Мы уже отделили себе зону для жилья. Теперь нужно нагреть эти самые помещения. Хотя бы до такой температуры, чтоб мы не превращались в сосульки, сняв скафандры. А то сейчас тут – минус сто десять Цельсия.
– А почему так мало?
– Ха! – лейтенант покачал головой, – Томер. Странный вопрос. Правильней было бы спросить, почему так много. То, что за двести лет тут температура упала всего на сто пятьдесят градусов, и не опустилась до температуры окружающего пространства – это, несомненно, заслуга проектировщиков и строителей. Отличные, стало быть, утеплительные слои во внешней обшивке они тут предусмотрели. Излучение тепла в пространство – минимально!
Поддерживать температуру будет, насколько я понял, нетрудно. Осталось лишь нашу жилую зону нагреть. И сделать ещё и предохранительный клапан в остальное пространство сферы. Чтоб восполнять, если что, нашу потерю воздуха. Ну, того, что всё равно улетучивается пока через шлюз шара.
– А как это сделать, командир? В-смысле, нагреть жилую зону?
– Да просто, Анджей. Процедура, в-принципе, стандартная, неоднократно выполнялась потерпевшими бедствие экипажами, и предусмотрена инструкциями на такой случай. Есть у нас и все необходимые механизмы и оборудование. Мы демонтируем баки с топливом с нашего модуля, и затащим внутрь нашей секции шара. После чего нужно будет подключить к бакам конвертер – он хранился в трюме модуля, в герметичных ящиках, и вы уже доставили их сюда.
Но придётся немного повозиться: нужно будет вначале вывести наружу «выхлопные» трубы. И приварить заглушку к корпусу Станции – так, чтоб шов был герметичным. Но поскольку наружный слой из стали, с этим проблем не будет. Мы должны обеспечить выпуск отработанных газов – наружу. То есть, в космос. А когда мы будем выключать конверторы, обратный клапан заглушки не даст вакууму проникнуть в систему.
Думаю, за пару недель конвертер нагреет даже такой большой объём где-то до плюс десяти. А в помещениях в непосредственной близости к конвертеру – и за пару дней. И – до двадцати. Можно будет жить с комфортом: почти как на спасательном модуле.
– Так это отлично, командир! Беру взад свои пожелания насчёт девиц и выпивки, и первым помогаю смонтировать чёртов конвертер и его трубы и заглушку! Даёшь тропический рай!
– Договорились, Томер. Тем более, что ты ведь умеешь работать со сварочным аппаратом. Но!
Займёмся всем этим уже завтра, с утра. А сейчас мы все буквально с ног валимся от усталости, даже несмотря на невесомость! А уж про то, что руки болят, и пальцы не гнутся, я и не говорю. Поэтому давайте вернёмся на модуль, и проведём там нашу последнюю ночь в «земных» условиях.
Ночь прошла беспокойно.
Вначале всех разбудил полузадушенный крик Моммсена – ему приснился кошмар. Примерно час ушёл у Назарова, чтоб снова успокоиться и задремать. Однако блаженствовал в забытьи он недолго. Потому что что-то звонко щёлкнуло в корме, да так, что корпус дёрнулся, и кабину наполнили испуганные возгласы и крики.
Назаров приказал всем замолчать, и лично провёл проверку всех систем.
Но оказалось, что непосредственной опасности нет – это отскочила одна из боковых подруливающих кормовых дюз: коррозия съела её трубопроводы и кронштейны. Лейтенант мысленно отметил себе, что резервуары с топливом нужно переправить в сферу в первую очередь.
Во время завтрака все торопились проглотить содержимое своих пищевых туб побыстрее. Но Пьер Огюстен не удержался, чтоб не спросить:
– Командир! Извините, что лезу не в своё дело… Но почему нужно было обрабатывать весь объём сферы, если мы будем жить всего в одной восьмой? Вернее – даже десятой? Ведь можно было сразу отделить будущую жилую зону, и обработать только её?
– Верно, Пьер. Можно было сделать и так. Но! Если бы вдруг возникла протечка в каком-то из наших швов, нам уже вряд ли удалось обнаружить это – потому что умерли бы мы раньше, чем догадались, что умираем. Ну, и – главный аргумент. В случае крайней необходимости мы сможем теперь воспользоваться запасами воздуха и в той, оставшейся, части шара. Открыв запирающий клапан. И можно будет и запасы воздуха пополнять, и давление выравнивать – пока Галопан не сменит прокладки шлюза, воздух из нашей части постепенно всё равно утекает. И проблем никаких не будет, поскольку воздух из оставшихся частей сферы уже пригоден для дыхания! Убедил я вас?
– Ну… Убедили! Лучше, как говорится, сто раз перестраховаться, чем один – недостраховаться!
– Вот именно. Ну а сейчас, если все закончили завтрак – за работу. Дел много.
Дел и правда оставалось много. Извлечь из заводской упаковки и расконсервировать конвертер оказалось куда проще, чем вывести наружу «дымоходные» трубы от него, и всё состыковать, закрепить, и приварить. Запорный клапан, похожий, если честно, на самую банальную бочку с дымовой трубой, ещё и с конусом-навершием, торчавший теперь на наружной поверхности сферы, словно создавал некий уют, ощущение, что всё это – уже не чужеродная Станция, погибшая и покинутая сотни лет назад, а вполне мирная и спокойная обитель космонавтов с земли. Привычная и обжитая.
