Вдруг она представляет, что на трибунах полно зрителей.
И все смотрят на нее.
Женщины сжимают кулаки, подбадривая ее, мужчины вскочили с мест. Выбежать на площадку, чтобы помочь этой девочке, дочери, сестре, они не могут.
Но их энергия направлена на нее.
Или на ее маму? Ведь именно она – звезда баскетбола. Ее за это даже в колледж приняли. Она учила дочь играть… пока Эбби не пришлось с ней попрощаться в больнице Айдахо-Фолс.
После этого она ушла из команды, перестала за нее играть.
Игра стала для нее чем-то личным. Она соревновалась с мамой. На выходные она выходила на подъездную дорожку возле их дома и бросала мяч в корзину – издалека, крюком, ловила его после отскока и отталкивала воображаемого противника локтями.
Сначала она решила не показывать класс во время игры на раздевание, но потом подумала, что тогда «удовольствие» растянется надолго. Дженсену будет только лучше, если «голая смерть» настигнет его быстро. Эбби выведет его из игры, а Вайнона сохранит хоть какое-то подобие достоинства.
Лишится его в другой раз.
И вот теперь Эбби Грэндлин, осиротевшая мастерица точного броска, сидит на полу спортзала, играет матч своей жизни, а все сиденья на трибунах заняты чьими-то задницами. На нее смотрят даже дети и извлекают урок, как участники этого действа.
Эбби тянет левое колено, отталкивается правой ногой, из лица или головы – точно не знает – сочится кровь. Эбби пропитана кровью, и она почти у цели, почти у цели, почти…
Она даже не добралась до судейского стола.
Когда на столе Мэг звонит телефон, Лета должна быть рядом, а не на ступеньках перед входом в участок, но она именно там.
Потому что видит Баннера.
На ратраке.
По рации – обращаться с которой, вопреки его заверениям, не так просто, – он сообщил, что едет, но заскочит к Лонни заправиться.
Со ступенек она видит его у второй из двух колонок. Даже куртка на нем не та: какая-то длинная и черная, не как у банкира с Уолл-стрит, а полувоенная, – голые ладони сунул себе под мышки, топчется на кончиках пальцев, то ли согревается так, то ли просит дизель течь быстрее.
Не помогает.
Лета сочувственно ежится. Тут появляется Лонни, неспешно оглядывает свой драгоценный ратрак со всех сторон и подходит к Баннеру.
Через пять минут бак залит под завязку. Лонни приседает около задних гусениц, дергает их, проверяя, хорошо ли натянуты, и показывает Баннеру, что не очень. Наверное, говорит ему, какой катастрофой это «не очень» может кончиться. Лонни садится за руль и задом сдает ратрак в первый ремонтный бокс, а Баннер стоит рядом, как второклассник, и, глядя на Лету, с извинением поднимает плечи.
Она кивает ему: не страшно, все в порядке.
Так или иначе, он приехал.
Проверив все двери и наглухо заблокировав женский туалет, потому что дурацкое окошко так и не захотело закрываться, Лета вернулась на крылечко, готовая встретить Баннера на пыхтящем ратраке с подтянутыми гусеницами – спасибо тебе, Лонни, эта катастрофа нам не грозит.
Лета наблюдает за ратраком, который то ли движется, то ли нет. Она ничего не имеет против Лонни, но ей придется купить для округа несколько снегоуборочных машин, тогда Лонни не будет придираться к каждой из них по мелочам… Вдруг ее сердце бьет по ребрам: по сугробам топает какая-то фигура.
Кто это? Он не в местной форме защитного цвета; на нем длинная синяя куртка с капюшоном, и… болотные сапоги?
– Что? – произносит Лета сквозь зубы.
Кто в таком виде может выйти на улицу?
Она отступает назад, потому что ответ приходит сам собой: Мрачный Мельник, вот кто.
Хотя… на всех крупных снимках в новостях у него волосы спадают на глаза. Кто бы это ни был, капюшон у него поднят и прибит ветром, так что для глаз остается узкая черная щель.
– Киану Ривз, – слышит Лета собственный голос. – «Наблюдатель», двухтысячный год.
В этом фильме он носит капюшон, а не маску. Но убийства точно по его части. Лета с первого захода прочесала все слэшеры, изучила всех их двоюродных и троюродных братьев, нарезая все более широкие круги, чтобы быть готовой к любой неожиданности. Мистер Брукс, Генри Ли Люкас, Гражданин Х, Джон Доу, Фрэнсис Долархайд, кто угодно в бабочке и с британским акцентом, все таксисты и одинокие белые женщины. Мрачный Мельник из этого же ряда. Но по сути он – Кейн из «Не вижу зла», Фрэнк Зито из «Маньяка», то есть персонаж из страны ужасов. И раз он не полтергейст, не зомби, не оборотень и не вампир, получается, что он – слэшер. Или косит под такового.
«А проверить просто», – думает Лета, – берет его пуля или нет. Берет – значит, это маньяк-убийца. А если остановить его по силам только последней девушке – тогда он слэшер».
Неужели это он и есть? Высокий, здоровенный, нескладный и опасный.
А если взять его и остановить – прямо здесь? Набраться решимости?
И… что такое он делает?
Что-то вытаскивает из снега. Что-то жесткое: лыжный костюм? Он поднимает его, как обычный человек, разглядывает его. Будто… будто кто-то, кто этот костюм носил, слинял куда-то в место понадежнее.
