадьбе, которая так и не состоялась.
– Да, отреагирую, пожалуй! – воскликнула Эмма, сорвала с головы полотенце, тряхнула влажными волосами и гневно уставилась на нее. – Пошла вон, гадина!
– Ну уж нет… – Щеки Клары вмиг из розовых стали пунцовыми. – Я приехала с добром. Говорю же, похороны на мне. Еще месяц даю вам на сборы. Ну и раз уж я здесь, то хочу осмотреть дом. Должна же я иметь представление о том, чем теперь владею.
– Нет, вы только посмотрите на нее! – Теперь Эмма чуть не плакала. – Увела у меня мужа, прибрала к рукам все наше имущество, деньги, бизнес… И это ты называешь – приехала с добром? Ты серьезно?
– Эмма! – Женя попробовала усмирить готовую взорваться Эмму. Если она сейчас сорвется и примется оскорблять Клару, то потеряет и без того слабый шанс на то, что та, сменив свой гнев на милость, поделится с ней хотя бы маленькой квартиркой. – Мы все понимаем ваши чувства, но и вы тоже поймите Клару.
Хотя, произнося все это, Женя и сама начала питать к этой молоденькой женщине чувство глубокой неприязни и презрения.
– С вашего позволения, я осмотрю еще раз дом… – сказал Ребров, обращаясь к Эмме. – Так, на всякий случай.
– Вам не кажется, что вы меня, а не эту особу должны спрашивать разрешения? – взвилась Клара.
– Пока что никто не видел завещания, а потому я поступлю так, как считаю нужным. К тому же расследование не закончено, и, кто знает, быть может, скоро мы узнаем имя убийцы вашего сожителя.
Эмма посмотрела на него с благодарностью.
Клара же отреагировала незамедлительно, схватила со стола чашку и бросила ее на плиточный пол. Чашка разлетелась вдребезги.
– На что это вы намекаете? – воскликнула она, стукнув к тому же еще и кулаком по столу. – Что это я убила Витю?
– Если вы знали о завещании, то только у вас был самый мощный мотив, – заметила Тоня.
– Я поняла. Вы все тут сговорились. Это заговор! Ну конечно, я – убийца! Что еще придумаете? Вы, вы все… Вам здесь вообще нечего делать, потому что это теперь мой дом! Я приехала сюда, чтобы мирно поговорить с Эммой, чтобы разрешить ей еще немного пожить здесь, а вы вместо этого смотрите на меня как на врага! Что я вам всем сделала?
– Знаете, – часто задышав, заговорила Эмма в страшном волнении, – я достаточно хорошо знаю… знала своего мужа, чтобы предположить, какой должна быть его избранница. И ты, вероятно, тоже сразу поняла, какой он хочет тебя видеть. Терпилой! Самой настоящей терпилой, забитой и тихой, как мышь, бессловесной тварью. И знаешь почему? Да потому, что и я тоже была такой же. И он просто не успел увидеть в тебе твое настоящее нутро. А ты вовсе и не такая, какой хотела ему казаться. Ты наверняка терпела его грубость и, предполагаю, измены, только бы жить той жизнью, которую обеспечивали его деньги… Да-да, он и тебе, думаю, изменял, потому что он всегда жил так, как ему хочется, ни в чем себе не отказывал. Возможно, страдая от его грубости, ты какое-то время предполагала, что, когда родишь ему ребенка, он женится на тебе и сразу как-то подобреет, станет заботиться о тебе, быть может, запишет одну из своих квартир на твое имя, но потом в какой-то момент ты поняла, что ошибалась в нем. И что, скорее всего, заполучив наследника, он выкинет тебя из своей жизни точно так же, как он поступил со мной. И ты вмиг лишишься и крыши над головой, и денег, и, главное, сына. И он все сделает, чтобы избавиться от тебя, тем более что у тебя, как я поняла, нет ни собственного жилья, ни профессии, ни денег, ничего! Скажи, ты думала об этом?
– Да какая теперь разница, о чем я думала?
