И да, я получила огромное количество внимание от своих близких, семьи, друзей, все переживали за меня. Но оказалось, что именно таким способом привлечение внимания, мне попросту не нужно. Пусть я лучше буду в одиночестве, но абсолютно здоровая и живая.
Конец июля 2019 года. Я уже обследовалась больше 2-х месяцев. Сколько времени было упущено, но уже все. Финишная прямая перед началом лечения. Я приехала в больницу, меня поместили в палату. Было жутко страшно. Практически 99% людей, которые ходили по отделению химиотерапии, были лысыми, просто женщины пытались скрыть свое облысение платками или париками. Тут все ходили с капельницами по коридору. Зрелище не для слабонервных. Было ужасно на них смотреть, это было намного хуже, чем в хирургическом отделении. Все были измученные, с неживым цветом лица, с огромными синяками на глазах. Все были уставшие. У многих в глазах читалось – “я не жилец”. И я представляла, что это ждет и меня.
Я начала расспрашивать своего врача, потеряю ли я волосы? Она сказала, что точно никто не знает, но скорее всего, да. Может быть в то время, это была какая-то глупость, думать о волосах, когда на кону твоя жизнь. Но я как будто цеплялась за маленькие кусочки своей разбитой жизни. И я понимала, что волосы – это последнее, что может забрать у меня рак. Я больше не принадлежу себя. Но тогда меня это опечалило, что я буду какое-то время без волос. У тогда меня были волосы ниже лопаток, я их отращивала около 3-4 лет. И расстаться с ними? Сейчас? Я была, мягко говоря, не готова. Они были для меня той самой ниточкой, которая соединяло мое прошлое и настоящее.
Но самого ужасного, я еще не знала. В этой больнице запрещали мне абсолютно все, если выходить на улицу, то обязательно в маске, чтобы не подцеплять микробы. Куда бы ты не пошел, ты должен быть в маске. Большую часть времени я должна находиться в больнице по рецикуляторами, в обеззараживающем пространстве. Мне даже сказали, что нужно на время лечения убрать мою кошку из дома, потому что у меня предположительно была аллергия на шерсть животных.
Но я не могла о этом думали, или даже позволить себе расстроиться, потому что наконец-то готовы мои анализы биопсии. Мне поставили – Лимфома Ходжкина с лимфоидным истощением 2 стадии с поражение надключичных лимфоузлов справа. Так полностью звучал мой диагноз. От и до.
Когда я получила на руки результаты биопсии, в первую очередь, руки потянулись к телефону, чтобы загуглить, что эта за болезнь? С чем мне предстоит столкнуться? Как выяснилось, что данный вид лимфомы самый редкий из всех Лимфом Ходжкина. Он встречается у 1 человека из 1.000.000, и обычно им заболевали мужчины, и только после 55 лет. Был ли у меня шок? Безусловно. Я никак не подходила в эти рамки, мне было всего 21 год, и тем более я была женщиной, но это не помешало раку, выбрать именно меня.
Лимфома Ходжкина с лимфоидным истощением лечилась сложнее, чем другие виды Лимфомы Ходжкина. И это понижало мои шансы на выздоровление. Но все равно шансы на выздоровление были около 60-70%, а это невероятно много для рака. Другие виды рака, как рак кишечника, легких или любого другого органа давали 70-80%, думаете шанс на исцеление? Нет, 70-80% – это была такая смерть, у других видов рака. Поэтому не жалуюсь.
Во время моих поисков в интернете, зашла медсестра и положила все таблетки, которые мне выписаны врачом, на стол. И я была в недоумении от количества таблеток, каких только не лежало теперь перед мной. И для сердца, для желудка, от тошноты, от рвоты, а самое главное гормональные таблетки. Я стала понимать, что ничего хорошего от них не будет.
Мне прописали преднизолон, кто знает, тот поймет. Просто в лошадиной дозировке – 13 таблеток в день. Мне нужно было выпивать каждый день по 20-23 таблетки. Я не представляла, как их пить, каждый день, чтобы не начало от них тошнить. Пока я была в шоке от таблеток. И понятия не имела, как буду их принимать. Тем более, как минимум 8 курсов химиотерапии.
И тут мне медсестра привезла все капельницы. Это было как в страшном сне. Я всегда думала, ну будет одна, ну или две капельницы, от силы. Поставят мне две капельницы и поеду домой. Вот такая надежда теплилась во мне. Мне привезли 7 капельниц. Даже женщины, которые там лечились были в шоке от их количества. Она женщина начала говорить медсестре, что куда так много капельниц и такой молоденькой девушке.
Очень много кому капали максимум 3 капельницы. У них была такая схема – 1 день анализы, 2 день капаются, 3 день – выписка. И приезжают через 21-28 день. Но мне повезло больше всех. У меня была просто ужаснейшая схема лечения – 1 день анализы, с 2-4 день меня капали (в 1 день – 6-7 капельниц, во 2 день 4-5, в 3 день – опять 4-5), и все эти дни я должна была носить в себе катетер. После 4 дня, снимали катетер. И до 9 дня перерыв от капельниц, но не от таблеток. 9 день – 3 капельницы. И опять перерыв до 14 дня. И потом только выписка. Через неделю, опять все по новой. И на протяжении этих 2 недель я должна жить на гормональных таблетках. И 7 дней всего лишь отдыха от капельниц и таблеток. И все опять заново, и так по кругу – 8 курсов химиотерапии (и то это минимум).
