Сильвия чувствовала, что очень исхудала и совсем ослабела. Хорошо еще, что в те дни, когда она болела, не было особой работы по дому: дети поднимались сами, одевались и шли в школу, и, приготовив им завтрак, она могла еще несколько часов полежать в постели. Фрэнк нашел временную работу у одного строителя: мешать цемент, таскать кирпичи. Зарабатывал он всего два фунта десять шиллингов в неделю, но это было лучше, чем слоняться по дому и жалеть самого себя. Было досадно за Фрэнка: он ведь такой умный мальчик, учитель сказал, что он мог бы устроиться клерком. Два года он воевал за страну, а теперь она выбросила его на свалку, как сам он говорил, и ей наплевать на его проблемы. Это было несправедливо, страшно несправедливо.
— Ну вот. Это что касается обложки.
— Да, обложка Джилл самая лучшая.
— Похоже, с ней будет еще немало проблем?
— Я ведь вам говорила. Но не волнуйтесь. Я прослежу за этим. Уж как-нибудь.
— Я и не волнуюсь, — сказал Себастьян, — ничуть. Я знаю, что «Меридиан» в надежных руках.
— Вот и хорошо, — с облегчением вздохнула Селия.
— А теперь закажем что-нибудь и поболтаем. Хорошо здесь, правда? Как-то строго, точно в хорошем мужском клубе. Вы бываете здесь со своими любовниками, леди Селия?
— У меня нет любовников, — твердо ответила она.
— Ни одного?
— Ни одного.
— И никогда не было?
— И никогда не было.
— Не могу поверить.
— Это ваше дело.
— Но вы так соблазнительны. Как можно устоять против вас?
— Да очень просто, — рассмеялась Селия. — Чтобы завести любовника, нужно как минимум испытывать желание. А я чувствовала такое только к Оливеру.
— В самом деле? — удивился он и внимательно оглядел ее лицо. — Что ж, я заинтригован, признаюсь. Непременно поразмыслю над этим. Он был вашим первым мужчиной?
— И последним. Себастьян, это наглый вопрос.
— Знаю. Прошу прощения. Можете не отвечать. — (Селия отпила шампанского, чувствуя себя смущенно, даже нервно. И это было странно.) — Сколько вам было лет? Когда вы… сошлись с ним?
— Всего девятнадцать.
— Девятнадцать. Замуж в девятнадцать лет!
— Да, — быстро произнесла Селия, обеспокоенная тем, к чему он клонит. У нее не было никакого желания выкладывать Себастьяну Бруку все непростые подробности своего брака.
— А сейчас вам сколько?
— Тридцать три. Еще один бестактный вопрос.
— Я всегда считал, — заявил Себастьян, не обращая внимания на ее слова, — что это идеальный возраст для женщины.
— Почему? — недоуменно спросила она.
— Это еще молодость. Но цветок уже раскрылся. Хотя и не расцвел полностью, еще предстоят чудесные открытия. Интересно, что за цветок получится из вас. — Он сидел откинувшись и улыбался. — Не роза, это уж точно: роза — слишком просто и примитивно. Возможно, тюльпан: это скрытный цветок.
— Вы считаете меня замкнутой? — На самом деле Селии льстило его сравнение.
— Да. Но, видите ли, если уж тюльпан раскрывается, то цветение наступает очень быстро. Я с нетерпением жду вашего цветения, леди Селия. И хочу присутствовать при нем.
— Какую чушь вы несете, Себастьян, — рассмеялась она.
— Я знаю. Но не могу удержаться. Ну что, поговорим обо мне? Как я и обещал. Есть отдельные моменты, о которых, мне кажется, вам следует знать. Во-первых, я женат.
Дорога оказалась намного длиннее, чем думал Джей. Она тянулась все дальше и дальше вниз по холму. Даже после того, как она слилась с другой дорогой, где, как ему казалось, вскоре должна была показаться станция, она все еще тянулась, насколько хватало глаз. И было страшно жарко. И ужасно громыхали машины. Наконец мальчик добежал до места, где нужно было либо пересекать дорогу, либо поворачивать обратно. Страх охватил его: машины мчались, не останавливаясь, как же он перебежит на другую сторону? Джей замер в нерешительности. Может, вернуться домой? Нет, дом ему уже надоел, как и Дороти со своей морковкой.
— Господи помилуй, да где же это он? Ради бога… — Дороти уже трижды взбегала вверх по лестнице и заглядывала в каждый угол, с тех пор как обнаружила, что Джея нигде нет. Она бросилась вверх, а затем вниз по улице, зовя его, опросила всех соседей, проверила погреб, чердак, как будто четырехлетний ребенок мог придвинуть лестницу и вскарабкаться по ней. Несколько раз она обшарила все спальни, дважды обежала небольшой сад, заглядывая под каждый куст. Дороти уже поняла, что все ее поиски напрасны, хотя и боялась себе в этом признаться: мальчишка сбежал из дому. Что было делать: звонить в полицию? Звонить мисс Литтон? При мысли об этом вкупе с предположением о том, что́ могло случиться с Джеем по дороге, Дороти так перепугалась, что чуть не потеряла сознание, и ей пришлось присесть, уткнувшись головой в колени. Но выхода не было: надо звонить. Вот только она еще раз пробежит по улице, покричит его и тогда уж…
— Женат, — тупо повторила Селия — Женат! Но, Себастьян…
— Знаю. Знаю. Нужно было сразу вам сказать. А я все время откладывал. Мне… просто не хотелось… Мне никогда не хочется об этом говорить.
