Это не обязательно должно быть рисование, может быть что-то другое. Я могу пробовать всё, что захочу. Мне не нужно было останавливаться на чьем-то одном. Я хотела попробовать в этой жизни все. Мне нужно было время. Мне нужна была эта жизнь.
Я стала понимать, что как я мало всего увидела, как я мало чего-то попробовала в этой жизни. Я так мало прожила, чтобы умереть сейчас. Я даже не распробовала вкус этой жизни. Я поняла, как я многое я хочу еще сделать. Как хочу заниматься различными видами творчества, не только рисовать.
И я стала понимать, что не готова опустить сейчас руки и сдаться, и дать возможность раку выиграть тот бой. Я должна жить, я должна попробовать множество профессий, должна много, где побывать, попутешествовать, пожить за границей, создать свой бизнес, развиваться, учить новые языки. И у меня должно быть много еще времени для этого. Я хочу жить, а значит буду!
Пока я раздумывала о смысле своей жизни, мой вес уже достиг 75 кг, и я начала себя ненавидеть с новой силой. У меня были огромные откаты, когда начинала думать, почему именно я? Ведь практически вес рак сопровождался большой потерей в весе. Практически все были худыми в онкологии, кроме меня, и еще одной женщины с Лимфомой.
Мне было страшно на себя смотреть. В тот момент от меня уже ничего не осталось. Эта уже была не я. Это была даже не девушка, а уже женщина. Вес прибавил мне возрасту, и достаточно много. Я стала выглядеть на лет 5-7 старше, это точно. И меня это убивало и съедало изнутри. Это непреодолимое чувство, что я должна быть худой. Как будто, если ты не худая – смысл жить? Какой абсурд, конечно же. Тогда я была настолько зависима от цифр на весах, что мое настроение на день зависело от того, с каким же весом я проснусь.
Я была настолько зациклена на весе, что иногда забывала тот факт, что не каждое тело и организм проходит через то, что прохожу я. Главное, чтобы я выздоровела. Но чем больше становился вес, чем труднее мне становилось. Мне было уже не то, что морально, но и физически очень сложно. У меня стали отекать колени настолько сильно, что дойти до куда-то мне было максимально сложно и больно. И это я не только чувствовала, но и видела, потому что над коленями нависла кожа с застоявшейся водой.
Я умоляла онколога, сделать что-нибудь, пересадить на другие таблетки. Я надеялась, что мне разрешат, но мне не разрешили, говоря только, что осталось потерпеть не очень много. Всего 2 химиотерапии, и все. Потом эта вода уйдет сама собой.
Но мне настолько было больно смотреть на себя, что я начала плакать, если увижу себя в зеркало. Поэтому я вообще старалась не смотреться в любые зеркала, а убегать от них. Я не знаю сколько это продолжалось. Точно где-то 3-4 месяца. Я себя так не могла принять, что я не хотела видеть себя и свое отражение. Или ту, кем я стала за эти полгода. И у меня это получилось. Я смотрелась в зеркала раз в 1 месяц в лучшем случае, и то мельком, и после этого горько плакала.
И все бы ничего, но в один прекрасный день я смотрелась на себя в зеркало, и увидела, насколько я изменилась. Я больше не видела себя прежней, от меня уже ничего не осталось. У меня стал огромный живот, у меня отекло возле шеи и плеч, казалось, что у меня растет горб.
Но самое ужасное, что, когда я подняла руку, я увидела, что возле моих подмышек появились ужасно огромные стрии (растяжки), но не такие растяжки, как практически у всех женщин. Моя кожа просто лопнула, стрии были впалые. Когда я проводила рукой их впалость очень сильно чувствовалось. Как будто хирург разрезал мое кожу, но не до конца, а потом не стал зашивать. Именно такое у меня было ощущение.
Какое у меня было разочарование, когда я подняла следом другую руку и увидела тоже самое и на ней. Мне было так мерзко их чувствовать и видеть. Мне было мерзко от самой себя. Самое странное, что я этого даже не почувствовала. Я не почувствовала, как моя кожа просто на просто лопнула. В моменте, я понимаю, что мне хочется, чтобы все это прекратилось. Я хотела все бросить. Я хотела все остановить. Я хотела по щелчку поставить жизнь на паузу и просто выдохнуть. Я не хотела продолжать химиотерапию. Я хотела убежать и больше никогда не видеть себя. Я хотела прекратить эти издевательства над своим телом.
На меня хлынули воспоминания, что на протяжении всего лечения и набора веса, я так радовалась, что у меня нет растяжек. И так резко. И такие огромные и отвратительные стрии еще и в зоне рук возле подмышек. Как же сильно не выдержала моя кожа, что лопнула на руках. Жутко и страшно.
У нас в стране был безмолвный закон – спасти человека, но не было закона, чтобы пытаться сохранить его прежнюю жизнь и качество жизни. То, как жить дальше будет человек с этим набором болезней, никого не волновало. Мы спасли тебе жизнь, здорово, а уж с какими последствиями, не важно. Главное, спасли. Я не хочу сказать, что во всем виноваты врачи, или не надо было спасать мне жизнь. Я говорю лишь о том, что какими лекарствами нас лечат, которые убивают твою прошлую жизнь. Ты уже никогда не сможешь жить, как раньше до болезни. Ни физически, ни морально.
