– Вылечили девчонку? – тихо спросил Олег.
– Думали, да. После психотропной терапии выглядела адекватной. Ей снизили дозу препарата – знаете, они же все имеют побочные действия, часто – весьма неприятные.
И во время нашего следующего прихода ее настигли прежние демоны. Она уже свободно ходила по коридорам, поэтому все произошло стремительно. Влетела в раскрытую процедурную, схватила скальпель – почему он там лежал неубранный? – и несколько раз – себе в грудь.
– Умерла?
– Не знаю. Не осмелился спрашивать потом. Меня другое поразило. Она была без сознания, лежала на полу в луже крови, а лицо красивое – спокойное и даже чуть радостное. Избавилась от своих монстров. Представляете, как же ей тогда было плохо?
– Представляю, – усмехнулся Парамонов.
– Как-то у нас не очень здорово получается, – спохватился врач. – Смешение ролей лечению вряд ли поможет. Может, перейдем прямо к вашим проблемам?
– Я тут кое-что набросал, – сказал Олег, передавая доктору свое «домашнее задание».
Тот углубился в чтение.
– Ну, чего-то в этом роде я и ожидал, – наконец сказал доктор. – Кстати, очень хорошие описания. Про беллетристику-то Владимир Никитич весьма точно подметил.
– И каков диагноз? – волнуясь, спросил Парамонов.
– Диагноз в этой профессии – необычная штука, – спокойно ответил Лазман. – Похоже, сейчас опять придется вернуться, – как вы говорите, – в «научпоп», а то вам трудно будет разобраться с моими ответами.
– Давайте вернемся. – Олег все же волновался и хотел бы скорейшего оглашения «вердикта», но рефлекс журналиста взял верх.
– Из истории вопроса. Простите, но начну не с античных времен, а сразу с девятнадцатого столетия.
Врачи пытались, в меру тогдашних возможностей, найти закономерности в психических заболеваниях и вычленить отдельные болезни. Это нормальный ход развития медицины. Но в нашем подразделе, при таком – нозологическом – подходе, их ждали большие трудности. Скажем, маниакально-депрессивный психоз и шизофрения – совсем разные заболевания, даже в то время неплохо, по крайней мере, внешне, изученные. Однако депрессивные проявления в обоих случаях могут быть весьма схожими. А сегодня, когда есть эффективные антидепрессанты, мы знаем, что они помогут и там, и там.
Получается, что болезни разные, а симптомы схожи. И лечение, выбранное по этим симптомам-мишеням, тоже схожее.
– А так разве не везде?
– Не везде. Скажем, при диабете кома – очень опасное состояние – может наступить как при нехватке сахара в крови, так и при избытке. Лечение, соответственно, противоположное.
– Значит, в психиатрии не верен нозологический подход? – сделал вывод Парамонов.
– Не всеобъемлющ, я бы сказал, – уточнил Лазман. – И вводится новая попытка классификации – по синдромам.
– А чем отличается симптом от синдрома?
– Синдром – это комплекс симптомов. К тому же учитывающий динамику их изменения. Казалось бы, вот оно, решение. И опять нет. Отдельные-то, теперь уже отлично изученные болезни никто не отменил.
Плюс – возможность бесконечных вариаций в классификации заболеваний, потому что они редко протекают точно по шаблону.
Плюс – частое наличие двух или даже нескольких заболеваний у одного и того же больного.
Плюс – огромное количество пограничных состояний и пересечений. Я вас не утомил?
– Нет, мне интересно.
– Плюс – как бы «открытие» все новых и новых расстройств.
– Почему – как бы?
– Ну, например, горе и скорбь.
– Это тоже заболевания?
– А почему нет? Есть симптоматика, есть функциональные изменения – много людей умерло именно от горя, есть методика лечения, в том числе – медикаментозного. Есть, как правило, и причина, в данном случае внешняя. Так чем же это заболевание отличается, скажем, от травмы? Только тем, что там – засветили в лоб кирпичом, а здесь – ну, допустим, изменой или утратой близкого человека.
Так что горе и скорбь – официально признанные психические расстройства, они входят в международный классификатор болезней.
Возвращаясь к вашим проблемам, это означает, что у вас имеется несколько очевидных для меня расстройств. А лечить, – конечно, после дополнительных с вами бесед, – я намерен прежде всего депрессию, особенно ее тревожную составляющую. Хотя отдельно тревожное расстройство тоже есть в упомянутом мной классификаторе. Я думаю, что подлечим депрессию – подрассосется и остальное.
– А еще что у меня есть? – улыбнулся Парамонов.
– Обсессии есть – навязчивые мысли, от которых не можете освободиться. Хотя остаетесь к ним критичными. Компульсии, возможно, есть.
– Это что за фрукт?
– Действия, которыми как бы защищаются от неприятных навязчивых мыслей.
Думаю, что и суицидальные настроения у вас тоже имеются, – после секундного размышления добавил врач.
Лазман здесь не кривил душой.