После того, как командир лично проверил детектором утечек все соединения и сварочные швы, настал и момент истины.
Назаров, пытаясь поднять настроение озабоченных до дрожи людей, сказал:
– Ну, если кто знает какие молитвы, самое время. Включаю.
Манометр трубопровода, подающего топливо к катализаторам и хитрой системе змеевиков и рёбер радиаторов, расположенных в его утробе, подпрыгнул вверх. Олег поспешил подрегулировать вентиль: входное должно быть не более ноль три атмосферы!
Все с замиранием сердца глядели на начавшие наливаться сиреневым, а затем и тёмно-вишнёвым цветом спирали, лежащие, как и положено по инструкции, на не проводящих тепло кронштейнах, входивших в комплект. Вдалеке что-то глухо бухнуло. Доктор Хейдигер нервно схватил доктора Валкеса за руку, но Назаров поспешил всех успокоить:
– Это открылся запорный клапан. Выхлоп, стало быть, в норме.
Франкель протянул к спиралям руки:
– Чтоб мне лопнуть! Готов поспорить, что уже чувствую, прямо через перчатки – они потеплели! Да нет – они горячие! Так и пышут!
– Оно и верно. – Ксю держал наведённым на спирали раструб болометра, – Нагрелись до ста восьмидесяти градусов Цельсия. И температура растёт.
– Скажете, когда достигнет трёхсот, Ксю. Я отрегулирую давление топлива.
– Да, командир.
– Командир. Если нагреется комната – можно будет… Раздеться?! – в голосе Джонотана Хейдигера явственно слышалось волнение. Да и все, если честно, выглядели взволнованными и радостными: ну как же! Работает конвертер! И хотя мало кому из присутствующих (А, вернее, Назаров готов был поспорить, что – никому!) не приходилось пользоваться этой невероятно надёжной, эффективной и полезной системой, все с огромным энтузиазмом её по достоинству оценили!
– Ну, не так быстро. Вначале должна нагреться хотя бы эта комната. Хотя бы до двадцати градусов того же Цельсия. А скафандры мы снимем не раньше, чем приемлемая температура установится и в шести соседних. Справа, слева, сверху, снизу, и – спереди и сзади. То есть – тех, где мы будем жить. Поэтому.
Для ускорения этого процесса предлагаю первым делом прорезать переборки между этой и двумя соседними комнатами. Теми, что слева и справа. Тогда жить можно будет пока хотя бы в трёх. С гарантией.
Что же до прогревания остального пространства нашего сегмента… Боюсь, нам придётся ограничиться примерно двумя-тремя тысячами кубометров из наших десяти. Это примерно десять комнат в непосредственной близости к этой. В них возможно воздух нагреть до плюсовых температур. А вот в помещениях подальше, и на технических уровнях всё ещё будет ноль или минус.
– Да и плевать на них! – Моммсен только что не подпрыгивал от энтузиазма, – десять комнат! Рай! Дворец! Роскошные апартаменты люкс! Можно будет хотя бы побыть в одиночестве. И не нюхать постоянно чёртовы носки чёртова Франкеля.
Франкель, судя по тону, обиделся:
– Это… Клевета! Я носки регулярно стираю! Каждый день!
– Э-э, так то было раньше, до того, как мы отчалили с Ареса. А здесь-то ты их не стирал!
– Ну… Согласен. Возможности не было. Ладно, если я тебе так противен, можешь жить по ту сторону от этой комнаты, а я буду – по эту. – Франкель махнул рукой.
Моммсен хохотнул:
– Да нет, не противен, конечно. Но и особой любовью к тебе я не пылаю. Как, скажем, тот же Эрик.
Назаров, видящий, что разговорились не на шутку на опасные темы его люди, почувствовавшие ослабление давления обстоятельств и предвкушающие недалёкую почти свободу и комфортные условия, поспешил взять вожжи в свои руки:
– Внимание, спасшиеся. – он решил недвусмысленно дать понять, что все они сейчас в одной лодке, – Приказываю прекратить оскорбительное и глупое «юморение». Как бы не сложились условия нашего проживания, недопустимо оскорблять, даже в виде шутки, наших коллег и товарищей по несчастью! Нам ещё жить здесь… Неизвестно сколько!
– Э-э… согласен, командир. – впрочем, несмотря на слова, особой убедительности в тоне Моммсена не слышалось, – Извините, доктор Валкес. И ты, Франкель. Это я от предчувствия почти шикарной жизни слегка – того… Словом, занесло меня!
– Ладно, я не в претензии. А носки… Я и сам не в восторге от них. И постираю, как только будет тепло, и появится «техническая» вода.
Назаров отметил, что доктор Валкес предпочёл ничего не ответить, просто кивнув. А посмотрев краем глаза на шлем доктора Хейдигера, командир заметил, что лицо того покраснело, словно панцирь у варёного рака.
Чёрт бы их побрал!
Похоже, с оборудованием нормального жилья, и возвратом к нормальному существованию, то есть – без скафандров, проблем у него не убавится, а, скорее, наоборот.
И проблем не технических, а – социальных. Связанных с отношениями между его людьми. Ну, с другой стороны – это естественно. Они же – люди.