Наконец в Донецке в то время снова началась локальная вооруженная борьба — за очередной раздел и передел территорий. Милиционеры, которые принципиально не играли на бандитской стороне, оказывались в группе риска. Чем дальше, тем чаще приходилось жить и работать по формуле: «На войне как на войне». А это означает потери, которых не избежать. Вера не хотела рожать ребенка, который рискует достаточно скоро стать сиротой.
Когда Ивана убили, она еще не знала, что меньше чем через год начнется настоящая война.
Его подорвали в машине вместе с клиентом возле офиса. Вера в тот момент работала там, и взрывом вынесло стекла ее кабинета. Потом писали: совершено покушение на известного правозащитника, выдвигали версии, каждая из которых, фантастическая и надуманная на первый взгляд, имела право на существование. В довоенном Донецке возможен был, кажется, даже вооруженный десант инопланетян, имеющих в регионе свой интерес на миллиард долларов. И готовых его отстаивать.
Идти дальше путем Ивана не получалось. Родной город стал для Веры опаснее змеиного гнезда в период осенней линьки. Киевские приятели предложили переехать, точнее, эвакуироваться. Местные друзья помогли быстро и выгодно продать квартиру. А уже в столице Вера Холод сделала все возможное, чтобы сменить род деятельности.
То есть вернуться к тому, с чего когда-то начала.
Уголовный розыск.
Революция прошла мимо нее. Хотя бы потому, что Вера не ставила на победу Майдана и вообще не верила в Киев, пестрое население которого делало столицу не целостной, расхристанной, делило на некие сообщества, которые группировались по интересам. Так, по крайней мере, ей казалось. Очень скоро события противопоставили Донбассу остальные регионы, и Вера восприняла все как борьбу других с донецкими. Тут она не оставляла Киеву и всем, кто подтягивался, никаких шансов. Знала своих земляков, их манеру вести и решать дела. Поэтому была уверена: монолитный, объединенный, четко мотивированный Донбасс, на стороне которого все государственные ресурсы вместе с наделенными властью силовиками, рано или поздно согнет, переломает, задавит.
Так что она держала нейтралитет. По приобретенным дома понятиям вполне могла считаться предательницей, если бы нашла возможность поддерживать повстанцев. С тем же успехом ее отторгла бы киевская среда после попытки терпеливо объяснить: там, откуда она родом, не все бандиты, и вообще, ничто не нужно воспринимать однозначно.
Однако войну она впустила в себя.
Объяснила себе, почему ее родной край вдруг стал таким, позвав чужих.
Принять не могла.
Так что лишь железная выдержка помогала ей спокойно реагировать на упреки относительно донецких, даже когда это было полушутя и в ее адрес. В то же время во всем, что касалось работы, она была жесткой, резкой и последовательной.
«Женщина-волкодав» — такое о себе как-то услышала.
И прекрасно понимала, почему именно ей руководство передало — даже не без торжественности — дело о тех серийных убийствах.
Мол, близко это вам будет, Вера Павловна. Личное, можно сказать.
3
В конце прошлого ноября возле одной из промзон на Дарнице нашли труп неизвестной.
На вид девушке было не больше двадцати. Без верхней одежды, в легком платье, под ним — ничего. Ноги босые. Ее сначала задушили, потом чем-то острым откусили соски. Экспертиза определила дату смерти в пределах двух суток, однако местные охранники божились: тела рядом с их объектом до тех пор не было. Девушка перед смертью имела половые сношения, однако признаков изнасилования экспертиза не обнаружила.
Установить личность жертвы не удавалось долгое время. Причина заключалась не в отсутствии хоть каких-то документов. В подобных случаях полиция прежде всего ищет среди пропавших без вести. Но оказалось, девушку никто не искал. Ни в Киеве, ни за пределами города. Отпечатки пальцев тоже ничего не дали — жертва ни разу не нарушала закон, так что ее данные нигде не были зафиксированы.
Могло сложиться впечатление: несчастная вынырнула ниоткуда, из параллельного мира. Никогда нигде не жила, у нее не было родителей, друзей, просто близких людей. Жила ненужной, так же и умерла. При других обстоятельствах полиция, честно говоря, спустила бы дело на тормозах — подобных трупов в последнее время находят больше, чем обычно. Однако способ убийства, а главное, явные признаки садизма не позволили никому из ответственных лиц затереть историю.
Второе тело нашли уже через три недели.
В этот раз на труп задушенной девушки с отрезанными сосками наткнулся железнодорожник на Виноградаре. Убитую умудрились положить на шпалы неподалеку от товарной станции, поездов к которой ходило не так много. Однако злоумышленнику удалось остаться незамеченным, без препятствий перетащить труп через переезд. Опрошенные местные охранники признали: грелись в своих караулках, слышали снаружи звуки разных авто, но ведь недалеко военная часть — там постоянно кто-то ездит туда-сюда.
Снова из одежды — только платьице. Никаких документов. И половой контакт перед гибелью.