– Правильно. Теперь разницы нет. После его смерти, когда ты осознала наконец, что избавилась от этого тирана, от этого мерзкого типа, который относился к тебе как к инкубатору, а иногда как к куску мяса, он же от природы был настоящим насильником и садистом, ты почувствовала настоящее облегчение. Как если бы выздоровела. У тебя и сил прибавилось. Думаю, первое, что ты сделала, – это собрала и спрятала в надежное место все деньги и ценности, что нашлись дома. И это я могу понять, тебе же надо рожать, а потом на что-то растить ребенка. Ты прекрасно знала, что мы с ним не успели развестись и что я – его единственная наследница, и ты размышляла о том, как бы встретиться со мной и поговорить, попытаться разжалобить меня и попросить помочь тебе. Возможно, ты дома репетировала нашу с тобой беседу, плакала, страдала, представляя себе мой отказ, и была в страшном отчаянии. И никто не знает, как бы сложилась твоя дальнейшая судьба, ведь Финягин, верный себе, ни разу не позаботился о тебе, даже жильем не обеспечил, если бы не замаячившее на горизонте завещание, которое, кстати говоря, никто не видел! И вот ты, уже не покорная домашняя курочка, научившаяся глотать все унижения и оскорбления, а прямо-таки беременная тигрица, готовая разорвать каждого, кто стоит на твоем пути. Уверена, у тебя даже тон изменился, и голос стал жирнее и сильнее. И вот ты, чтобы и самой поверить в реальность обрушившегося на твою пустую и безмозглую головку богатства, приезжаешь сюда, чтобы (пощипывая себя для пущей убедительности, что тебе все это не приснилось) осмотреть свои владения. И застаешь здесь всех нас. И, вместо того чтобы испытать неловкость от такого количества людей, ведь ты приехала поиздеваться надо мной, ты, напротив, обрадовалась возможности поиграть на публику, всласть унижая меня… И после этого ты называешь нас заговорщиками? Ты и сама, не понимая, появившись здесь в роли хозяйки дома, выдала себя с головой! Ведь это ты, ты отравила Виктора! Это ты напоила его снотворным, или чем там, не знаю… Он же был любитель выпить, и что тебе стоило сыпануть в бутылку растертые в порошок таблетки?
Клара смотрела на Эмму, часто моргая и не в силах прервать ее яростный монолог.
– Да, Клара, только у вас и был мотив, – чуть слышно, с многозначительным вздохом поддержала Эмму Женя. – Это же очевидно.
Ребров отвернулся к окну, не зная, что и сказать. Женя вдруг поняла, что из кухни исчезла Наташа.
Где она? Что делает? Только ведь была рядом!
Наташу она нашла сидящей в гостиной на толстой медвежьей шкуре перед огромным камином, тем самым, в котором она вчера искала следы пребывания «дезертира», и успела бы изучить его содержимое досконально, не услышь испуганный крик Тони в передней…
– Я потеряла тебя. – Женя опустилась рядом с ней. – Слышала, какой там скандал разразился?
– Да слышала… Но эта беременная… Надо же, труп ее благодетеля еще не успел остыть, а она уже прикатила осмотреть дом, как будто бы ей больше нечего делать. Разве она не понимала, как ее здесь встретят? Приехала, чтобы причинить боль этой несчастной вдове. Вот Эмма – настоящая вдова. А эта…
– Ее зовут Клара.
– Клара… Карл у Клары… Хотя здесь все наоборот – Клара у Карла украла не кораллы, конечно, но саму жизнь. Я так понимаю. Я же слышала, о чем вы там говорили. Завещание! Что ж, я слышала, что такое бывает, завещают неродившемуся ребенку. Ну, получила ты наследство, радуйся. Сиди себе спокойно дома и дожидайся родов. Нет, примчалась, чтобы похвастаться, чтобы причинить боль этой несчастной жене. А что, если ее разоблачат и выяснится, что этого бизнесмена отравила именно она, беременная любовница?
– Хочешь сказать, что Клара ведет себя вот так намеренно, чтобы никто не поверил в ее виновность? Ну, типа, разве может убийца вести себя так глупо, прямо-таки нарываться?..
– Здесь, как ты понимаешь, только два варианта: либо это Клара отравила мужика, либо – нет. Но она в любом случае ведет себя отвратительно. Она ни в ком не найдет сочувствия и понимания и вызывает лишь ненависть и презрение. Я ошибаюсь?
– Нет.
– А что за история с парнем, который залез в этот дом…
– Да мутная какая-то история. Вернее, история очень женская.
– Мне Петр рассказывал, да и я какие-то обрывки разговоров слышала дома… Но так толком и не поняла, при чем здесь этот парень.
Женя вкратце рассказала ей любовную историю Эммы, причем поймала себя на том, что общается с этой еще не так давно неприятной ей особой запросто, как со своей. Удивительное дело!
– А… Теперь все понятно! Теперь я поняла, зачем Эмма сжигала свои вещи.
– И зачем же?
– Она сжигала свое прошлое. Вот просто свалила в тачку свое барахло и вывезла в сад, сунула в бочку и подожгла. Вероятно, она влюбилась и решила, что начнет новую жизнь. Этот парень разбудил ее, наполнил ее новыми жизненными силами. Это нормально. Я вот только не понимаю, зачем она жгла свое барахло в камине? Может, просто в бочку не поместилось или она замерзла, пока жгла… Смотри, какие-то меховые ботинки… пуговицы вон от женского жакета… Детские игрушки из пластмассы, смотри как обуглились, представляешь, какой здесь стоял запах!