— О боже, — произнесла она вслух, облокотившись на стол и положив голову на руки. — Господи, что я наделала? Что я наделала со всеми?
Кембридж,
Колледж Святого Николая,
Секретариат
Уважаемый мистер Бейтсон!
Благодарим Вас за письмо. Было приятно узнать, что Вы благополучно пережили войну и сейчас успешно занимаетесь преподавательской деятельностью.
К сожалению, мы располагаем только адресом семьи мисс Бартлет. Сама она в течение всех этих лет не поддерживала связи с колледжем и ни разу не бывала на встречах выпускников. Ее родители, вероятно, смогут переадресовать Ваше письмо, и оно непременно должно до нее дойти. Адрес: 42 Гарден-роуд, Илинг, Лондон, В5. Имя отца — мистер Роджер Бартлет. Надеюсь, это поможет Вам. Будем рады увидеть Вас на ежегодной встрече выпускников колледжа. Если Вам удастся разыскать мисс Бартлет, передайте ей наши наилучшие пожелания.
Искренне Ваш,
— Здорово, — сказал Гай, когда Джереми показал ему письмо, — чертовски здорово. Молодец, старик.
— Да ладно тебе, пустяки. Будем надеяться, что мистер Стаббз не очень дружен со старым Лотианом.
— Даже если и дружен, какой ему в том интерес? — спросил Гай. — Совершенно невинный запрос.
— В общем, да, — согласился Джереми, — так что, написать мне или ты сам?
— Ведь это ты с ней знаком?
— Да, не близко, но она должна помнить меня.
— Тогда ты и напиши. И тон должен быть такой… дружеский, совершенно невинный. Можешь написать, что ты просто хотел повидаться с нею, поговорить насчет встречи выпускников. А потом мы можем вместе зайти к ней. Если ты не против. Хоть какая-то надежда!
— Не гони лошадей, — предупредил Джереми. — А вдруг она не согласится? И если даже согласится и все честно расскажет, что весьма сомнительно, неизвестно, поможет тебе это или будет еще хуже.
— Как так?
— А вдруг слухи верны? И у нее был роман с Лотианом?
— Боже, — воскликнул Гай. — Я и не подумал об этом. — Воцарилось молчание. Потом он сказал уже бодрее: — Знаешь, я почти уверен, что никакого романа не было. Так, сплетни.
— Пока что, — усмехнулся Джереми, — твое чутье тебя только подводило.
— Что верно, то верно, — мрачно согласился Гай.
Все дети собирались назад в Лондон. Джей был в ярости.
— Так нечестно, почему я тоже не еду?
— Потому что ты там не живешь, — объяснила Барти. — Тебе повезло.
— Тебе не нравится Лондон? — взглянул на нее Джайлз.
— Не очень, в деревне лучше. Когда я вырасту и стану знаменитой писательницей, я поселюсь где-нибудь поблизости отсюда.
— Ты можешь и здесь жить.
— Не могу, Джайлз. Не говори глупостей.
— Я и не говорю глупостей. Почему бы и нет?
— Потому что я не из вашей семьи. Вот почему. — В голосе Барти звучала досада, как это часто случалось, когда речь заходила о ее происхождении, пусть даже на уровне намеков.
— Ну… — Джайлз замялся. Барти зарделась и как-то нахохлилась.
Ему стало неловко и жалко ее. Он понимал, почему она расстраивалась: по мере взросления ее положение все более осложнялось.
Джайлз часто раздумывал над тем, сколько времени ушло у матери на то, чтобы принять решение забрать Барти к себе, — минут пять, не больше. Потому что мать никогда не тратила на раздумья много времени. Просто в какой-то момент ей это показалось хорошей идеей, правильным действием, и она подхватила Барти, как если бы та была бродячим щенком, и поместила ее в новую среду, ожидая, что в ней девочка будет счастлива. Конечно, в определенном смысле мать оказалась права, но сколько отвратительных моментов пришлось пережить Барти, не говоря уже о том, что она в детстве чуть не умерла, потому что никому не было до нее дела, когда она заболела. Джайлз прекрасно помнил, в какую ярость он пришел, услышав, как нянька оскорбляла Барти, называла ее вонючкой. А родители? Они же чуть не уехали, так и не узнав, что Барти больна, и уехали бы, если бы он им не сказал.
А каково ей было в школе, где каждый норовил клюнуть ее? И неизвестно еще, как все сложится, когда она вырастет, а до этого остается всего несколько лет. Будет ли она продолжать жить с ними или вернется в свою родную семью? Конечно не вернется, хотя Барти часто говорила, что хочет этого. В конце концов, это просто невозможно, она уже другая, уже не одна из них. Билли — славный парень, но их с Барти разделяет пропасть: ее образованность, воспитание, запросы. А за кого она выйдет замуж? За того, кого одобрит его мать, или за кого-то, кто принадлежит к кругу ее родной семьи? Но это же ужасно. Как же ей будет трудно! А впрочем, жениться на ней пожелали бы очень и очень многие молодые люди, это уж точно. Она так хороша собой и с ней так здорово, что Джайлз просто не мог припомнить девушки, общение с которой доставляло бы ему такое удовольствие.
