— Люблю тебя, — вырвалось у неё, а этот хитрец тут же распахнул глаза. — Я повторила! — начала оправдываться она. — Я просто повторила!
— Конечно, моя жемчужина. Что рассматривала?
— Вот! — Гвенн сунула ему под синий нос фиолетовый светильник. — И у Айджиана такой же. Пурпур из всех ракушек выскребли?
— Это не пурпур. Это небесная маджента, — Нис заправил за ухо прядь и легонько щелкнул Гвенн по носу.
— Не знаю такого цвета, — насупилась она.
— Представь себе закат, когда нежно-розовый перетекает в сапфирово-синий.
Гвенн заслушалась, а потом встрепенулась:
— И сколько таких светильников?
— Два. Когда-то этим червяком-проклятием хотели извести Айджиана. Мигель вовремя увидел и вытащил. Отец сделал из червяка светильник, представляешь?
Превратить пожелание зла в светоч! Гвенн хмыкнула, узнавая характер морского царя.
— Я спрашивала у Айджиана, а он не сказал, — вспомнила обиду Гвенн, и Нис потрепал ее по макушке.
— Видно, хотел, чтобы рассказал тебе я. Мне этот шар с червяком ужасно не нравился. Я разбил светильник и порвал червяка пополам. Морское проклятие убило бы любого, но не навредило мне. Может, потому что я сам — проклятие, — губы дрогнули в горькой улыбке. — Если захочешь избавиться от меня, придется придумать что-то иное. К примеру, я плохо переношу особо сильные теплые камни.
— Прекрати, Нис, — слова мужа болью отозвались в душе Гвенн.
— Когда я первый раз улёгся здесь, ты сказала, что это уже было. Когда?
Гвенн оцепенела. Не могла она выдавать свои самые постыдные тайны! И разве она это говорила? Вроде бы только думала…
Муж целовал шею — там, где ей нравилось, его руки нежили её тело — каждое касание, каждое движение превращалось в волшебство любови и доверия. Прижал к себе и притих в ожидании ответа.
— Ты знаешь про Лугнасад? — издалека начала Гвенн. — Когда жена может уйти от мужа к любовнику на неделю осеннего праздника. Старый обычай верхних, но он действует у благих.
— Это предупреждение? — Гвенн уловила лёгкий смешок в голосе Ниса.
— Нет, Нис. Это начало моего рассказа. Я вышла замуж за Финтана, чтобы не покидать Чёрный замок… Он говорил, что я виновата в забвении Мидира и в сне-жизни Алиенны. Что я умею лишь ломать, и что уход Дея — моих рук дело. Он повторял мои же мысли… Джаред думал, что Финтан меня бьет, но… синяки проявлялись сами — после его нещадных слов. Я терпела, и это было так унизительно… Муж потерял для меня всякую привлекательность, а сам заявлял свои права при каждом удобном случае. Сама не знаю, как моя жизнь превратилась в мир теней, да ещё на благой земле. Когда Дей вернулся, всё стало намного хуже.
Впервые имя брата не отдалось ни ноющей болью, ни виной. Впервые Гвенн ощутила, что любит Дея. И правда любит, и жизнь ради него готова отдать! Но как за брата и за короля. Это чувство освобождения было так сильно и так прекрасно, что Гвенн рассмеялась от одной глупой мысли.
— Знаешь, Нис, мне первый раз жалко, что я не могу подарить тебе свою невинность!
— Знаешь, Гвенн, — передразнил супруг, — может, ты всё это время шла ко мне? Ты мне себя подарила.
— Самомнения тебе не занимать, дорогой!
— Мне страшно, что я мог потерять тебя тогда, ещё не обретя. Как ты вырвалась?
— Джаред улучил момент, когда Финтана не было рядом. Принёс меня к себе, раздел, убрал синяки и, разбросав мою одежду, улёгся на полу, — Гвенн фыркнула. — Когда Финтан ворвался утром, всё напоминало бурную ночь! Неделя свободы — и я словно воскресла. А потом я обрезала косу и запретила Финтану входить в мои покои. Лишь тогда я узнала, что Джаред — мой кузен. Тут Финтан и ляпнул, что я со всеми братьями пере… знакомилась! Джаред едва не прибил его, а я ответила, что когда пере… знакомлюсь ещё и с Нисом, обязательно сообщу ему!
Гвенн засмеялась, а Нис посерьезнел.
— Я благодарен Джареду. Что до слов, Гвенни — они иногда бывают вещими. Что ты ещё сказала?
— Ещё я пожелала Джареду счастья. От чистого сердца. Может, правда сбудется?
— И не пожелала смерти мужу?
— Нет, Нис! Хватит уже смертей!
— Я сам доложу лесному принцу о нашем с тобой знакомстве, — прозвучало так спокойно и отрешённо, что Гвенн стало очень страшно. Хорошо, что она умолчала об отравленном яблоке, заботливо оставленном для неё первым супругом.
— Но мне, — пообещай мне! — что если увидишь Финтана, то не убьёшь! — Гвенн лихорадочно перебирала всё, чем может остановить Ниса. — Ты знаешь законы лучше меня! О, Ллир и Луг, и зачем я тебе всё рассказала! Ты царевич, ты должен быть примером для своих подданных — Благое Слово и Морской закон в этом едины! Смерть за смерть — и только! Ты даже не можешь бросить вызов!
Нис долго и сердито молчал, и Гвенн поняла, что её рассказ задел за живое. Прижалась к его губам, вздрагивая так, как не вздрагивала от первого поцелуя. Отвлекала его и себя от дурных мыслей, от не случившегося, впитывала острую свежесть моря и густой, волнующий запах нагретой на солнце смолы и вновь теряла голову.
