дом со входом тоже раздолбано. Каменная крошка вперемешку со стеклом падает на шикарный дробовик, возможно, царапает приклад.
Можно сделать еще два выстрела. Ведь А5 значит «авто-5» – на пять патронов, – если там нет стопора. Рексу Аллену, как представителю закона, стопор, скорее всего, нужен, но Лета уверена, что его там нет. В оригинале он не предусмотрен.
Лета снова выходит на крылечко и, держась подальше от дула, подтягивает к себе дробовик: спуск у него легчайший.
Она понимает, что почти оглохла, когда до нее, будто через фильтр, добираются приглушенные звуки.
Она резко поворачивается к Мрачному Мельнику: над ним уже стоят Баннер и Лонни. Но Баннер не вытащил пистолет, а у Лонни нет никакой железяки или цепи – только ведро, которое он держит возле насосов, с резиновой шваброй для лобового стекла.
– Нет! – кричит Лета, вскидывает дробовик, крепко упирается ногами в крылечко и снова стреляет – в воздух. Большая винтовка подпрыгивает, но на этот раз из рук не выскакивает.
Баннер поворачивается к ней, подает ей знак руками, мол, хватит, хватит! Лонни при виде женщины с дробовиком замирает на месте.
– Это он! – орет Лета, и звук собственного голоса звенит в голове. Она не в силах разжать зубы, и в подтверждение ее слов Мрачный Мельник встает, отряхиваясь, снимает куртку с капюшоном – та чуть тлеет; от раскаленного свинца воспламенилась синтетика или что там еще…
И, и…
– Блин, – говорит Лета и выпускает дробовик прямо в снег.
Это Фарма.
Он… Наверное, он шел на Главную улицу, к школе, чтобы залатать там лопнувшую трубу, наладить котел… какая разница?
То есть она подстрелила вовсе не Мрачного Мельника. Она подстрелила городского уборщика.
– Извиняюсь, – говорит Лета больше себе, а чертов телефон звонит и звонит.
Совершенно очумевшая, она тянет за ручку двери, но та остается у нее в руке, и Лета просто проходит через остатки двери, стараясь не задеть зубастые края.
Разве телефоны не отключены? Кто может столько названивать?
И, конечно, в конце коридора плачет Эдриен.
Она не виновата, понятное дело. Какие-то громкие звуки. Незнакомое место. А как еще сообщить маме, что тебе страшно? Конечно, заплакать. Надо, чтобы мама пришла, погладила тебя по голове, мол, все в порядке.
Лета идет на звук, огибает стойку и мимо стола Мэг прямиком дует в кабинет Рекса Аллена, но – звонит телефон.
Она тормозит, с шипеньем выдыхает воздух, хватает трубку и как можно вежливее говорит:
– Что?
На том конце провода слышно прерывистое дыхание.
Лета подносит трубку к другому уху, крепко ее прижимает, и тут внутренняя дверь открывается нараспашку, впуская в помещение буран.
Дверь смачно хлопает по стене и рассыпается, как и внешняя. Тусклая алюминиевая рама медленно возвращается в исходное положение – теперь холодный ветер не может ее удержать.
Прекрасно. Великолепно.
Дальше по коридору тарахтит дверь в женский туалет, под ней сквозняком пролетела плотная струя воздуха и вынырнула из окна.
Это просто хрен знает что.
Ребенок плачет, Фарма подстрелен, кругом стекло, по зданию гуляет буран.
– Билли? – шипит Лета в телефон. Так звали чокнутого абонента в «Черном Рождестве».
– Н-нет, – отвечает на том конце линии девушка, и либо от этого конца далеко, либо слух к Лете еще не вернулся.
– Кто это? – Лета берет трубку в левую руку, а правой достает из заднего кармана свой мобильник.
Конечно, сигнал почти на нуле.
Городская башня связи весь день барахлит.
То есть дозвонившемуся крупно повезло.
– Быстрее говори. – Лета боится, что связь вот-вот прервется.
– Это Эбби Г-Грэндлин, – девушку едва слышно. – Вам надо… срочно приехать сюда.
– Куда «сюда»?
– В спортзал, – выдавливает из себя Эбби. – Они… они все умерли, кажется. И я… тоже.