От куртки он переходит к штанам, лыжной маске, перчаткам – все это сует себе под мышку. Ясно, что одежда ему слишком мала, но кто знает, что у этих чудовищ на уме и почему они делают то, что делают.
А телефон на столе Мэг продолжает звонить.
Лета уже унесла Эдриен в кабинет Рекса Аллена и отключила там телефон, чтобы Эдди – вдруг повезет? – могла вздремнуть. Конечно, там дыроколы, скоросшиватели, всякие папки, не предназначенные для посторонних глаз, и малышка может распорядиться этим добром по-своему, но сейчас не до того.
Сейчас по сугробам топает убийца в синей куртке с капюшоном. Он не идет к полицейскому участку, не сворачивает к Лонни. Куда ему надо? К пирсу? Разве он не знает, что Синн в доме для престарелых, в другой стороне?
– Ну и хорошо, что не знает, – бормочет Лета.
Но ведь он будет ее искать, так? И что ему подскажет логика? Где искать: прямо здесь, где сейчас Эди, или в доме, где находятся Донна и Гал? Оба варианта недопустимы. Пока Лета здесь.
И что? Значит, надо понять, что это за чудовище: маньяк-убийца или слэшер.
Лета отступает в помещение. Там тепло, а она, оказывается, вся одеревенела на морозе, вертит подбородком из стороны в сторону, но сейчас на это нет времени. Она достает связку ключей, которые оставил ей Баннер.
Один из них – от шкафа с оружием на стене.
Она проводит пальцами по винтовкам с пистолетами и наконец останавливается на дробовике Рекса Аллена, хотя точно знает, что он держит его только для себя. Не дай бог, из него выстрелит кто-то другой.
– А сегодня день особый, – говорит Лета, вытаскивает оружие за длинный ствол и загоняет в него несколько патронов; они здесь же, в узком ящичке. Из видео она знает, что это мелкая дробь. Но что поделаешь? Искать патроны крупнее некогда.
Когда она проносится мимо стола, телефон звонит снова.
Она кивает ему, мол, я о тебе помню, и спиной, будто выбрасываясь с яхты в воду, открывает первую стеклянную дверь, оказывается в тамбуре перед второй стеклянной дверью. Еще не поздно сказать себе «нет»; никто ни о чем не узнает, никто не увидит, как она отказывается сделать ответственный шаг.
Коленом она открывает наружную дверь; приходится подналечь, потому что порог основательно присыпан снегом. Еще два шага – и она ступает в снежное месиво, ее обволакивает холод. Стоя на крылечке, она досылает патрон в патронник, вскидывает длинную винтовку, целится в синюю куртку и, не давая себе возможности передумать и не мигая, нажимает на курок.
Винтовка А5 тяжелая, и отдача от выстрела такая, что Лету разворачивает вокруг ее оси. Она насмотрелась видео и знает, как обращаться с оружием разного типа, вплоть до автомата Калашникова, но парни, которые на этих видео дают объяснения, тяжелее Леты на шестьдесят, а то и на восемьдесят фунтов, а ногами плотно упираются в землю, чтобы противостоять отдаче.
Лета врезается в дверь участка; дверь поддается, все ее тело напряжено, время словно застыло. Она видит Эдриен, та сидит одна, пока ее мама тут истекает кровью. И Лета напрягает все мышцы, защищаясь от осколков стекла: они обязательно будут.
Одна из мышц – ее указательный палец на спусковом крючке, а дробовик автоматический.
Он изрыгает огонь снова, на этот раз еще сильнее, и Лета отлетает в дверь.
Левой рукой она прикрывает глаза, сама не понимая, что́ с ее спиной.
Проходит пять секунд, и она, парализованная страхом, решается выглянуть.
В навесе из бетона и стали над крылечком образовалась большая выбоина, бетон продолжает крошиться.
Важно другое – Лета садится, чувствует под собой осколки стекла – Мрачного Мельника уже не видно.
Значит, она в него попала.
Вот он, лежит на снегу, отряхивается. Потому что она стреляла дробью. Плюс его куртка и еще какая-то одежда под ней.
Что это значит?
Что остановить его выстрелом не удалось. Он цел и невредим.
Лета осторожно отползает от двери, ощупывает себя сзади, есть ли кровь, но крови нет. Она ставит дробовик Рекса Аллена в угол и…
Он снова стреляет.
Сейчас она ближе к дулу; пороховая пыль жалит ее в лицо, и отмахнуться от сотен огненных булавок Лета не успевает. Только съеживается и дергается.
Мощная сила выбрасывает ее с крылечка прямо в снег, до жути глубокий. Сугроб поглощает ее целиком, в ноздри набивается снежная крупа, глаза зажмурены от холода. Но это не лавина. Она не может открыть рот, чтобы глотнуть воздух, но это не значит, что она задыхается. Сейчас она встанет на ноги, прочистит нос.
«Спокойно, спокойно», – говорит ей внутренний голос.
Не важно, что Мрачный Мельник узнает, кто всадил в него дробь. Не важно, что сейчас она его не видит.
Лета быстро подскакивает, видит, что никакой гигант на нее не набрасывается, и стряхивает с себя снег. Пытается восстановить дыхание.
Маленький карниз осыпается, прямо вокруг нее. В кирпичной кладке возникла большая расщелина, узкое оконце ря