— Вырубило, когда выпил воды. Обычной водички, Артемон. Сам купил, а бутылка скучала в кухне. Сначала она спрашивала, не хочу ли пить. Потом сама встала, сходила и принесла.
— Чем-то оглушила, думаешь?
— Не вижу других вариантов. — Кобзарь говорил твердо. — Какой бы гадость ни была, она еще должна оставаться в крови. Наше Солнышко все обнаружит. И после того буду готов сдаться.
— Объясни.
— Буду иметь на руках заключение одного из лучших киевских криминалистов. Я же не сам себе накачал. Бутылку воды в кухне видели?
— Вроде там и осталась. Только, Лилик, она пустая была. Валялась под мойкой.
Олег хмыкнул.
— А чего ты хотел, старичок? Зуб даю, Мэри вылила остатки. Но ведь для Ярило хватит и капель, даже микроскопических остатков на донышке. Дуйте ко мне, берите понятых, изымайте бутылку, пакуйте и аллюром к Солнышку. Что дальше будет, ты уже знаешь. Сложится интересная картинка. — Он докурил, увлажнил губы языком. — Мэри неизвестно почему просится ко мне домой. Потом подсыпает мне что-то в воду. Почему не в виски — вопрос, но не первого ряда. Когда меня вырубает, она впускает ко мне с улицы кого-то, кто надоумил ее так поступить. И этот тип убивает ее. Причем, Артемон, ты сам только что сказал: способ убийства ложится в серию, о которой известно ограниченному кругу лиц. Так что рискнем предположить: Мэри зачем-то выполняла указания или того самого психа-убийцы, или того, кто знает маньяка и его методы. — Он выдохнул. — Дальше твоя госпожа Холод пусть разбирается сама.
Головко поскреб затылок:
— Логично. Только…
— Что-то не так?
— Шприц. Как я оформлю его? Как объясню, где и при каких обстоятельствах взял твой анализ крови? К тому же придется доказывать, что кровь твоя. Мороки много.
— Следствие — всегда морока.
— Ход мыслей у тебя правильный, — размышлял Артем, пропустив реплику Кобзаря мимо ушей. — Однако действовать следует немного иначе.
— Как это?
Они как раз перешли парк и приближались к месту, где Олег оставил свою машину.
— Не такая последовательность. — Головко взял шприц, положил в карман, застегнул. — Сначала ты мне сдаешься. Потом я передаю тебя Вере Холод. Ей ты рассказываешь то, что сейчас поведал мне. И после этого она назначает экспертизу. Ярило хорошо тебя знает, еще лучше относится, сделает все вне всяких своих очередей. До вечера будешь иметь легальное, законное заключение. В лучшем случае переночуешь в камере, один. Дальше уже будешь проходить по делу свидетелем. — Рыжий развел руками, на лице появилось знакомое Олегу детское выражение. — Ну не вижу другого выхода, Лилик. Хоть убей.
— Ой, нужен ты. — Кобзарь ткнул его кулаком в плечо. — Убивать еще.
Хотел продолжить, потому что Головко не знал об утреннем сообщении, отправленном с не определившегося номера.
— Слушай, а как ты узнал…
Вдруг он замер.
Через плечо Артема заметил белую патрульную машину, которая поворачивала с проспекта и двигалась в их сторону.
— Ты чего? — Рыжий посмотрел удивленно, перехватил взгляд, тоже увидел полицейских.
И внезапно выстрел разорвал день.
8
Стекло полицейской машины разлетелось.
Заднее.
Патрульные одновременно вывалились из салона. Теперь Кобзарь увидел — там парень и девушка, оба молодые, в полицию идти сейчас модно. С девичьей головы слетела форменная фуражка, длинные волосы закрыли лицо. Она отбросила их раздраженным жестом, вытащила из кобуры пистолет, затаилась под прикрытием машины. Ее напарник, высоченный, под два метра ростом, не ниже, ловко бежал пригнувшись к ближайшему дереву — оставаясь со стороны водителя, он был бы хорошей мишенью.
Люди вокруг все поняли, когда бахнуло повторно.
Что-то неразборчивое и громкое закричала немолодая женщина, которая как раз собиралась перейти дорогу, зачем-то швырнула в сторону темный полиэтиленовый пакет. Тот звякнул, ударившись об асфальт, и от него, будто от бомбы, отпрыгнул студент с рюкзаком и в «мартенсах». Наклонившись, паренек зайцем рванул прямо по аллее, забыв, куда шел. На ходу едва не сбил бабушку с коляской, а та, подхватив крик и влившись в общую панику, развернула коляску, закрывая ребенка. Вокруг вмиг все ожило, зашевелилось, а ведь еще минуту назад могло показаться, что людей почти нет, лишь машины сновали по проспекту. Оказывается, люди были везде, только не обращали друг на друга внимания, озабоченные своими, важными для каждого и не интересными другим делами и проблемами.
Но теперь всех объединил страх — тут стреляют, можно попасть под шальную пулю.
Кобзарь после второго выстрела не сразу понял, что угодили в его машину. Смотрел на дырку в заднем стекле и даже наклонил голову, будто затормозил. Тем временем длинный патрульный уже сжимал в одной руке пистолет, в другой — рацию и что-то резко в нее говорил. Девушка-полицейская осторожно высунулась из укрытия, со своего места посмотрела прямо на Олега, и тот, не понимая зачем, подмигнул, хотя момент явно не подходил для заигрывания.