— Иногда мне очень хочется быть простым ши-саа, — оторвавшись от неё, произнёс Нис.
— В чём-то ты очень простой, — уткнувшись носом в плечо супруга, глухо произнесла Гвенн. — Ты мог превратить мою жизнь в кошмар, а сделал из неё сказку.
Утром царевну ждали новые покои, русалка Лайхан, княжна Лейсун и неожиданная охрана в лице Улинна — бывшего стражника Океании, а ныне личного телохранителя.
Гвенн вздохнула: теперь их с Нисом будет сопровождать ещё один фомор.
— Нельзя ли как-нибудь сделать так, чтобы Улинн телохранял, к примеру, эту дверь? — шепнула она супругу.
— Нельзя. Сама уху заварила — сама расхлёбывай, — похлопал по плечику Нис и чмокнул в макушку.
— Знаешь, с тобой очень тяжело разговаривать! — вывернулась Гвенн. — И зачем это нужны отдельные покои, если я сплю с тобой?
— Затем.
Гвенн стояла перед входом и никак не решалась войти. Постучала каблучком по мозаике пола, настаивая на ответе.
— А я уж решила, тебе со мной жарко.
— Не холодно, — без особого выражения произнес Нис, но Лайхан и Лейсун дружно потупили глаза, а щеки царевны полыхнули огнем.
Гвенн открыла створку до конца, снова закрыла, каждый раз вместо скрипа слыша новую мелодию, и лишь потом сообразила, что за ней следят четверо ши-саа.
— Этот звук будет слышен только вам, — успокоила Лайхан.
— Просто интересно, как у вас всё устроено, — отметила смущённая Гвенн и прошла в свои покои.
У входа висел её любимый арбалет, что уже примирило со многим.
Гвенн прошла вперед: главная комната была овальной, как почти все жилища у фоморов, в синеве мозаики проскальзывала чернота, золото и серебро, словно тот, кто её делал, напоминал и о её настоящем, и о прошлом.
На столе очень аккуратно были разложены перенесённые из покоев Ниса — и когда успел? — письма с земли. Рядом — памятные кристаллы для записей, бумага, доска для фидхелла, где квадраты были бледно-голубыми и тёмно-синими. Драгоценности, одежда, книги — много книг. А на полу лежала настоящая шкура! Не иначе, шкура очень большого и очень неразумного морского животного. Гвенн присела, погладила густой мех…
— Всё-таки, что это значит? — тихо спросила она Ниса и подумала: он устал от неё? не хочет видеть так близко? она ему мешает?
— Тебе положено, царевна, — и когда её пробрал мороз от его слов, добавил мягко: — Гвенни, жемчужина моя, мои покои — твои покои. Но если захочешь поговорить с кем-нибудь или побыть одна… Царевне нужно место для приёма гостей.
— Если дело только в этом, то благодарю тебя!
Волна признательности вновь затопила Гвенн. Она поднялась на цыпочки, целуя супруга:
— Особенно мне нравится эта шкура, — и лукаво заметила вполголоса: — Помягче твоего коврика будет…
Нис хмыкнул и ушёл. Гвенн решила, что Лейсун ей не нужна, хотя та жаждала помочь русалке привести в порядок царевну.
Взгляд Лайхан был спокоен, как уголь, припорошенный пеплом, а княжна откровенно сверлила русалку взглядом. Гвенн, опешившая от неожиданной, пусть и скрытой вражды, отпустила Лейсун вместе с Улинном до вечера и отдалась в привычно нежные руки Лайхан.
Украшения и одежда, подобранные сиреной, подчёркивали вызывающую для ши-саа красоту Гвенн; сложная прическа укладывалась сама собой; лёгкие тени усиливали сияние светло-серых раскосых глаз. А ещё Лайхан всегда была внимательна и добра, и Гвенн, лишённая материнской заботы, иногда делилась с ней мыслями и сомнениями. Но сегодня Гвенн хотела поговорить не о себе.
— Вы чудесно танцевали со Скатом, — осторожно начала царевна.
Русалка привычно сдержанно выразила благодарность за внимание, и только.
— Золотой мех — красиво и дорого. Я рада, что ты приняла этот подарок от дядьки Ската.
— Не от него, — отвлеклась Лайхан от прически Гвенн. — От Ваа.
— От Ваа? Но почему? Дядька Скат к тебе явно неравнодушен, да и твоё отношение я видела.
— Потому что я не принимаю подарков от того, кто не может выразить, что это значит! Ваа дарит от чистого сердца и подчеркивает, что это дружеский дар. А дядька Скат дарит и молчит. Мне не важен подарок, мне важно, что за ним стоит. Так что все его подарки я возвращаю. Ещё решит, что это отдарок за любовь сирены!
— Но ведь ты говорила, что браки возможны? — прикинула Гвенн.
— Рождаются либо ши-саа, либо русалки, но редко. К тому же у дядьки Ската есть старший брат, который много чего льёт ему в уши. А ещё есть очень давняя история вражды наших родичей. Моя бабушка покинула моего деда, чтобы соблазнить отца Ската. Счастье двух семей было разбито, да и прожили они недолго, но виновной считается сирена. Она колдовала, чтобы завладеть сердцем любимого.
— И давно это было?
— Несколько десятков тысячелетий назад.
— А не пора ли уже забыть об этой вражде?
— Такое не забывается.
Лайхан замолчала, огорчённая так, что это проявилось во взгляде, а Гвенн, счастливая миром с Нисом, решила взять судьбу двух явно влюблённых созданий в свои руки.