Уже потом, успокоившись, он вспомнил и сопоставил несколько неприятных фактов.
Пресловутая комиссия, надо полагать, в их корпус не заходила – иначе бы сидевший в тишине и темноте Парамонов что-нибудь да услышал.
И второе. Так сильно задержавшаяся Валюшка пришла к нему чуточку навеселе: он явственно ощутил привкус алкоголя в ее прощальном поцелуе. А когда они встретились, ничего не пили.
Значит, проверка завершилась не только правильным документом, но и приятными посиделками. В то время, когда он сидел запертый и окруженный своими страхами.
Может, по этой причине, а может, просто время пришло, с Валюшкой они расстались вскоре после описанного события. А память о нем, точнее, пережитый Парамоновым ужас, надо же, засел на десятилетия…
10
Марк Вениаминович за прошедшую напряженную неделю чертовски утомился: больных было много – и на основной работе, в психиатрической клинике, и на дополнительной.
Дополнительная также делилась на две.
Первая – где он выступал не столько как психиатр, сколько как психолог, или, точнее, психоаналитик. Именно она давала ему основной, и очень немалый, доход, хотя функциональных проблем у пациентов, как правило, не было. А были характерологические особенности и, если так можно сказать, проблемы среды.
Уставшие бизнесмены, одуревшие от скуки и тревог рублевские жены, истратившие запасы прочности политики.
Нет, Марк вовсе не относился к ним снисходительно или, тем более, с иронией: пациенты для настоящего врача – дело святое. Да и переживали они свою боль по-настоящему, проливая у него в кабинете не меньше слез, чем тяжелые больные.
Более того, Марк был убежден, что эти обратившиеся к доктору люди – молодцы и умницы: гораздо проще компенсировать нарождающиеся душевные недомогания в их начальной, зародышевой стадии.
Вторая вечерняя работа была, по сути, продолжением основной.
Здесь он уже точно был психиатром, умелым, знающим, вооруженным почти всем арсеналом современной науки. Почти, потому что в домашних условиях все же нельзя сделать то, что в клинике с хорошо обученным персоналом, а главное – с ежеминутным доглядом за больным.
А тут уже были настоящие больные: и шизофрения, и эпилепсия, и психозы, и маниакально-депрессивные состояния.
Почему эти люди не приходили к нему в клинику?
А все из-за тех же бытующих со времен советской власти стереотипов. Эти пациенты – или их ближайшие родственники – были социально активными и социально значимыми персонами. А в России такая роль с пребыванием в дурдоме по-прежнему плохо согласуется.
Вот вчера в очередной раз был депутат Госдумы. Его молодая жена родила ему чудесного сына. Крупного и здорового.
Мужик был на седьмом небе. Пока не заметил – очень скоро, – что жене его долгожданный ребенок безразличен.
Сначала молодая женщина пыталась это скрывать. Когда поняла, что ей неприятно даже видеть малыша, не то что брать на руки, – сочла себя чудовищем и попыталась повеситься.
Для каждого больного – и для каждого его родственника – их ужасные ситуации уникальны. Но сколько же послеродовых депрессий видел – и лечил, часто очень успешно – психиатр высшей квалификации Марк Лазман?
Вот и в этом случае шансы на полное выздоровление (ситуация-то реактивная) достаточно велики. Однако насколько ему было бы легче, если б он лечил женщину в стационаре, а не наблюдал ее раз в три дня у себя дома!
Но депутат даже слышать не хочет, чтобы его жена полежала, как он вслух и сказал, «в дурдоме». Вот если б у нее была, скажем, дизентерия – то пожалуйста. Инфекционное отделение депутата наверняка названием бы не испугало. А вот реактивный психоз – это в депутатской среде вещь как будто невозможная…
Сколько же он больных за последние пять дней принял? Сколько ужасных историй выслушал! А еще больше – кажущихся ужасными. Хотя больным от этого не легче: болячка, может, и выдуманная, а болит-то по-настоящему!
Помог не всем. Но многим. И гораздо больше, чем, скажем, десять или тем более пятнадцать лет назад.
Прогресс в этой области знаний был фантастический.
Марк еще помнил свои институтские учебники, в которых не столько объяснялись коренные причины того или иного заболевания – они и сейчас не вполне ясны, – сколько описывались его многочисленные внешние проявления. Сегодня же многие патологические явления, поражающие психику человека, не только стали гораздо понятнее, но и поддаются лечению.
Грубо говоря, тому же больному с тяжелой эндогенной депрессией уже есть что предложить, кроме физической культуры и смены обстановки.
С улицы донесся звук мотора.
Марк подошел к окну. За красивым кованым забором – это он еще при Татьяне успел сделать – остановилась салатового цвета люксовая микролитражка. Ого, «А-140». Маленький, но «Мерседес».
Неплохо зарабатывают нынче труженицы… как бы это поприличнее сказать… тела. В прошлый раз она приехала на такси (входило в счет). А до этого он видел ее на маленьком, тоже зеленоватом, «Ситроене».
Веронику – с ударением на втором слоге – Марк знал давно. Она появилась, наверное, через полгода после ухода Татьяны.