В следующее мгновение он уже нырял вперед, на вытянутые руки, после чего перекатился с тротуара на землю.
Третья пуля свистнула над головой, причем так, будто стрелок нарочно взял выше, чтобы напугать.
Олег еще лежал, когда наконец вступил Головко.
— Назад! Все назад! Полиция! — заорал он.
Выхватил оружие и для убедительности пальнул в воздух. Хотя никого этим не успокоил, наоборот — посеял еще больше паники. Прохожие или убегали, или прятались, где могли. Несколько человек присели за кустами, кто-то даже лег, накрыв руками голову. Головко водил дулом вокруг себя, пытаясь понять, откуда ведется огонь. А Кобзарь, наклонившись, приготовился одним прыжком добраться до машины.
— Куда?!
Это гаркнула полицейская, вмиг выпрямившись и наведя пистолет на Олега. У нее оказался на удивление звонкий, басистый, совсем не соответствующий эффектной внешности голос. До Кобзаря дошло, что кричит она ему и именно его старается остановить. Головко быстрее опомнился, развернулся к ней, будто не стоял в эпицентре стрельбы, двинулся вперед, закрывая Олега, вырастая между ним и пистолетным дулом.
— Ты! Полиция, сказано! Не слышала? Опусти оружие!
— Прочь! — орал уже долговязый коп, наступая на Артема с другой стороны.
— Я сказал…
— Руки вверх! Бросай оружие! На землю!
Полицейский наступал, и Кобзаря вдруг осенило: они увидели вооруженного гражданского и логично решили, что пальбу открыл он. Не добежав двух шагов до машины, Олег остановился, покрутил головой, все еще пытаясь понять, откуда вели огонь, и не думая сейчас о том, что стрелок где-то прячется и может воспользоваться общим хаосом.
— Ты! Тоже на землю! Быстро!
Полицейская немного отклонилась, чтобы Олег понял — она кричит ему. Он стоял, еще колеблясь и не определившись окончательно, как действовать. А она снова гаркнула, так, будто Кобзарь не видел, кто перед ним:
— Полиция! Это полиция! Оба на землю!
— Стой же ты, дура! — вырвалось у Головко. — Прикрути звук! Не видишь…
Его левая, безоружная рука слишком смело скользнула в карман куртки.
— НАЗАД!
Теперь уже не выдержал полицейский — стрельнул, целясь рыжему под ноги и заставив Артема отскочить козлом. Со стороны выглядело бы забавно, если бы где-то рядом действительно не затаился стрелок.
— Огонь прекрати, козел! — крикнул Олег. — Трупов тут положишь!
— Кобзарь, руки на машину!
Вот это уже интересно — долговязый коп, которого он видел впервые в жизни, назвал его по фамилии. Головко это тоже заметно напрягло. Он даже начал опускать оружие, шагнув в сторону и взглянув на Кобзаря.
— Повторяю! Олег Кобзарь, положите руки на машину! Вы арестованы!
Патрульный двигался вперед уверенно. Уже не оглядывался вокруг, потому что решил: виновник стрельбы — вот этот рыжий громила с пистолетом в руке. Его голосистая напарница также вышла из-за машины. Теперь они наступали синхронно, держа под прицелом уже обоих, Кобзаря и Головко.
Четвертый выстрел.
Разлетелось стекло с водительской стороны.
Копы остановились, девушка даже присела и в такой неудобной позе медленно начала пятиться. Долговязый, наоборот, выпрямился во весь рост. Расправил плечи. Развернулся туда, откуда, как ему показалось, стреляли.
Головко тоже водил дулом перед собой, сканируя парк, испуганных людей в нем и тщетно пытаясь определить среди них того, кто представлял опасность.
Издалека донесся вой сирен.
Кавалерия. Подмога, вызванная долговязым копом. Еще миг — и здесь станет тесно от полицейских.
Кобзарь еще не до конца разобрался во всем происходящем. В голове четко засело: патрульные не просто так сейчас завернули сюда. Ехали за ним. Откуда-то знали, что беглец, подозреваемый в убийстве, здесь. И не Головко им это сказал, потому что сам внезапно попал под раздачу.
БЕГИ.
Он отступил дальше от дважды обстрелянной, уже засвеченной, опасной теперь машины. Уже не волновало, кто и откуда стрелял. Тут все открыты, каждый при желании мог стать мишенью. Стрелок — не любитель, захотел бы — попал. Значит, никого не собирался убивать.
Что тогда?
Зачем начинать войну в толпе?
Сирены приближались.
Слегка согнув ноги в коленях, будто на старте перед забегом на стометровке, Кобзарь набрал в грудь воздуха и на выдохе рванул вперед, прямо по улице, куда глаза глядят. В спину кричали: «Стой!», он слышал среди прочих голос Головко, но не обращал внимания — мчался, и прохожие испуганно шарахались, давая дорогу.
Забежав за ближайший угол, погнал дворами, стараясь, как заяц на снегу, запутать охотников. Пролетев несколько дворов, увидел ряд мусорных баков, за ними — гаражи, свернул туда. Нырнул в узенький проход между двумя гаражами, протиснулся, оказался позади них, на забросанном разным мусором клочке земли. Дальше прохода не было, перед ним высилась серая стена бетонного забора. Увидев на стыке согнутый кусок арматуры, поставил на него ногу, подбросил туловище вверх, хватаясь руками за выщербленный верхний край. С первой попытки взобраться не удалось, но отчаяние придало сил и ловкости — он все-таки влез на забор, перебросил себя на противоположную сторону, упал.