Селия вспомнила все те случаи, когда задавалась вопросом, почему он не женат, размышляла о причинах, выдумывала всякие романтические истории.
— Как и вы, она была очень юной, — начал Себастьян, — да и я тоже. Ей было восемнадцать, мне — двадцать один. Мы поженились в тысяча девятьсот третьем. Всего за год до вас. Я просто боготворил ее, она казалась мне совершенством. И была беременна, — добавил он, осушив бокал и вновь наполнив его. — Помогайте, Селия, пейте, иначе я один все выпью.
— Ну и на здоровье, — грустно сказала она. — Я больше не хочу.
Что ее так расстроило? Было непохоже, чтобы…
— Ладно. Ну вот, а потом она потеряла ребенка. На ранней стадии. А я к тому времени обнаружил, что она вовсе не совершенство. Тоже на ранней стадии. Она…
— Как ее звали? — спросила Селия.
— Миллисент. Дурацкое имя, вам не кажется? Я его всегда тер петь не мог. Оно меня раздражало, даже когда я был страстно влюблен в нее. Миллисент — что-то длинное, стародевичье. Милли — ужас, имя для прислуги. В общем…
— А где она живет?
Селия задавала вопросы, надеясь — и про себя отрицая, что надеялась, — а вдруг он скажет, что эта Миллисент умерла, или они развелись, или что он давным-давно оставил ее и она завела любовника…
— Она живет в прекрасном доме в Суффолке. Полагаю, вам не очень известно это место?
— Однажды няня возила меня во Фринтон. Но я плохо помню его.
— Никакой разницы. Жуткое местечко, я вам скажу. Во всяком случае, она живет там. Я езжу туда по выходным.
— У вас есть… дети?
— Нет, — безразлично ответил он. — Больше не получилось. Была кое-какая причина. В свое время я переживал, но потом…
— Но вы… то есть…
У Селии не было права задавать такие вопросы, ее это не касалось. Никоим образом.
— Я больше не люблю ее, — сказал он, и в его глазах мелькнула какая-то озорная тень, — если вы об этом хотели спросить. Но порвать с ней не могу. Она мне нужна, а я — ей. И вплоть до последнего времени я довольно сильно зависел от нее. Вообще-то, и теперь завишу. Пока еще.
— Вы имеете в виду деньги?
— Да. У нее их довольно много. А у меня их нет вообще. Кроме тех пятисот пятидесяти фунтов, которые вы мне подарили.
— Я вам их не дарила, — покачала головой Селия.
— Нет, конечно же нет. Но вы меня поняли. В любом случае я не могу даже подумать о том, чтобы оставить ее.
Селия взглянула на него и умудрилась улыбнуться — холодной, независимой улыбкой.
— Уверена, что ее это очень обнадеживает, — заметила она. — Я рада, что вы мне обо всем рассказали, Себастьян. И, как вы и говорили, это было то, что мне непременно следовало знать. Давайте что-нибудь закажем — только одно блюдо, потому что у меня действительно мало времени.
— Да перестаньте вы, — устало сказал он, и она впервые увидела его таким, какой он есть: менее блестящим, менее самоуверенным. Он потянулся и попытался взять ее за руку. — Думаете, мне это доставляет удовольствие? Думаете, мне хотелось вам об этом рассказывать? Мне понадобилось все мое мужество.
— Не понимаю, почему такие сложности, — произнесла Селия, освобождая руку. — Вы же не о преступлении рассказываете. Простите, я на минутку… Мне надо помыть руки.
Она вышла из зала ресторана, отчаянно стараясь не показаться взволнованной или озабоченной, избегая думать о причине, по которой чувствовала себя разочарованной. Нет, даже обманутой. Боже, что за абсурд? Полный абсурд.
— И куда же это ты спешишь, старина?
Перед ним стоял взрослый дядя, с виду очень добрый и довольно симпатичный. Он был в шляпе и до блеска начищенных ботинках, а в руке держал сложенный зонтик. Джей всегда первым делом замечал ботинки, потому что они находились внизу, напротив него.
— Почему ты один? — улыбнулся незнакомый дядя. — Ты, часом, не потерялся?
— Нет, — уверенно заявил Джей.
— Сколько тебе лет?
— Четыре.
— Четыре! Маловато, чтобы ходить по улицам одному. — Незнакомец присел на корточки перед Джеем. — А где твоя мама?
— На работе, — ответил мальчик.
— На работе! Так, а кто же тогда за тобой смотрит? Вернее сказать, кто за тобой не смотрит?
— Дороти.
— Дороти. А кто такая Дороти и где она?
— Она дома… — пояснил Джей.
— А она знает, где ты?
— Она… да.
— Правда? И она разрешила тебе одному расхаживать по дороге с таким движением?
— Да, — подтвердил Джей.
— А как тебя зовут?
— Джей. Джей Литтон.
— Ну, хорошо, Джей. А куда ты спешишь с таким деловым видом? Не хочешь мне рассказать?
— Я еду к бабушке Бек, — выпалил Джей. Если этот дядя такой любопытный, пусть знает. Ему нечего скрывать. Он идет по делу, на вокзал, и никто не должен его задерживать.
— Понятно. А где живет твоя бабушка Бек?
— В деревне.
— В деревне. Ага. И ты знаешь, как туда добраться?
— Конечно знаю.