И деньги свои получала не зря. Во всяком случае, один, максимум два ее визита в неделю позволяли Марку больше не отвлекаться от важных дел по подобным поводам.
Недешево, конечно, но полностью избавляет от сложностей в отношениях. Жена, кстати, обошлась бы дороже. Эта мысль сначала рассмешила Марка. А потом, когда вспомнил Татьяну, расстроила.
На Татьяну он бы не пожалел любых денег.
Вероника тем временем вошла в дом – дверь не была закрыта. Каблучки звонко зацокали по дубовому паркету.
Хорошо, что приехала.
С ней легко.
Ничего не нужно говорить, объяснять или доказывать.
Все сделает сама. Возьмет, так сказать, в свои руки.
Приезжает веселая и уедет в хорошем настроении.
Должен же кто-то оказывать психологическую помощь психоаналитикам.
– Здравствуйте, доктор! – Вероника, как всегда, улыбается. – Как живете, как животик?
– Растет, – усмехнулся Марк Вениаминович, никогда особенно спортивной фигурой не обладавший. Вот только после развода начал похаживать в спортзал. Наверное, мысленно споря с бывшей женой.
– Вопрос был фигуральным, – рассмеялась Вероника и легким движением вытянула из прически какую-то хитрую заколку. Огромная грива каштановых ухоженных волос разом ссыпалась ей на слабо прикрытые маленькой кофточкой плечи.
«Номер отрепетирован, но все равно красиво», – оценил Марк.
Да она вся была отлично отрепетированным номером: легкая, невысокая фигурка, маленькая, но крепкая грудь, в меру, но заманчиво обнаженные плечи и ноги.
– Что грустите? – спросила Вероника, присев рядом с Марком, прямо на подлокотник его кресла. Во время интеллектуальной беседы-прелюдии она бы никогда не села, например, к нему на колени.
– Устал, – вздохнул он. – Физически, и не только.
– Ничего, – улыбнулась Вероника. – «Скорая помощь» уже приехала. Подождите еще чуть-чуть, – и воздушной походкой улетела в ванную комнату.
Вышла в белом пушистом халатике, прошитом синей неширокой лентой. Видно, что одежда не для бани. Но и не для какого-нибудь борделя. Почти домашняя, просто для особых случаев.
Марк почувствовал желание ее обнять – прямо в халатике, мягкую и теплую.
Вероника дернула за края узкого, тоже синего, пояска – и халатик распахнулся настежь. Марк встал ей навстречу – и в этот момент зазвонил телефон.
Сначала он решил не брать трубку – руки уже ощущали нежное тело Вероники: правая лежала на талии девушки, левая целиком спрятала в ладони Вероникину небольшую, но тугую грудь.
Однако звонки настойчиво продолжались, и Марк, чертыхнувшись, пошел к тумбочке, на которой и стояло это громкоголосое архаичное чудовище.
– Марик, извини, если отвлекаю, – раздался в трубке голос Логиновой.
– О господи! Танюшка! – Последний раз, не считая случая с несостоявшимся самоубийцей (он, кстати, так и не пришел), Логинова звонила ему не меньше полугода назад. А так обычно он сам названивал, еще пытаясь слепить обломки отношений. – Случилось что-нибудь?
– Нет. То есть да. Вернее, нет.
– Ты уж определись с этим, – рассмеялся Марк. Он уже понял, что страшного с его Логой точно ничего не произошло.
– Мне мебель должны привезти к вечеру, – наконец сказала Татьяна. – Я совсем забыла про нее. Мне очень стыдно, но просто сил нет что-то делать. Поможешь, Марконя?
– Не вопрос! – расцвел доктор медицинских наук, профессор Лазман, получив предложение поработать бригадиром грузчиков. – Через час буду!
– Марконь, – снова сказала Татьяна.
– Что?
– Я, конечно, свинья, что спрашиваю. Но это не будет расценено как новые возможности?
– Нет, – сразу погрустнев, ответил Марконя. – Не волнуйся.
И, услышав через несколько секунд в трубке короткие гудки, аккуратно положил ее на рычаги.
– Праздник жизни отменяется? – усмехнулась Вероника. Она так и осталась стоять, полуобнаженная, в распахнутом и приспущенном халатике.
– Похоже, да. Извини, Вероника.
– Клиент всегда прав. – Она и сейчас улыбалась.
…Вот это да!
А девчонка-то обиделась!
Марк нисколько не хотел ее обижать. Но он-то заказывал только секс. И чтобы никаких чувств. А выходит, какие-то чувства все-таки наблюдаются.
«Надо будет на досуге обдумать», – решил Марк. И не исключено, что результатом этого обдумывания станет дорогой подарок для Вероники и поиск Вероники номер два.
Чего-чего, а наличия чувств в подобных отношениях Марк Вениаминович никоим образом не планировал.
Впрочем, может, у нее это было просто инстинктивной реакцией. Самка инстинктивно отреагировала на побег самца. По крайней мере, обычные двести долларов – только заработанные не за несколько часов, а за несколько минут – Вероника взять не отказалась.