Даже если бы он не получил информацию от Татьяны – невелика сложность выявить у нелеченого больного с большой депрессией тревожного толка усталость от такой жизни. Глубина суицидальных настроений – это уже следующий вопрос. Но, как правило, они имеются.
А Парамонов в очередной раз пребывал в шоке от откровений доктора. У него появилось ощущение, что он – открытая книга, которую улыбчивый доктор с удовольствием читает. Кстати, ощущение, что он – книга, это что? Какого рода расстройство?
– А теперь займемся делом, – уже деловито как-то сказал Лазман. – Я бы еще вас послушал, свободный рассказ о том, как вы живете и что вы чувствуете. Желательно с детства. Потом с опросниками поработаем и с тестами.
Думаю, и небольшой психотерапевтический сеанс не помешает, благо нас с вами отсюда никто не гонит. А на прощанье я выпишу вам первые препараты. Как вам такой план?
– Я не против, – сказал Парамонов.
Он действительно был не против.
Он просто очень устал от своих ощущений. Очень.
Он даже стихотворение вчера написал на эту тему.
Устал бояться и бороться. И особенно утомляла его – он сейчас это точно понимает – борьба в одиночку.
А тут сразу двое предложили помощь. И Ольга, о которой сейчас так тепло подумалось.
И этот разговорчивый, улыбчивый, но при этом явно умный и умелый врач.
Может, и в самом деле помощь придет?
Стихотворение, написанное Олегом Парамоновым за день до посещения доктора Лазмана
Ты сделал меня таким,
Каков я с рожденья есть.
В душе – и любовь, и страх.
В груди громыхает жесть.
Не знал, что со мной, отец.
Жалел меня дед Аким.
Мне трудно пришлось. Но ты —
Ты сделал меня таким.
В груди – громыхает жесть.
А сердца металл – кровит.
Покой – как ночной фантом.
И ночью мой мозг не спит.
Не жалуюсь на судьбу.
И жить я не перестал,
Коль создан Тобой – Таким.
…Но Бог мой, как я устал!
20
Ольгу Будину действительно напрягало осознание материального «величия» ее ненаглядного.
Нет, не то чтобы она никогда не мечтала о встрече с принцем.
Чтобы красивый, молодой, умный, добрый – и полцарства в придачу.
Мечтала.
Но давно это было.
Сейчас ей больше всего хотелось простой, спокойной и размеренной жизни с человеком, которого она многие годы – и тоже спокойно, без надрыва – любила. А потому его апартаменты, дачи и раритетные «Волги» могли быть только помехой – если не он сам, то найдутся другие умники, которые усмотрят в Ольгиных планах покушение на его финансовое благополучие.
Ее и во время утреннего душа не покидали эти мысли.
Ольга вышла из ванной комнаты, – точнее, совмещенного санузла: наверное, метра четыре квадратных? – и голая, босиком, оставляя на полу влажные следы, отправилась в свою спальню. Она же – кабинет, библиотека, гардеробная и курительный салон.
Хотя с последним закончено.
Торжественно.
Последняя пачка – с любимыми легкими ментоловыми сигаретками – без объяснения причин отдана маме, которая курит уже сорок лет и бросать не собирается.
Ольга – тоже курильщик со стажем, но несмотря на усмешки подруг, да и мамины тоже, ее решение бесповоротно.
Во-первых, потому что после таких долгожданных встреч с Олежкой в ее животе вполне мог зародиться кто-то, уже сегодня совершенно для нее бесценный.
Во-вторых, Олежка не курит. И не дай бог, если ее вредная привычка доставит ему неприятные ощущения. Она уж из-за этого и целоваться с Парамоновым в Монино комплексовала.
Так что черт с ним, с этим подарком Колумба. И – да здравствует безникотиновая жизнь!
В спальне на стене висело большое зеркало, которое при всем желании не встало бы в их маломерной ванной комнате – к нему и устремилась сейчас Ольга.
Она подошла к зеркалу – предварительно широко раздернув шторы, чтобы впустить внутрь солнце – и внимательно на себя посмотрела.
Сначала – на лицо, начинать нужно с наименее радостного, оставляя приятное на десерт.
Нет, в лице никаких ужасных изъянов, к счастью, не наблюдалось.
Просто обычное – даже миловидное – лицо женщины, которой порядком за тридцать. И у которой нет лишней тысячи долларов в месяц – или сколько там надо? – на регулярное посещение умелых и снабженных отличными препаратами косметологов.
Это не значит, что Ольга ничего не предпринимает для сбережения былой свежести. Однако народные средства не в полной мере заменяют патентованные методики.
Вот почему она ограничилась поверхностным осмотром лица.
Нормально.
Сойдет пока.
Нестрашное – точно. А глаза – так и вовсе красивые. Бледноватые же губы подправим помадой. Ну, а ресницы, само собой, перед выходом станут иссиня-черными и длинными – уж на это у нее средств хватит.
Дальнейший осмотр – передвигая взор сверху вниз – вполне барышню удовлетворил.