Все дело в Лимфоме Ходжкина, если я войду в ремиссию, и забеременею. Никто не даст никаких гарантий, что при всплеске гормонов, вызванных беременностью, рак не даст рецидив. Да, многие женщины рожают и после рака, но они берут эти риски на себя. Но тут дело именно в Лимфоме, она поражает лимфоузлы, которые в свою очередь, даже при перенесенной, обычной простуде, может дать рецидив.
Я вышла в полном замешательстве. Я раньше очень хотела стать мамой, но сейчас, после этих слов, я не готова идти на эти риски, даже ради ребенка. Меня эта новость задела за живое. Да, я последние несколько лет задумывалась, что уже склоняюсь, что не хочу приносить в этот мир нового человека. Но все эти года, у меня был выбор. Я могла потом передумать и родить, или не рожать совсем. Все в этом случае зависело только от меня. Но тут все было решено за меня. Опять рак решил все за меня.
Я хотела иметь право выбора. Я хотела, чтобы я в итоге выбирала рожать мне или нет, заводить ребенка или нет. Но рисковать своим здоровьем даже будучи в гипотетической ремиссии я не стану. И тем более передавать онкологическое заболевание еще не рожденному ребенку я не буду. Это тяжело, когда уже все решено за тебя. Просто так. По факту. Тебе не дали сделать выбор.
Так прошел мой день. Весь в раздумьях. Что со мной будет? Как моя жизнь сложиться дальше?
На следующий день меня отправили на контрольное узи перед операцией. Я пришла на узи и прилегла на кушетку. Когда врач-узи стала смотреть в монитор узи, она была в шоке, сказав, что у меня там полным-полно гноя, и поэтому шов может не заживать, поэтому из него текло. И что оперировать нужно обязательно, чтобы удалить гной.
Мой лимфоузел на шее просто сгнил и развалился. Я до сих пор не понимаю, как это могло произойти. Когда гной в организме, тогда дичайшая температура под 40-41 градус. А у меня ничего не было, ни малейшей температуры. Мой организм даже не пытался показать, что с ним что-то не в порядке. Он не мог, да и не хотел пытаться бороться с болезнью.
И именно в те дни я поняла, если бы я не обратилась за медицинской помощью, как я легко и просто могла за считанные месяцы умереть. Опухоль бы просто перекрыла мне доступ к кислороду, гной распространился бы, и все за считанные месяцы. И то, я жалею, что прям сразу не пошла, а только через 1-1,5 неделю.
Если бы врачи нашли бы это раньше, этого бы могло и не быть. Может быть, мне просто опухоль вырезали и все. И мне бы не пришлось проходить все испытания химиотерапией. Но как же я ошибалась. Лимфома Ходжкина единственный в мире рак, который не вырезается даже на 1 стадии, даже когда 1 опухоль в организме. В любом случае, было бы у меня 1 или 2 опухоли, мне бы проводили химиотерапию.
Страшно осознавать, даже сейчас, что я могла бы сейчас не писать эту книгу, а лежать похороненной в земле. Страшно? Безумно. До сих пор.
Меня экстренно решено было оперировать, и поставили дату операции на следующий день, после узи. Я была самой первой в этот день в очереди на операцию.
Я подумала, что хорошо, что поставили операцию на следующий день. Не было времени на то, чтобы сидеть в ожидании своего часа, и ждать худшего. Некогда было даже осознавать, что мне страшно.
День операции. В 8 утра на голодный желудок, я стояла в коридоре, в ожидании, когда же за мной, приедет, та самая каталка. Отец пришел, чтобы поддержать меня. Я не могла расслабиться. Было безумно страшно. Эта операция должна стать первой операцией в моей жизни, под общим наркозом.
Вот и она, каталка. Едет по коридорам, гремя и стуча. Мой отец обещал меня ждать все это время с операции и быть со мной. Я написала, что меня сейчас заберут подруге. И уже как по наитию разделась и легла на каталку. Как будто, мне не страшно. Как будто, для меня это все уже в пределах нормы. И меня стали увозить.
Все вышли в коридор, чтобы посмотреть, что происходит в отделении. На лицах людей читался шок. Они смотрели, на все, что происходит, как на представление в цирке. Потому что положили меня в отделении химиотерапии, отсюда никогда не увозили на операцию. Я была первооткрывательницей. Я стала первым человеком, которого забрали на операцию с отделения химиотерапии.
Меня довезли до операционной, как и в прошлый раз, я опять перелезла на операционный стол. И со мной стали разговаривать практически все – медсестра, врач, анестезиолог. Медсестра подключила меня к датчику, который мерил давление, и поставила капельницу. Было много людей в операционной – минимум 2 хирурга, медсестра и анестезиолог.
Хирург начала меня предупреждать, что они должны будут меня разбудить от наркоза, убрав предварительно трубку из горла, чтобы я сама начала дышать. Было чертовски страшно это слышать, но попыталась максимально собраться с силами, что я обязательно очнусь, что я должна жить.
Дальше мне начала все объяснила медсестра, что начнет мне вводить наркоз и надо считать. Я помню, как она ввела, сказав раз. И я заснула.
