Все четыре умерли тут.
Признание убийцы — вопрос времени. Вера предполагала, что Андрей Верига начнет бутафорить, притворяться психом, хоть он и правда им был. Это задержит следствие, однако вряд ли усложнит. Кобзарь соглашался, не педалировал дело Марии Запорожец — им уже занимались другие люди, разгрузив Холод, чтобы она имела возможность бросить все силы на своего маньяка.
Тем более что истории частично пересекались краями.
Анатолий Верига, как и предположил Олег, воевал на два фронта, отбиваясь от обвинений в организации торговли людьми. «Ольвию» прикрыли, сотрудники сидели дома на подписке о невыезде и регулярно ходили на допросы. Те «ястребы», кого не задержали, разлетелись и теперь были в розыске. Сергей Тихомиров признался, что убил Артема Головко по приказу Тимура Нагорного. Почему стрелял в Кобзаря — понятия не имел, тоже кивал на своего мертвого шефа. В это Олег верил: Тихомиров не заморачивался подобным. Сказали — сделал.
Он действительно не знал, что происходит.
Знали двое: Тимур Нагорный и тот, чьи приказы выполнял он.
Так что сейчас, когда Кобзарь решил задачку, его даже устраивало, что Вера уже не вспоминала про детскую кофточку и сравнительный анализ ДНК. Больше никто этим не озаботился, и Олег решил дождаться подходящего случая, чтобы поставить точку.
Тем более что сама жизнь уже поставила ее раньше.
Случай представился, когда Игорь Пасечник позвонил и мертвым голосом пригласил к себе.
Девять дней по Алле.
Супруге и женщине, которую его старый друг правда очень любил и ради которой жил.
Не преувеличение.
17
Сидели в большой комнате, приглушили свет.
Медвежонок поставил на стол свечку и фотографию Аллы, очень удачную. На ней женщине было лет сорок, но выглядела она такой, какой Игорь ее встретил. Алла никогда не молодилась, просто будто бы не старела, имела такое удивительное свойство. Сдавать начала, как только заболела, тогда годы вдруг взяли свое, угасала она медленно, но заметно. С тех пор больше не разрешала снимать себя.
— Это последнее фото. — Пасечник словно читал мысли.
— Не говори ничего. — Кобзарь взял стакан, наполовину наполненный виски, встал.
Держал его левой рукой. Игорь — правой, его раненую левую фиксировала повязка. Олег свою правую с фиксатора снял, так сейчас было удобнее. Но если посмотреть в зеркало на дверце шкафа, напротив которого они стояли, выглядели оба забавно. Один — лысоватый, крупный, настоящий медвежонок после зимнего сна. Другой — худой, коротко стриженный, не очень аккуратно одетый.
Выпили молча.
— Земля пухом.
— Все там будем, — зачем-то ляпнул Пасечник, присаживаясь.
— Погано выглядишь, Борисович.
— Спасибо на добром слове.
— Серьезно. Все понимаю, но… Пил бы ты меньше, все же на лице написано. Аллу не вернешь, себе…
— Хватит, я сказал. — Пасечник налил по второй. — Пройдет. Без тебя знаю, тормоза не включаются.
— Не знаю, имею ли я право здесь и сейчас говорить с тобой на эту тему. Но не пройдет, Медвежонок.
Их взгляды скрестились.
— Ты о чем сейчас?
— О некоем Олеге Кобзаре. Если использовали для того, что ты сказал, а я не услышал. То есть услышал, но выводы сделал слишком поздно. Когда наш с тобой добрый знакомый Глеб Ярило исследовал детскую кофточку.
— Лилик, у тебя крыша поехала? Я пригласил тебя помянуть Аллу! Она только жить начала, заново! Будто повторно на свет родилась! А ты плетешь не знаю что.
Пасечник не кричал. Скорее в его голосе слышалось неприкрытое удивление. Он действительно не понимал, к чему ведет Кобзарь. Хоть и светилось неярко, но удивление читалось в его глазах.
— Вряд ли в ближайшее время получится вот так поговорить с тобой. А больше ни с кем не смогу. Потому извини. — Олег выпил, покрутил стакан, аккуратно поставил на столик. — Вспомни наш разговор в сквере возле Золотых ворот. Ты тогда похвалил меня. Мол, сделал то, что умею лучше всего.
— Не лучше всего, — машинально поправил Игорь.
— О, видишь, вспомнил. Да, не лучше всего, но хорошо. Твои слова. Потом добавил: особенно мне удается свою работу делать в экстремальных условиях. Меня в них и загнали. Окунули по полной. По самую макушку.
— Может, прямо скажешь? Ходишь кругами. Кто куда тебя окунул?
— Еще раз: до последнего момента, даже когда все срослось и добро, как в сказке, начало как-то так побеждать зло, было неясно, к чему здесь я. Складывалось впечатление — Нагорный решил подставить меня случайно. Затаил какую-то давнюю обиду, припекло свести счеты таким сатанинским способом. Вопрос — почему не убил сонного вместе с Мэри? Почему не позволил застрелить меня потом, хотя случай предоставлялся дважды? Зачем я нужен был ему живым, здоровым, но загнанным? Ответ сперва подсказал ты, потом — Ярило.
— Я слушаю, слушаю. — Игорь не спешил выпивать свою порцию.
— Если бы меня убили, некому было бы взять след девочки Анны. Ради нее все и заварилось. Я должен был найти ее, сам того не понимая. Потому что отец ее таинственный, никому, кроме Мэри и Нагорного, не известный, не мог искать свою дочь сам, официально. Иначе все теряло смысл. Многое пришлось бы объяснять, а оно тебе не нужно.
Воцарилась тишина.
Кобзарь заметил — даже теперь Пасечник не удивился.
