— Где «скорая»? Они что, через Шотландию едут?
— Да вон она катит. Я уже слышу. Ну же, посигналь фонарем. Вот так. Сюда! Эй!
Подкатила «скорая», из кабины выпрыгнул водитель.
— Это здесь… Да, да, вижу. Значит, здесь.
— Что, плохо, да?
— Да уж ничего хорошего.
Джим и Дот Эверет видели все. Они спали в своем маленьком домике на окраине Льюиса и вдруг услышали шум подъехавших машин. Целый кортеж автомобилей, битком набитых пассажирами, что-то кричавшими и смеявшимися, пронесся по дороге, взвизг нул тормозами на повороте и ринулся вниз с горы. И потом одна из них, как раз вот эта, как-то боком развернулась на дороге, вылетела на встречную полосу, врезалась в фонарный столб, отскочила и полетела вверх колесами. Вот так.
— Это было как в замедленной съемке, — пояснил Джим подоспевшему полицейскому. — Вот так, через себя и на крышу. И потом еще раз. И прямо в дерево. Трюкачи, да и только.
— Да-да, понятно. — Один из полицейских подошел к санитарам «скорой» — те стояли, склонившись над носилками, и укладывали на них чье-то безжизненное тело.
— Что, жив, бедолага? — спросил он.
— Да кто его знает? Вроде дышит еще.
— Документы какие-нибудь при нем имеются?
— Пока ничего не нашли. Пошарьте, может, на приборном щитке остался бумажник или еще что-нибудь. Хотя что там найдешь — машина-то вся всмятку. В гармошку. Вот придурки! А вот этот, гляди-ка, в смокинге, при параде. Как их называют? Золотая молодежь? Я бы этой золотой молодежи… Смотрите, откупоренная бутылка шампанского на сиденье. Да они все пьяные, негодяи. А это что еще за коробочка? Глянь-ка, кольцо… Валялось рядом с этим парнем. Ох, стервец, что натворил…
Доктор Перринг поставил диагноз: гнойный перитонит. Прибыла «скорая», и Сильвию в сопровождении сиделки забрали в больницу. Барти, горько плача, стояла на ступенях перед входом в дом и провожала мать. Селия утешала ее, обнимая за плечи. Проснулся Оливер, вышла из комнаты ММ. Все спустились на кухню.
— Заварю чай, — предложила Селия.
— Нет, ты должна лежать, как велел врач, — возразила ММ. — Я сама заварю.
— Я в порядке. — Селия устало потерла глаза. — Барти, милая, не нужно так убиваться. Твоя мама — очень сильная женщина. И доктор Перринг говорит, что в больнице ей сразу же назначат нужное лечение. С ней все будет хорошо. Честное слово.
— Нужно было отправить ее раньше, — заявила Барти, утирая ладонью нос, и, взглянув на Селию, объяснила: — У меня нет носового платка.
— На, — протянул Оливер, — возьми мой. Так-то лучше. Тетя Селия совершенно права: в больнице твоей маме помогут лучше, чем здесь.
— Да, но доктор хотел отправить ее туда еще днем, а мы… мы… — И Барти снова расплакалась. — Уол! Это было так страшно, она так мучилась от боли и говорила такие странные вещи… Я ничего не поняла. Дикость какая-то…
— Да, очень странные, — торопливо подтвердила Селия, — она бредила и в бреду повторяла… Я даже не знаю, как это передать. В общем, полная бессмыслица.
— Нет, кое-какой смысл в этом все же был, — сказала Барти. — Ей казалось, что она родила ребенка, который сначала был живой, а потом умер. Это было так ужасно, Уол.
— Бедная Сильвия, — заметила ММ, — мне очень жаль. А у нее не было ребенка, который и вправду умер, Селия? Я, кажется, что-то такое припоминаю…
— Да, — быстро произнесла Селия, — да, был.
— А сколько мне тогда было лет? — спросила Барти.
— О, ты тогда была совсем крошкой. Около двух лет, а то и меньше.
— А что же все-таки случилось?
— Барти, это произошло очень давно, я ничего не помню.
— Бедная, бедная мама, — всхлипнула Барти и снова заплакала, — я так боюсь, что она умрет.
— Не умрет, Барти, — твердо пообещал Оливер, — я уверен. Ее спасут врачи.
— Как бы мне хотелось быть рядом с ней в больнице.
— Ну, сейчас нельзя. Тебя туда не пустят. Но утром мы первым делом позвоним и спросим, можно ли ее навестить. Так, а спать не пора? Батюшки! Да уже почти четыре утра. Ступай, Селия, дорогая моя. Тебе просто необходимо поспать. У тебя ужасный вид, бродишь по дому как привидение. Иди и ложись.
— Правда? — удивилась Селия. Она действительно чувствовала себя неважно.
В восемь утра они позвонили в больницу. Новости были неутешительные. «У миссис Миллер острый перитонит, — сообщила старшая сестра отделения, — температура чрезвычайно высокая, и о посещениях не может быть и речи». Кроме этого, сестра ничего не сказала. Доктору Перрингу удалось узнать побольше.
— Ей сделали дренаж брюшной полости, как я и предполагал. На этой стадии с инфекцией можно бороться только таким образом. Кисту удалят, но пока инфекция столь острая, операцию делать нельзя. Вероятно, в течение многих месяцев ее мучили страшные боли. Бедная женщина. Боже, боже… Что же она не обратилась раньше?