Уже когда дело передали Вере Холод, она не могла сообразить одно: на что убийца рассчитывал, когда развозил по Киеву убитых одним способом жертв. Он явно хотел, чтобы их увидели. Более того — нарочно демонстрировал изобретательность, чтобы показать себя неуловимым дерзким ловкачом, которого никто никогда не поймает. Поэтому о сокрытии преступления, тем более о запутывании следов речь не шла.
Слишком очевидным было сходство.
От объединения двух дел в одно поначалу никто ничего не получил, кроме дополнительной головной боли. Вторую девушку тоже никто нигде не искал, и она пополнила список жертв, которых в Америке нарекают «Джейн Доу»[1]. Но третье, январское тело помогло следствию продвинуться вперед и дало основания привлечь к работе Веру.
В этот раз девушку в платье на голое тело и с изувеченной грудью выбросили на трамвайные пути, которые вели через лес и соединяли Сырец с когда-то курортной Пущей-Водицей. Как раз ударил мороз, а легкий снежок успел растаять. Поэтому на мерзлой земле не отпечатались следы — ни протектора, ни ботинок убийцы. В каждом случае жертв привозили на машине, а потом волокли на себе еще чуть дальше. Но убийца всякий раз умудрялся ехать и ступать там, где сухо, или после него еще успевали натоптать. Выбор места снова давал понять: душегуб бросает вызов, играет, дразнит. Мол, я не ищу легких путей, а вы, пустоголовые копы, найдите меня, если сможете. Но все же увлечение собственной безнаказанностью развращает и заставит когда-нибудь ослабить бдительность.
Как и в этом случае.
В десяти метрах от тела полицейские нашли женскую сумочку. Вокруг среди деревьев валялся другой мусор, в основном пустой пластик, бутылки из-под водки и шампанского, раздавленные стаканчики, использованные презервативы и пустые одноразовые шприцы. Не было сомнений, чьей может оказаться эта сумочка. Позже эксперты установили: девушка при жизни держала ее в руках, но больше не нашли никаких отпечатков. Убийца, конечно, мог вытереть место, за которое держался, или вообще мог браться за нее перчаткой. Наверняка так и сделал, потому что отпечатки девушки нашли внутри, на внутренней поверхности. Еще там обнаружилась разная ерунда: дешевенькая косметичка, губная помада марки «с базара», початые пачки влажных и бумажных салфеток, жевательная резинка, простенькие наушники. Конечно, ни документов, ни телефона.
Однако в застегнутом внутреннем карманчике лежал прямоугольник визитной карточки.
Наверняка та что-то значила для девушки. Иначе она не разместила бы ее так заботливо, отдельно, чтобы не потерять среди других мелочей или не выбросить случайно. Криминалист с чистой совестью отчитался: на визитке тоже остались отпечатки жертвы, так что никто ей визитку нарочно не подбросил, чтобы увести в сторону и еще больше запутать и без того безнадежное следствие.
«Благотворительный фонд “Ольвия”».
Контактные данные с карточки оказались вполне реальными. Указанный фонд на самом деле существовал уже больше года, имел официальную страницу в Интернете и офис в недрах Подола. Он занимал трехкомнатную квартиру на первом этаже одного из жилых домов на Межигорской, и от полиции там не прятались. Распорядительница, полноватая круглолицая женщина, которую большие очки делали похожей на добрую тетушку Сову, подтвердила написанное на сайте.
Тут помогают беженцам и переселенцам с Донбасса.
Она не узнала девушек, только искренне ужаснулась, просматривая фотографии с мертвыми лицами. Но всех трех узнали другие сотрудники. Каждая в разное время приходила сюда, оставляла контактные данные, тут же их снимали для базы фонда. Дальше эта информация распространялась силами «Ольвии» среди потенциальных работодателей.
Своеобразное бюро по трудоустройству.
Все три, согласно анкетным данным, выехали из оккупированных донбасских районов с осени 2014 до лета прошлого, 2015 года. Тетушка Сова потом объяснила политику фонда: тут работают только с теми, кто сбежал от оккупации. На территориях, которые контролирует украинская власть, люди могут сами о себе позаботиться. Пусть тяжело, однако тем, кто все потерял по ту сторону фронта, тяжелее намного.
Вот когда в главном управлении вспомнили о Вере Холод.
Хотя следовательница выехала оттуда до войны, она все равно лучше знала тот регион, чем кто-либо другой. Заниматься делом о серии убийств девчонок с Донбасса ей, по мнению высокого руководства, сам Бог велел.
А Вера прекрасно понимала: на нее спихнули тяжелое дело, воспользовавшись случаем. Неудобную, резкую, чужую следовательницу нужно чем-то занять по уши. Слишком много вдруг всплыло связанного с Донбассом криминала, от которого принципиальную Холод следовало держать подальше.
Чтобы не мешала разваливать.
4
Не знала она тогда, что будет четвертая жертва.
То есть Вера догадывалась — убийца вряд ли остановится, потому что все очень напоминало извращенную, тем и интересную ему игру. Не представляла, когда, как скоро и где найдут следующее тело. Практика показывала: на опережение действуют только влюбленные в свою работу копы, да и то в иностранном кино. Сжившись с мыслью, что четвертый труп вынырнет непременно, она решила, пока этого не случилось, сделать все возможное, чтобы не допустить убийства номер пять.