Он налил себе сам, немного меньше, чем раньше.
— С тех пор как я проснулся возле мертвой Марии, я почти не пил. На поминках Аллы разве что. И вот сейчас еще, когда вместе с тобой поминаю все твои надежды, Игорь Борисович. Я должен был заметить все с самого начала. Ты же не прятался. Никогда не скрывал желания иметь детей, любви к ним и сожалений о том, что Алла бесплодна. Когда у нее обнаружили рак, ты решил бросить всего себя на то, чтобы вылечить ту, кого любил и до сих пор любишь. А Машу Запорожец ты никогда не любил. Для тебя она была так, случайным развлечением. Думаю, были и другие девушки. Ты нормальный, здоровый мужик. Что важно, не считаешь отношения с ними изменой жене. Всего лишь услуга, сексуальная услуга. Желательно еще, чтобы это не были совсем уж случайные шалавы, черт знает с какими болезнями. Потому ты приказал Нагорному подбирать кандидаток старательно. Не брать несчастных с улицы. Слушаешь меня?
— Пошел вон, — произнес тот так же тихо, спокойно и очень устало.
— Пойду, только дослушай меня.
— Вали отсюда. Гуляй. — Пасечник выпил.
— Нет. — Олег отодвинул стакан. — Ты же сам хочешь услышать все до конца. А я начну с самого начала, Медвежонок.
— У тебя пять минут. Больше не буду слушать.
— Уложусь. Мы с тобой сейчас в одинаковом положении. Имею в виду вот это. — Кобзарь погладил свой гипс. — Правда, у тебя есть чем заняться. Например, заливать горе. Но ты же не все время пьян. Нужно поруководить немножко, можно дистанционно, по телефону или скайпу. Многие так делают. Тем более ты — руководящий партнер в промышленной группе «Капитал-Украина». Настолько мощной, что она позволяет себе разрастаться и поглощать другие компании. Так случилось два года назад, почти сразу после начала войны, с группой «ОПФ». Мне, повторюсь, нечего делать дома. Свободного времени море, потому ковырялся в Интернете. Искал, что может связать тебя с Анатолием Веригой.
— Нашел?
— Есть публикация, датированная позапрошлым годом. Не такая уж сенсационная. Скорее деловая информация, для узкого круга посвященных в жизнь большого бизнеса. События в Крыму и на Донбассе очень ослабили позиции «ОПФ», а «Капитал-Украина», подозреваю, что с твоей подачи, подмял группу под себя. Формально Верига продолжает управлять процессом, фактически «ОПФ» — ваше структурное подразделение.
— Где тут нарушения, сыщик?
— Их нет, мы оба это знаем. Но также знаем, что «Ольвия» возникла по твоей инициативе, под твоей крышей. «Ястреб» нарисовался там потом, и ты руководил Нагорным. Ты был его хозяином. Хотя номинально «ястребов» и «Ольвию» финансировал Верига.
— В сказанном тобой нет никакого криминала. Хотя признаю: снова сделал свое дело хорошо. Три минуты, Лилик.
— Теперь про криминал. Чем занимается консультант по безопасности, который родом из силовых структур и имел там не последнюю должность? Ищет грехи конкурентов, делает их партнерами или уничтожает. Для того и существует команда из бывших «беркутовцев», и я подозреваю, «Капитал-Украина» твоими усилиями разросся вширь и поднялся высоко. Но оправдывает, на самом деле оправдывает тебя, Пасечник, любовь к супруге.
— При чем тут…
— При всем. Ты хотел заработать все деньги мира, только бы вылечить ее, спасти ее жизнь. Ради этого ушел в бизнес из тогда еще милиции. Ради Аллы крутился ужом, пускался во все тяжкие, совершал много неприемлемых поступков. Но все было бы ничего, если бы не одна маленькая девочка.
— Две минуты.
— Твоя дочь. Анна Игоревна.
— Закрой пасть! — Теперь Пасечник уже не выдержал, сорвался, рявкнул, вскочил на ноги. — Не смей! Не трожь!
— Я видел, как ты держал ее на руках. Ты потерял дочь и нашел. Для этого втянул меня в эту полную трупов историю. Не сам же пойдешь по следу. И не поручишь мне приватно. Слишком много вопросов возникнет. А так я сам ни о чем не думаю, ищу того, кто убил Мэри у меня в квартире. Чтобы мало не показалось, чтобы я не перевел дух, в меня дважды за два дня стреляют. Нагорный не понимал, зачем тебе это. Когда дошло — легко вычислил несчастную Алису Зайцеву. Это же она говорила с кем-то по телефону тем вечером, когда путешествие девушек в Польшу накрылось на первой же остановке. Несколько вопросов — и Тимур знает, кто попросил остановить бус. Дальше он делает то, что умеет лучше всего, — прессует, даже пытает Алису. Она называет имя Людмилы, женщины, которую я искал. Оставлять Алису в живых нет смысла — а может, Нагорный просто перестарался. Да и какая разница, он едва не добился своего. Примчался с бойцами в Чабаны, чтобы забрать Анну. Сказать зачем?
— Одна минута.
— Чтобы давить на тебя. — Слова отскочили от ушей. — Он раньше меня понял, что ты использовал его и теперь сливаешь в унитаз. Я взял кофточку ребенка, потому что на ней оставалась ее слюна. Носился с идеей вычислить отца, ты же в курсе. Когда передал нашему мудрому и дотошному Ярило, он понял меня буквально. На кофточке была не только слюна ребенка — там осталась кровь. И Ярило тоже взял ее на анализ. Решил, что меня также интересует и кровавое пятно. Потом он сказал мне: есть соответствие между образцами слюны и крови. Слава тем, кто добросовестно делает свою работу.