– Я ничего такого не знал, мама.
– С чего бы мне было это рассказывать? – спросила задиристо Дафна и повернулась к невестке. – Но это было единственный способ заставить его прекратить работать.
– Наверное, и мне стоило попробовать, – пошутила Линдсей.
– Меня бы такой поворот событий позабавил, – ответил он, будто ничего не произошло. – Позволь налить тебе воды, мама.
– Я, пожалуй, попрошу принести первое, – произнесла Дафна извиняющимся тоном. – В последнее время мне постоянно хочется спать, и нескольких часов не проходит, чтобы я не уснула.
Линдсей взяла ее за руку.
– Мне жаль, – сказала она. – Я могу чем-то помочь?
– Нет нужды меня жалеть, – ответила та. – Я прожила хорошую жизнь и не хочу вызывать жалость.
Принесли первое – фруктовый салат с виноградом и сочными ломтиками дыни.
– Скажи, Линдсей, – попросила Дафна, когда слуга удалился. – Ты сильно скучаешь по Америке? Оставила там друзей?
Девушка невольно бросила взгляд на мужа, сидевшего, точно каменное изваяние.
– Немногих, – осторожно признала она.
– А как твоя работа? Сможешь закончить здесь? Ведь ты так близка к получению докторской степени, разве нет?
– Мне еще по крайней мере несколько месяцев, – ответила Линдсей. – Большая часть исследования может быть проведена в любом месте, мне нужен лишь компьютер.
– Я знаю, тебе придется еще не раз съездить в Америку, – произнесла Дафна, и Линдсей с облегчением вздохнула.
– Да, верно.
– Но все же надеюсь, ты будешь отлучаться не так часто, – неожиданно сказала Дафна, накалывая на вилку кусочек дыни, и лицо ее внезапно стало серьезным. – Муж и жена должны быть вместе.
Линдсей испуганно посмотрела на мужа, не зная, что ответить. Тот же, казалось, ни капли не смутился.
– У Линдсей в Америке были дела, – произнес он ровно. – Но сейчас ее место рядом со мной, мама.
– А почему не может быть так, что ты будешь с нею? – отбила мать, игриво улыбаясь. – В Америке?
– Потому что так я не смогу управлять «Маракайос энтерпрайзес», – произнес он растерянно.
Его мать кивнула, озорно улыбаясь.
– Ну да, конечно, – тихо ответила она.
Антониос отодвинул тарелку. Обед получился напряженным: обманывать мать оказалось куда более сложной задачей, чем он себе первоначально представлял. Линдсей тоже чувствовала себя не в своей тарелке.
Он не переставал думать о словах матери насчет переезда в Америку, и ее предложение казалось ему абсурдным. Ведь семейный бизнес был средоточием его души, он пожертвовал нормальной человеческой жизнью ради того, чтобы сохранять дело на плаву. Даже если бы он и захотел переехать, это невозможно.
К счастью, Дафна умело направила беседу в безопасное русло, и они не затрагивали больше спорных вопросов. Антониос откровенно любовался Линдсей, глядя на то, как в ее глазах в моменты воодушевления вспыхивают искорки, как она, обдумывая ответ на какой-то вопрос, склоняет голову набок. Ее звонкий смех заставлял его сердце сжиматься, и Антониосу так хотелось сделать ее счастливой – пусть хотя бы на одну неделю.
К тому времени, когда с десертом было покончено, Дафна заметно устала – заметя это, Антониос попрощался с ней. Поцеловав женщину на прощание, они с Линдсей направились в главную виллу, а затем – к себе домой.
– У нас есть еще какие-то планы на сегодня? – спросила Линдсей.
Антониос покачал головой.
– Нет, но сегодня будут готовиться к завтрашней вечеринке. – Взглянув на Линдсей, он осторожно спросил: – Как полагаешь, ты нормально ее перенесешь?
– Да.
– Мне бы хотелось облегчить тебе жизнь, – сказал он искренне, но слова прозвучали слишком высокопарно, и он невольно поморщился. – Но я знаю, ты не хочешь, чтобы я слишком суетился вокруг тебя.
– Ты очень добр, Антониос. Я очень ценю твое деликатное отношение.
Линдсей замешкалась, будто желая сказать что-то еще, и Антониос почувствовал, как сердце его подпрыгнуло от волнения и надежды. Но она лишь покачала головой и прикоснулась к его руке.
– Спасибо тебе, – произнесла она и пошла к вилле.
Глава 7
Повернув лицо к солнцу, Линдсей закрыла глаза, наслаждаясь теплом и небольшим перерывом в подготовке к вечеринке в честь Дафны. Антониос подчеркнул, что ей не обязательно принимать участие в этих хлопотах, но она все же согласилась помочь его сестрам, и сейчас главный холл виллы вовсю украшался. Муж так старался помочь ей, что Линдсей решила, что должна хоть чем-то ему отплатить. Интересно, если бы между ними сразу возникло такое понимание, что-то бы изменилось? Сумели бы они сохранить свой брак?
Подвинувшись на стуле, Линдсей сорвала цветок бугенвиллеи, оплетавшей каменную стену. Этот вопрос она задавала себе с того самого вечера, как рассказала мужу о своей болезни. Неужели для того, чтобы начать слушать друг друга и понимать, им нужно было дойти до крайней степени отчаяния?