Слезы выступили мгновенно. Я уже не могла остановиться. Я даже не знала от чего больше плачу, от того, что чувствовала, как превращаюсь в уродину, все больше и больше? Или от того осознания, что мое тело уже безвозвратно меняется. И растяжки, это не набранные килограммы, которые могу уйти. Растяжки останутся. И единственный способ был – это принять, что они есть. Они существуют. Или от того осознания, что моя жизнь изменилась. Бесповоротно.
Вдобавок, к моим внутренним терзаниям. Добавились то, что родственники это все замечали и постоянно спрашивали, насколько я уже поправилась. Это было невыносимо. Насколько эти вопросы меня ранили не передать словами. От этих вопросов хотелось провалиться сквозь землю. И никогда не быть на людях. Никогда не выходить на улицу. Просто сидеть за четырьмя стенами и не чувствовать это позора. Я не понимала зачем вообще такое спрашивать, если вы тем более знаете, что человек болен.
Для меня эти вопросы или замечания по поводу веса недопустимы сейчас. Я всегда говорю, что ты похудела – это не комплимент, а ты потолстела – не оскорбление.
Совет: если вы видите, что человек набрал или похудел, никак не комментируете это. Ведь вы не знаете, что за этим скрывается. Вдруг человек болен или находиться в диком стрессе, и поэтому похудел или поправился. А ваш “комплимент” еще больше ранит его. Либо наоборот человек мечтал поправиться, и поправился, а вы растопчите своими “осуждениями”.
Всегда проще сделать вид, что вы этого не замечаете, чем оскорбить человека. Жаль в то время этого не знали мои родственники, для которых вопрос сколько ты набрала еще, считался допустимым. Хотя после такого рода вопросов, приходя домой я рыдала навзрыд. А с родственниками я делала вид, что это все в порядке. И все свои слезы прятала за улыбкой и смехом.
В этом есть доля моей вины. А именно я никогда не отстаивала себя и свои личные границы. Я не разу не упомянула, что такого рода вопросы для меня не допустимы, и чтобы впредь я не хотела их слышать в свой адрес. Ничего сложного или сверхъестественного не было в моей просьбе, но я боялась ранить человека, отстояв при этом себя.
Сейчас то, я понимаю, что моя главная задача – это защитить себя, а не защищать чьи-то чувства, которые не бояться меня ранить, когда спрашивали про вес. Для них это было в порядке вещей. Так почему же я боялась их ранить, просто отстояв себя и свои личные границы?
Но с каждым набранным килограммом я начала задумываться, а вдруг все это просто испытание для меня? Вдруг я должна себя уже наконец-то принять себя, полюбить, не взирая на набранные килограммы. Если бы я полюбила сейчас себя, и приняла свое тело, то любила бы себя и похудевшей, и поправившейся. Я любила бы свое тело в любом состоянии.
А если это все дано, чтобы пройти как испытания, и выйти из него уже совершенно другим человеком? Если я приму себя такой какая я есть уже сейчас, полюблю себя, начну ценить себя за свои успехи, а не за то, как я выгляжу сейчас, не за то, сколько я вешу, как выглядит мое тело, если растяжки или нет, потом в любом теле я буду себя любить и ставить на 1 место в своей жизни.
Я действительно поверила в это. И я начала все больше понимать, что да, это такое своего рода испытание для будущей меня, которое мне нужно пройти в этой жизни. Начать думать о себе, не о других. Начать понимать, что общество в любом случае тебя всегда будет осуждать, потому что я другая. Я не буду жить по незримым правилам социума – школа, университет, выйти замуж, родить ребенка, пойти работать, умереть. Я уже другая. И это уже не мой путь.
У меня уже совершенно другие планы на эту жизнь, и надо начать думать о себе. Но это очень тяжелая и извилистая тропинка, к лучшей жизни. И не буду врать, что с этого момента я раз и навсегда поверила в себя, и перестала зацикливаться на своей фигуре и внешности, что полюбила себя такую какая я есть.
Были и жесткие откаты, когда я возвращалась обратно и опять думала за что мне это? Для чего мне? Мне так сложно, больно, тяжело. Мне страшно. Я хочу, чтобы это все прекратилось. Я хочу вернуть себе ту беззаботную жизнь, которой жила раньше.
Но именно с этого момента, я поняла, что это всего лишь такой период в жизни. Я не буду так выглядеть всегда. У меня будут волосы, у меня будут брови, ресницы. Я похудею, а потом, может быть, опять поправлюсь, а потом похудею, или не похудею и останусь такой. И это ничего, такие периоды в жизни могут быть у абсолютно любого человека. Но именно это дало огромный толчок к изменениям в моей жизни.
Пока размышляла о своей жизни, начал подходить к завершению шестой курс химиотерапии. Я сдала, как обычно, кровь на выписку. Я уже привыкла, что лейкоциты у меня не падали, и я не особо волновалась по поводу результатов крови, а зря.