Когда Калиопа рассказала о том, как Максим впервые после операции пришел в себя, но был какой-то… заторможенный, доктор Антонович объяснил, что это нормально для пациента – чувствовать себя после такой сложной операции очень слабым и не до конца осознавать происходящее вокруг. Мозг – непредсказуемый орган. Пусть выздоровление идет своими темпами, не нужно беспокоиться и проявлять свой страх при больном.
Следуя совету врача, Кали убедила себя, что ее переживания беспочвенны. Мозг Максима в ходе операции не поврежден – этого уже более чем достаточно. Если даже выздоровление займет целую вечность, она с радостью заплатит эту цену.
И Волков быстро шел на поправку, удивляя своего хирурга. Вместо двух недель он провел в реанимационном отделении только одну и затем был переведен в обычную палату. Снотворное он стал получать только по ночам, а вскоре эти уколы отменили вообще. Еще через неделю Волкова выписали домой, дав кое-какие инструкции относительно его здоровья и рекомендуемого режима.
Однако он выглядел подавленным, оживляясь лишь в присутствии Татьяны и Лео. После травмы Максим скрыл от матери свою аневризму, а теперь старался уверить ее, что снова здоров. Также он ни за что не позволил бы вырваться наружу своему поcттравматическому стрессу в присутствии Лео, чтобы не испугать малыша. Но с ней, своей женой, он мог не притворяться, быть самим собой и рассчитывать на ее понимание.
И она понимала это. Вот только очень скучала по нему.
Хотя Максим и был рядом, казалось, его здесь нет. Да, он разговаривал с Кали, особенно в присутствии других людей, и она чувствовала на себе его взгляд. Но стоило ей оглянуться, как муж отворачивался, повергая ее в отчаяние.
Но она будет ждать, когда он окончательно поправится. Если понадобится, то вечно. Ведь она клялась ему в этом перед священником: быть рядом с мужем и в горе и в радости. Пока она жива.
Через три месяца после выписки Максима из больницы решимость Кали начала слабеть.
Ситуация вместо того, чтобы хоть немного измениться в лучшую сторону, только ухудшилась.
Доказательством этому послужил недавний случай. Две недели назад, когда доктор Антонович разрешил Волкову вернуться к нормальной жизни без всяких ограничений, Максим тут же вскочил в самолет и умчался в деловую поездку.
Он регулярно звонил, успокаивал близких, сообщая, что с ним все в порядке. Но на сотовый Кали муж позвонил лишь однажды, когда его мать не подошла к домашнему телефону. При этом он только попросил позвать Лео, чтобы поговорить с ним.
В тот день, когда ожидалось возвращение Волкова, у Калиопы иссякли все разумные объяснения его поведения. Больше нельзя было отрицать очевидное: муж ее избегает.
И вот он вошел в гостиную, где собралась вся семья. Кали взглянула на Максима и почувствовала себя так, словно получила удар ножом прямо в сердце.
Волков постригся, причем еще короче, чем раньше. Это было словно открытое заявление, что он отбирает у жены карт-бланш на эмоциональную близость с собой.
Калиопе на мгновение показалось, что она перенеслась обратно во времени, но на этот раз все было еще хуже. Тогда глаза Максима туманил плотский голод, а сейчас в них читалась лишь апатия.
И все же Кали поспешила навстречу мужу, но тот выскользнул из ее объятий, притворившись, что его отвлек Лео. Лишь ради сына и свекрови Калиопа приклеила на лицо фальшивую улыбку, чувствуя, как в животе словно проворачивается раскаленный вертел. Потом Лео уснул. Татьяна, извинившись, отправилась спать. Бросив жене «Спокойной ночи», Максим тоже покинул гостиную.
И тут Кали не выдержала, поняв: ей необходимо узнать, что не так, или она сойдет с ума.
Страшась еще одного отказа, она все же заставила себя последовать за мужем в ту спальню, куда он переехал после выписки из больницы. Он тогда заявил, что страдает от приступов бессонницы и не хочет беспокоить Кали.
Войдя на цыпочках в комнату, она обнаружила, что Максим сидит на краю кресла, сгорбившись, опершись локтями на колени и закрыв лицо ладонями. Вся его поза выражала крушение надежд.
Сердце Калиопы чуть не выскочило из груди. Ее охватило желание защитить любимого от того, что так угнетало его. Волков поднял лицо, и она увидела на нем… страдание.
Вскрикнув, Кали горячо обняла Максима, затем обхватила его лицо дрожащими ладонями, поливая его слезами и шепча имя любимого, словно молитву.
Но спустя несколько мгновений он отстранился и отвел от своего лица руки жены. Сердце перевернулось в ее груди от этой недвусмысленной реакции.
– Я не готов к этому.
«К этому»? К ее близости? К ее эмоциям? К чему «к этому»?
Кали вырвала свои руки из его ладоней.
– Доктор Антонович сказал, что ты какое-то время будешь страдать от перепадов настроения.
Волков с усилием поднялся на ноги.
– Я ни от чего не страдаю.
– Это была очень серьезная операция, и неудивительно, что тебе сложно после нее прийти в норму.
– Хирург сказал, что я совершенно здоров. То, что я не хочу заниматься с тобой сексом, еще не значит, что у меня с этим проблемы.