— Я и сама не знаю, — ответила Селия. — У нее были боли, но потом она сказала, что все прошло.
— Между нами, — откровенно заявил доктор Перринг, — мне кажется, надежды мало. У нее заражение. Я просто не знаю, как быть с Барти. И с остальными детьми…
— О господи, — воскликнула Селия. — Ну, Билли работает у моей матери, ему придется ехать сюда поездом. Все остальные дети живут в Лондоне, насколько мне известно.
— Барти может с ними связаться?
— Конечно. Бедная девочка. Что я ей скажу?
— Ну, может быть, это и не понадобится. Как вы сегодня себя чувствуете?
— Прекрасно. Но Барти захочет навестить мать. Хотя бы попрощаться она должна. Она очень умненькая девочка. И у меня не получится долго скрывать от нее истинное положение дел.
— Не получится. Ну что ж, мне кажется, вам нужно быть с ней честными. Скажите ей просто, что ее маме лучше не стало, но есть еще основания надеяться. Я на связи, если понадобится… если вдруг придется отвезти Барти в больницу. И остальных тоже…
— Да, оставайтесь, пожалуйста, на связи. Спасибо вам за все, доктор Перринг. В который уже раз.
— А где Джек? — Оливер заглянул в кабинет ММ. Было просто поразительно, насколько быстро она снова втянулась в работу, как будто и не отсутствовала столько времени. — Ты не знаешь?
— Да нет, понятия не имею.
— Он часто опаздывает, но не до такой же степени. Я звонил ему на квартиру, его там нет.
— Может быть, его подруга в курсе?
— Возможно, но где ее искать, я тоже не знаю.
— Я уверена, что Джек скоро появится. С утра было что-нибудь новое из стана Лотиана?
— Нет, ничего. Так что еще один день можно подышать чистым воздухом.
— Да. И на том спасибо.
— Ну, как у нас дела? — спросил Говард Шо свою секретаршу. — От «Литтонс» по-прежнему ничего?
— Ничего, мистер Шо.
— Крайне беспечно с их стороны. Но если они и сегодня с нами не свяжутся, мы будем вынуждены пойти на заочные слушания. Мистер Джастис Берримен будет не в восторге.
— Это уж точно, мистер Шо. Вы ведь отправили письмо еще в пятницу, не так ли?
— Так. Дело было весьма срочное, и я решил послать это письмо сам. Я вам уже говорил.
— Да, конечно. Мистер Шо, может быть, мне позвонить Бриско?
— Ни в коем случае, Анжела. Если они настолько пассивны, я бы даже сказал, невежливы, что оставляют без внимания такие серьезные вещи, они не заслуживают того, чтобы мы бегали за ними.
— Да, мистер Шо.
Утро выдалось чудесным: несколько прохладные дни конца лета скрасила мягкость осени. Сюзанна Бартлет читала газету в саду, когда на велосипеде подъехал почтальон.
— Доброе утро, мисс Бартлет.
— Доброе утро, — улыбнулась она.
Какая миловидная девушка, подумал почтальон. Она ведь, кажется, еще не замужем? Сколько же ей лет? Наверное, уже за двадцать. Да, далеко за двадцать. Но она выглядит моложе. Вот что значит жить в родительском доме, где о тебе заботятся, не заставляют много работать. Она до сих пор похожа на студентку. Она ему нравилась; со странностями, конечно, барышня, все сидит что-то переводит, молочник говорил, будто она немного не в себе, но все это, конечно, ерунда. Его жена, которая работает у викария церк ви Святого Стефана, знакома с домработницей Бартлетов, и та говорила, что девушка вполне здорова, только принимает слишком много лекарств. У нее проблема с нервами, вот и все. Она пережила какой-то нервный срыв, когда училась в университете, и теперь все время на пределе, ей нужен покой. Такая беда — жаловалась домработница Бартлетов, потому что девушка очень умненькая, ученая, переводит книги с греческого, древнееврейского и еще невесть с какого, но вот работать, как все, где-нибудь в офисе не может.
У Сюзанны были чудесные длинные волосы, которые она до сих пор заплетала в толстую косу. Хорошо, когда у женщин такие волосы, подумал почтальон, не то что все эти стрижки. И короткие юбки. Это все так неженственно. А эти молодые дурочки думают, будто в коротких юбках они такие привлекательные… Нет, нет, срам один, да и только.
Почтальон поставил велосипед, вошел в калитку и направился по дорожке к парадному входу.
— Что-то вы сегодня поздно, — приветливо встретила его мисс Бартлет.
— Да, я знаю. Задержали на базе.
— Для меня что-нибудь есть?
Он порылся у себя в сумке:
— Нет, ничего.
— Как же так? Я ждала почту. Из бюро переводов.
— А это не то письмо, которое я приносил тут на днях? — спросил он.
— Я ничего не получала. Наверное, вы меня с кем-то спутали.
— Да что вы, мисс Бартлет! — Его профессиональная гордость была уязвлена. — Я наизусть помню, кому и когда я доставлял письма.
— Ну… так это было недели две назад, а вы говорите на днях.
— То было другое письмо, — раздраженно ответил он. — А это я приносил в пятницу. Я точно помню, потому что в то утро на всю улицу приходилось только два письма. И одно из них — ваше. А на следующий день вообще никаких писем никому не было. Так что ваше письмо я приметил. Кстати, второе было для ваших родителей. Я им сразу же передал оба письма — и их, и ваше.