Я ничего не видела, была лишь темнота. Вокруг меня был лишь мрак и пустота. Многие рассказывали, что в наркозе видели сны, что искали выход, искали двери. Но я ничего не видела. Я еще раз испугалась, что именно так выглядит смерть.
Спустя какое-то время я увидела свет и дальше отключилась. Я помню все отрывками, как медсестры потеряли капельницу, я на них начала кричать, что она возле меня. И опять темнота.
Я очнулась.
И сразу же написала своей подруге, что все хорошо, я жива. И опять провалилась в сон. Все в отделении были очень внимательные ко мне, все приходили спросить какая я себя чувствую – медсестры, врач, заведующая. Я проспала весь день, то просыпалась, и потом опять проваливалась в сон, и так до 17 часов вечера.
Окончательно проснувшись, я попросила медсестру помочь мне подняться и одеться. Я сходила до туалета. И я была в шоке, повязка совершенно не кровила. На ней не было ни следа от крови. У меня было столько счастья.
На следующий день я узнала, что операция прошла хорошо, весь гной убрали. И провели на узи, чтобы посмотреть точно ли убрали абсолютно весь гной от лимфоузла. Моему счастью не было предела. Впервые за долгое время я хотела верить, что все будет хорошо, что мой шов заживет, что я смогу с этим справиться. Рак я справилась с операцией, и я выжила, я должна победить рак. И самое главное, даже не смотря на перевязку, было видно, что припухлость спала еще больше, потому что гноя больше не было в моем организме. Это было просто чудо.
Я чувствовала себя хорошо, но меня, так же, как и в первый раз, преследовали люди, и их боль. Я нашла укромное местечко возле ЭКГ. Там была столовая для работников и практически не было людей, чему я была несказанно рада. И я сбегала туда абсолютно каждый день. Я убегала от чужой боли. Я сбегала сюда, от людей, чтобы не считывать их безнадежность. Я приходила в палату только зарядить телефон и покушать. А так все время я сидела на кушетке в своем уголочке, и наслаждалась тишиной. Сидела, в большем счете, в телефоне, либо разговаривала с кем-нибудь по телефону, либо читала очередную книгу.
В моем уголочке практически не было людей, и поэтому я не чувствовала эту боль от людских страданий. Но возвращаясь в палату я чувствовала настолько тут все пропитано печалью, болью, и безнадежностью, вплоть до стен.
Было невероятно больно переносить эту боль через себя, поэтому я пряталась от всех, и скорее всего даже от себя. Но тогда я осознала на все 100%, что хочу жить. Я не хочу умирать. Я буду бороться до конца. Несмотря ни на что. Я пообещала это самой себе, еще не понимая, что капельницы с химиотерапией – это не самое страшное, а самое страшное – это последствия этих самых капельниц.
Так я пробыла, где 1 неделю и меня отпустили домой, наблюдаться у хирурга в своем городе. И ждать новых результатов биопсии.
Глава 9. Результаты биопсии.
Во второй раз шов заживал гораздо лучше, чему я не могла не радоваться. Даже швы сняли безболезненно, что я не понять не успела, в какой момент сняли швы. Я ждала результаты биопсии около 1-2 недель.
Когда они пришли, мне опять ничего не сказали, только спросили, когда я смогу приехать и начать химиотерапию. Теперь то я понимала, что уже точно буду начинать курс химиотерапии. Назад дороги нет.
Я очень переживала, потому что знала, что химиотерапия = смерть волосам. Я знала, что у многих выпадали волосы и очень переживала по этому поводу.
Я всю свою жизнь боялась остаться без волос. Я говорила, что никогда не смогу ходить с короткой стрижкой, не то, что совершенно без волос. Не слыхано для меня. Я утверждала, что я никогда не буду лысой. Никогда. Именно этим, я сама к себе, это и притянула. Я притянула к себе все страхи.
Я про многое говорила в жизни никогда не будет, никогда не сделаю. Так я говорила и про любые операции, и про то, что останусь лысой. Я не хотела этого и очень боялась. Я сама притягивала к себе все.
Самое странное, что я вспомнила. За пару лет, в лет 16, я гуляла и мне пришло осознание, что у меня будет рак и инвалидность 100%, но я от этого не умру. Как это назвать вообще? Это действительно сбылось. Я начала осознавать, как же наши мысли материальны. О чем бы думаем сбывается, но только не так как мы хотим. Каким-то извращенным способом, для нас.
Наверное, я в какой-то степени, хотела заболеть раком и стать инвалидом, чтобы на меня обратили внимание. Я всю жизнь болела различными болячками, и мне это нравилось, потому что именно тогда я чувствовала себя нужной от родителей. Только в моменты болезни на меня обращали внимание, любили и заботились. Только так мой организм мог просить, чтобы о нем позаботились, были рядом, обращали внимание.
И я всегда задумывалась, а что будет, если я умру? Кто будет расстроен? Кто будет плакать на моих похоронах? Как будто иного пути выяснить, кто меня любит не было. И вот у меня появился рак. Казалось бы получите, распишитесь. Сама же этого хотела. Сама попросила у вселенной.