Калиопа почувствовала себя так, словно он ее ударил.
Так вот каково это, когда с тобой жестоко обращаются? Неужели может быть больнее, если тебя ударят по-настоящему?
– Я этого не говорила, – с трудом выдавила Кали. – И я не прошу от тебя секса. Я просто хочу…
– Ты просто хочешь прикасаться ко мне, целовать меня. Тебе надо, чтобы я выказывал те же чувства, что когда-то раньше, до того, как лопнула аневризма. – Его голос стал жестче. – Я пытался показать, что больше не хочу тебя, но ты не поняла намеков.
– Все в порядке. Я понимаю…
– Нет, не понимаешь! – отрезал Волков. – Не хочешь понять.
Кали проглотила рыдания, не в силах выносить жестокость мужа, которую он никогда прежде не выказывал.
Затем она вспомнила:
– Доктор Антонович говорил, что не исключена вероятность некоторых изменений личности…
– Нет никаких изменений. Это я. Настоящий, – прорычал Максим.
Его слова обрушились на Кали, словно лавина. Теперь все стало понятно.
– Хочешь сказать, что прежде ты не был настоящим? С того момента, как с тобой произошел несчастный случай и ты вернулся ко мне?
Волков не ответил. И его молчание было красноречивее любых слов.
– Значит, ты ушел от меня потому, что не хотел больше иметь со мной дела? Потом ты еле выжил после падения с парашютом, и осознание того, что ты можешь умереть в любую секунду, сделало тебя уязвимым, разбудило желание эмоциональной близости, заставило пересмотреть свою жизнь? Или еще хуже: та аневризма давила тебе на мозг, из-за чего твоя личность кардинально изменилась. А после операции ты снова стал самим собой – тем, кто не любил меня и ушел не оглянувшись?
Его угрюмый взгляд подтвердил, что ему неприятно слышать эти слова, потому что это правда. Она страшит его, но изменить что-либо он не в силах. Максим не может заставить себя любить жену, потому что больше не испытывает к ней ничего.
Его любовь была вызвана лишь травмой. А теперь он выздоровел, в том числе и от этой любви.
Но Кали все еще хотела услышать прямой ответ.
– Ты хочешь, чтобы я уехала?
Глаза Волкова внезапно погасли, словно в его душе умерли все эмоции.
– Думаю… так было бы лучше.
Кали еще продолжала надеяться, пока эти слова не сорвались с его губ. Ее охватила невыразимая мука. Но нужно было сказать еще кое-что. Пусть это ничего не изменит, но он должен знать…
– Я… беременна.
Максим вяло кивнул, словно в нем едва теплилась жизнь:
– Я знаю.
Так ему известно! Никто ничего не заметил – ведь Кали в последнее время очень похудела. Но муж знал ее так близко…
– То, о чем я говорила тебе два года назад, остается в силе.
О поддержке ее ребенка. Нет, теперь уже его детей.
Она будет матерью-одиночкой с двумя детьми. После того, как узнала, каково это – растить ребенка с ним.
– Зачем ты вернулся? Почему не оставил меня в неведении о том, на что похожа жизнь с тобой?
Волков ответил, не глядя на жену:
– Я не могу изменить прошлое. Знаю, тебе ничего от меня не нужно, но и у тебя, и у детей все равно будет в распоряжении все, чем я владею. Я буду поддерживать вас, если ты позволишь мне это. И если ты разрешишь мне видеться с Лео и тем ребенком, что скоро родится, тебе вовсе не обязательно встречаться со мной. Я предпочел бы, чтобы так и было.
– Ты когда-нибудь любил меня, Максим?
Он тяжело опустился в кресло, откинул голову назад и зажмурился.
– Не надо копаться в прошлом.
– Я должна понять или сойду с ума.
Он открыл глаза, уныло взглянул на жену и снова опустил веки.
Нет. Он никогда ее не любил.
Больше не о чем говорить, не на что надеяться.
Кали повернулась и пошла прочь, но у дверей вдруг ощутила порыв обернуться.
Странно: до чего же он все еще похож на человека, которого она любила и который любил ее! Хотя такого мужчины, как оказалось, никогда не существовало.
– С той минуты, когда ты рассказал мне про свою аневризму, я жила в страхе потерять тебя. Но теперь, когда на самом деле тебя потеряла, я все же рада, что ты не умер, пусть даже чувствую себя сейчас словно вдова.
И она распростилась со своим счастьем и с любовью, которых у нее никогда больше не будет.
Вернувшись к себе в спальню, Кали зашла в душевую кабину, включила воду и расслабленно замерла под водяными струями. Зажмурившись, она попыталась выдавить из глаз слезы, чтобы хоть немного облегчить свою боль, но у нее не получилось. Весь их запас уже исчерпан.
Волна отчаяния накрыла ее с головой, тело начала сотрясать такая сильная дрожь, что Кали, не устояв на ногах, сползла на мраморный пол.
Сколько часов она так пролежала? Она не знала.
Наконец Калиопа вышла из душа, оделась, упаковала вещи, собрала в дорогу озадаченных Лео и Розу и увезла их с собой в Нью-Йорк.
Восемнадцать часов спустя она вошла в лифт дома, где жила до свадьбы. Лео она отослала на ночь к Розе.