Мне стали ставить катетер в палате на больничной койке. Это было невероятно больно, потому что медсестра 2 раза пыталась поставить, но у нее ничего не получалось. Она позвала другую медсестру, чтобы та ей помогла. Когда пришла другая медсестра, я уже вся тряслась от боли и капающей крови. Но только тогда она мне смогла катетер, уже с 3 раза. После этого, огромное пятно крови осталось на постельном белье моей кровати.
Я пыталась все время лежала закрытыми глазами, пока стоят капельницы, или смотреть в потолок. Если честно, я боялась увидеть, что из моей крови торчит иголка от катетера. Я переборола себя и посмотрела, все было обклеено специальным пластырем для катетеров. Фуух, выдохнула я. Хоть здесь ничего страшного не видно, и я не упаду в обморок, от вида воткнутой иглы в моей руке.
У меня было много капельниц, но одна привлекла мое внимание больше всех – она была красного цвета. Позже я узнала, что ее называют красным парикмахером. Именно от нее выпадают волосы. Но тогда я не знала. Я знала, что существуют много видом лекарств для химиотерапии – и красные, и синие, и белые, и прозрачные. Но я не думала, что у меня будет красная капельница.
Каждая капельница была рассчитана на 40-60 минут. Поэтому в первый день я капалась около 6 часов. И все было хорошо, пока мне не поменяли капельницу на 5 по счету.
Я почувствовала жжение от катетера, которое было по всей вене, по которой текло лекарство. Меня начало морозить, и я началась трястись от холода. Мне позвали медсестру, и прекратили подачу лекарства. Оставили лежать без капельниц, укрыв теплым одеялом. Было страшно, я практически сразу поняла, что это не нормально, и скорее всего началась аллергическая реакция на сам препарат.
Я знала это только, потому что догадывалась, что такое может произойти со мной. У меня было достаточно аллергий, от аллергии на цветения до укусов насекомых. И я понимала, что аллергия может быть и на химиотерапию, как и на любое другое лекарство.
Мне опять попробовали поставить капельницу, на которую мой организм дал реакцию. Но реакция была та же сама, меня опять начало трясти и жгло вену.
Мне исключили этот препарат из лечения. И я не понимала то ли радоваться, что в 1 курс химиотерапии будет меньше на 2 капельницы, то ли грустить, потому что этот препарат, как и другие, важен для моего лечения, но мой организм отторгает это лекарство. Но ничего уже не сделаешь, потому что у меня аллергическая реакция, тут хоть радуйся, хоть нет. Это бессмысленно.
Под капельницами в сумме в 1 день химиотерапии я провела около 6 часов. И это правда трудно, ты никуда не может спокойно уйти, ты не можешь спокойно пошевелиться или что-то делать. Даже в туалет ты идешь с огромным трудом, потому что везешь за собой капельницы. Наконец-то мне закончили ставить капельницы, и я выдохнула.
И я опять ушла в свой маленький уголочек, где я была практически всегда одна. Этот закуток служил для меня островком безопасности. Он представлял собой маленький мир, где не было рака, где не было операций, химиотерапий, таблеток и страшных капельниц. Этот мир был лишь для меня одной, где я проводила часы до темноты и сна, и с утра до начала капельниц.
Мне было хоть тут спокойно. Я сидела на мягком диване вдалеке от всех. В больнице я не могла ни нормально есть, ни нормально спать. Ты не можешь расслабиться, потому что везде тебя окружают люди. Было очень тяжело.
2 и 3 день химиотерапии прошли одинаково. Мне подключали капельницы, уже на часа 4-5, но даже эти 4 часа казались вечностью и пыткой. И наконец-то мне вытащили катетер из вены. И я была невероятно счастлива. Представляете эту радость? Это радость, что в тебе просто не стоит катетер, в тебе не стоит игла. Я все 3 дня боялась шевелить рукой, я все время думала, что внутри меня игла, которая проколет насквозь мою руку, если я буду шевелить рукой. Я все эти дни все делала только левой рукой, по крайней мере старалась. Но из-за того, что я ничего не делала правой рукой, она постоянно отекала.
Но тут я уже начала замечать, что с моим организмом начала твориться что-то странное. Я начала есть больничную еду, хотя раньше не ела никогда. Боялась и не доверяла поварам, потому что знала, что в больницах кормят едой с червями, опарышами и тараканами. А я была очень брезглива. И даже увидев, это. Я бы еще долго не стала есть больничную еду. Я очень хотела постоянно серого хлеба и крабового салата. Ко всему прочему я перестала чувствовать насыщение, т.е. как будто я не ела, в независимости от количества съеденного.
После 3 дня меня отпустили домой до 8 дня. А уже на 8 день, с утра я должна была прийти, сдать кровь и опять прокапаться. Я была невероятно рада, уехать. Я до сих пор чувствую это счастье от мелочей, которые больше не мелочи в твоей жизни. Я чувствовала радость, что могу уехать домой. Я чувствовала радость от того, что мне снимают катетер. Я чувствовала радость, что могу шевелить рукой без катетера. Я чувствовала радость, что живу до сих пор.