Это лето они провели вместе. Джайлз учил Барти играть в теннис, и она действительно играла хорошо, а бабушка давала им обоим уроки верховой езды. Поначалу Барти, похоже, боялась, но стиснула зубы и справилась, как ее наставляла леди Бекенхем, и уже через одну-две недели вполне грамотно шла рысью и даже легким галопом. И все же у нее это получалось не так ловко, как у близнецов, которые словно родились верхом — настолько небрежно и храбро они себя вели, настолько легко и грациозно сидели на пони. Леди Бекенхем купила еще одну лошадку, чтобы у каждой из девочек был свой пони. Она таскала их по всем спортивным состязаниям, и к концу месяца на вешалках для уздечек в стойлах пони висела целая куча красных розеток.
— Нет, я все равно хочу вернуться в Лондон, — призналась Бар ти, — потому что моя мама нездорова.
— Да? Мне очень жаль.
— Ей нездоровилось еще до того, как я сюда приехала. На днях я получила письмо от Фрэнка, и он пишет, что ей очень плохо. Надо, чтобы ее осмотрел врач.
— Она что, даже не была у врача? — недоуменно спросил Джайлз. — Она ведь уже много недель болеет. Почему же до сих пор не сходила?
— Потому, Джайлз, — устало ответила Барти, — что не все могут позволить себе такую роскошь. Вот почему.
— Господи, — сказал Джайлз, — это же просто чудовищно.
— Лили, одевайся!
— Зачем? Я никуда не хочу идти.
— Едем на поиски сокровищ. Сегодня будет что-то грандиозное.
— Джек, мне надоели эти поиски сокровищ.
— Но ожидается нечто особенное. Нас уже тридцать человек, то есть будет тридцать машин, а первый ключ находится в Букингемском дворце. Ну давай же, дорогая, а то мы опоздаем.
— Опять гонки?
— Разумеется, гонки. Какой смысл в поисках сокровищ, если нет гонок?
Лили посмотрела на Джека: он весь горел, потому что уже слишком много выпил, а у нее завтра трудный день. Она покачала головой:
— Нет, Джек, извини, но я не поеду. Ты поезжай.
Она впервые отказалась с ним куда-то идти и что-то делать. Мгновение Джек глядел на нее с изумлением.
— Нет, без тебя мне неинтересно, Лили, — медленно и как-то вяло сказал он. — Если ты не поедешь, тогда и я не поеду.
Этого Лили не ожидала. Она думала, что он и без нее отправится туда, куда хочет, как маленький капризный мальчишка. Она была глубоко тронута.
— Впрочем… знаешь, я, наверное, поеду. Но только ради тебя. Подожди, я надену свитер. Август есть август. Холодно.
— Лили, ты потрясающая девушка! — воскликнул Джек.
— Боже правый, — сказал Оливер, — ты только взгляни на это.
Селия взяла газету, это была «Дейли мейл». На первой странице красовалась большая фотография: куча автомобилей сгрудилась напротив Букингемского дворца, а рядом, на снимке поменьше, толпа молодых людей собралась возле машин, и вид у них у всех был весьма нетрезвый. Под фотографиями красовалась подпись: «Золотая молодежь под покровом темноты».
— А это не Гарри Колмондлей, приятель Джека? — спросил Оливер.
— Где? Ой, точно, это он. Наверное, и Джек там был.
— Тогда ему повезло, что его не забрали в кутузку, — сказал Оливер. — Вот послушай: «В час ночи к Букингемскому дворцу подкатили по меньшей мере сорок автомобилей. Толпы молодых людей выскочили из машин и принялись носиться вдоль ограды, крича и проталкиваясь в караульные будки в поисках так называемого ключа — это одно из правил модной ныне игры под названием „Поиски сокровищ“. Капитан стражи поднял по тревоге все подразделение и вызвал подкрепление, решив, что дворец в осаде. В конце концов молодые люди отыскали нужный им ключ у подножия памятника королеве Виктории, после чего вся толпа села в машины и помчалась на Трафальгарскую площадь. Однако самые злостные нарушители порядка были задержаны. Среди них виконт Авондин, лорд Форрестер, мистер Генри Паркер и…» О господи!
— Джек? — глядя на мужа, спросила Селия.
— «…и Джек Литтон, член семьи известных лондонских издателей, вместе со своей подругой, актрисой Лили Фортескью».
— Актрисой! — сказала Селия. — Вот уж действительно…
— Подожди, Селия! «Как прокомментировал старший констебль, участники игры находились в нетрезвом состоянии, и хотя и не причинили никакого вреда дворцу и его охранникам, все же нарушили покой мирных граждан и заслуживают наказания». И что же теперь, по-твоему, я должен делать? — спросил Оливер.
— Ничего, — устало заметила Селия. — Он полный идиот, твой братец, но ему тридцать пять лет, и ты ему не отец.
— Трудно поверить, что Джеку уже тридцать пять, — вздохнул Оливер, — как подумаю, что…
— Извини, пожалуйста, Оливер. — Селия встала. — Мне нужно кое-что забрать из своей комнаты, прежде чем мы поедем на работу.
Она едва успела добежать до уборной. Это ужасно. Тошнота про сто одолевала ее. Сейчас пройдет. Селия присела на кровать, собралась с силами. Затем стала медленно спускаться по лестнице. Оливер, совершенно вне себя, стоял в холле и натягивал перчатки.