Прижав цветок к лицу, Линдсей закрыла глаза. Наверное, она не сможет стать для Антониоса такой супругой, которая ему нужна, – хозяйкой поместья, организатором многочисленных вечеринок и званых обедов. И дело тут не только в ее психологической проблеме. Муж занимает руководящий пост, и это означает, что вся их жизнь будет проходить на виду у окружающих, а это не устроит Линдсей. И потом, есть еще и работа. Остаться в Греции – значит попрощаться с карьерой. Антониос ясно дал понять, что не намерен никуда переезжать. Так что даже если он и захочет восстановить их отношения, Линдсей придется жить с ним и исполнять роль блистательной жены и хозяйки поместья, а эта роль точно не для нее.
– Можно присоединиться?
Линдсей открыла глаза и увидела Дафну, тепло улыбающуюся ей.
– Конечно.
Она подвинулась, чтобы освободить свекрови место.
Дафна присела, облегченно вздохнув.
– Все болит, – пожаловалась она, глядя на горизонт, на котором отчетливо вырисовывался контур гор. – Думаю, когда настанет мой срок, я буду рада тому, что наконец боль уйдет.
– Мне очень жаль, – тихо произнесла Линдсей, чувствуя муки совести за свои переживания, показавшиеся ей такими глупыми в свете страданий Дафны.
– Осознание того, что скоро умрешь, в чем-то – преимущество, – помолчав, добавила она. – Так ты можешь привести свои дела в порядок и сказать то, что раньше боялся.
Она повернулась к невестке, и та с удивлением отметила искорки юмора в ее глазах.
– Можно говорить все, что думаешь, и не переживать, понравится это кому-то или нет.
– Да, наверное, – согласилась Линдсей, смутно ощущая, что Дафна не случайно начала этот разговор.
– Я знаю, – произнесла Дафна, осторожно выбирая слова, – знаю, что у вас с Антониосом не все гладко.
Линдсей замерла от ужаса. Что ей делать – признаться или лгать, отрицая все?
– Я также знаю, – продолжала старая хозяйка, похлопывая ее по руке, – что мой сын не хочет, чтобы я знала. Он пытается меня защитить.
Линдсей замешкалась, подыскивая нужные слова.
– Он вас очень любит.
– А я люблю его и хочу, чтобы он был счастлив. – Дафна помолчала. – И я думаю, ты могла бы сделать его счастливым, Линдсей.
Линдсей отрицательно покачала головой:
– Я не смогу, я точно знаю.
Она тут же спохватилась, поняв, что сказала слишком много, но свекровь, казалось, не удивилась.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что я не та, кто ему нужен, и не смогу стать ему женой, которую он хочет.
– Думаю, – ответила Дафна, – Антониос не знает, чего он хочет.
Линдсей с любопытством спросила:
– А как вам кажется, что ему нужно?
– Жена, которая будет его любить и верить в него. А ты ведь любишь его, так?
– Я… – Линдсей запнулась, – я не знаю. Сначала думала, что люблю. А сейчас… сейчас это не имеет значения.
– Почему?
Она прикусила губу, понимая, что в своих откровениях зашла слишком далеко.
– Я просто хотела сказать, что теперь это не важно, ведь мы уже женаты.
Дафна улыбнулась, услышав эту неумелую ложь.
– Тебе было здесь плохо, – констатировала она. – Так?
– Да, – призналась Линдсей. – Но это ведь была моя вина…
– Разве муж не обязан делать жену счастливой?
– Думаю, в браке счастье зависит от обоих.
– Я скажу иначе, – мягко возразила Дафна. – Если жена несчастна, муж обязан это заметить и исправить.
Линдсей судорожно сглотнула.
– Антониос не знал, что я несчастна.
– Именно. Я видела, а он – нет. Но он такой же, как и его отец, Линдсей: видит только то, что хочет. – Женщина протяжно вздохнула. – Эвангелос был прекрасным человеком, и я любила его. Но он всего себя отдал бизнесу и закрывал глаза на проблемы, потому что просто не хотел и не мог думать о них. Антониос закрывал глаза на твои страдания, потому что это было выше его сил – видеть их.
Эта мысль была для Линдсей новой, и она не сразу ответила:
– Сейчас он все видит и знает: мы поговорили обо всем после моего приезда.
– Ты все еще несчастна, – тихо и печально сказала Дафна.
– Я же говорила, – отозвалась Линдсей, – я просто не смогу стать для Антониоса женой, которая ему нужна.
– А я говорила тебе, что ему нужно любить и быть любимым. Это единственное, что нужно нам всем.
– Вы об этом говорите так просто.
– Но это совсем не просто. Это бесконечное терпение и сложности. – Дафна улыбнулась, положив сухонькую ручку на руку Линдсей. – Но они того стоят, если вы оба готовы к этому.
Линдсей кивнула. Ей так отчаянно хотелось поверить Дафне – что любовь действительно может быть такой простой. Но неизвестно было, захочет ли она попробовать снова. И, самое главное, захочет ли Антониос.
Антониос изумленно смотрел на брата.
– И ты молчал?
– Я хотел убедиться, что эту задумку можно будет реализовать, – спокойно ответил Леонидас.
Братья смотрели друг на друга, и, казалось, даже воздух между ними сгустился.
Антониос бросил взгляд на папку, которую Леонидас положил перед ним десять минут назад. Ровные ряды цифр и сводка писем свидетельствовали о том, что его бра