Лета закрывает глаза, заставляет себя их открыть и, прижав телефон к горлу, протягивает спиральный шнур вокруг стола Мэг, чтобы через разбитую дверь увидеть Баннера – там, посреди бурана. Он и Лонни борются с Фармой, и победа явно не на их стороне.
– Едем, – говорит она Эбби.
Баннер снова сидит на заднице и думает: может, сейчас эта поза для него самая лучшая?
Если он поднимется и все-таки скрутит Фарму, на него лавиной обрушатся все события дня: ратрак сейчас не на ходу; в городе убийца, его цель – добраться до Синнамон Бейкер, и по дороге он вырезает всех ее друзей; никакого подкрепления; снежные заносы; жена, которую посадили отвечать на телефонные звонки вместо Мэг, а она лупит из ружья по прохожим; этот прохожий оказывает сопротивление… нет, не «при аресте», но его подперчили дробью ни за что ни про что, и, возможно, в голове у него полный кавардак.
Хотя это же Фарма. Разве у него в голове бывает что-то другое?
Когда Баннер только начал патрулировать, Фрэнси рассказала ему про Фарму. Лет десять назад он убрался из Пруфрока года на полтора, нашел в Айдахо-Фолс выгодную работенку. Оказалось, это похоронное бюро. Работа почасовая, в конце дня приводить помещение в порядок: пылесосить и все такое. Но потом стали появляться фотки. Качество было так себе, но объект съемки угадывался сразу: умершие женщины. Нельзя сказать, что совсем без одежды, в которой их хоронили, но частично обнаженные. Фарма расстегивал женщинам блузки, выставляя напоказ бледные и обескровленные груди, ставил на край гроба свечку, а потом открывал свой телефон-раскладушку и выбирал подходящий угол съемки.
Получать судебные иски похоронному бюро не хотелось, но происхождение этих снимков без полиции не докажешь, а значит, публичный скандал неизбежен, – поэтому в город приехали крутые родственники хозяина, сгребли уборщика, сунули в кузов грузовика, связали по рукам и ногам, запихнули в рот красную маслянистую тряпку, а сверху полили клеем, которым склеивают губы и веки трупам, и отвезли по адресу последнего проживания – в начальную школу Голдинг, где Фарма орудовал шваброй.
Но Баннеру и Лонни до тех крутых родственников, понятное дело, далеко. А Фарма, как говаривал отец Баннера, конь с яйцами: так пихнул Баннера, что тот снова сел на задницу, а Лонни вообще швырнул в снег, будто летающий диск.
На щеке Фармы кровавые точки от дроби. Баннер знает это по звуку выстрела, к тому же дробовик – единственная винтовка в оружейной стойке участка, которая стреляет на пятьдесят ярдов. Надо отдать ей должное, Лета в оружии разбирается.
А вот точности стрельбы ей стоит подучиться.
Возможно, Фарма просто шел мимо, а Лета давай палить. И еще, и еще.
«Она защищала Эдриен», – говорит себе Баннер. – Пойдет на все, чтобы не дать дочку в обиду. И потом… все эти ужастики, что она смотрит. Именно они ее научили сначала стрелять, а вопросы не задавать вообще, потому что опасность не наезжает на тебя скучно и медленно – она налетает сразу. Лета Мондрагон-Томпкинс знает: на кон сразу ставится жизнь».
За это Баннер ее и любит. Когда он на дежурстве, не рядом с ней и Эдриен, ему спокойно. Но если честно, его статусу «помощника шерифа» это мешает.
Ясное дело, Рекс Аллен не будет в восторге оттого, что Фарму подстрелили. Но Фарма – это еще полбеды. Вот за дробовик Баннера вздрючат как следует. Он из Бельгии, должен висеть на почетном месте, чтобы никто его не хватал.
Но это потом.
А сейчас то, что сейчас.
Баннер поднимается из сугроба, выпутывается из проводных наушников Фармы – в них что, рэп играет? – и применяет прием, какому в футбольной команде учил защитников тренер: когда вперед с мячом несется здоровенный придурок, нужно дать ему в бок – ткнуть, пусть и с нарушением правил, ему снизу вверх под селезенку. И, подавшись вперед, Баннер наносит такой удар Фарме.
Он не хочет вывести Фарму из строя до конца сезона, это чересчур. Но не хочет и другого – чтобы его задницу пинали больше, чем ей уже досталось. А если громила-нападающий – в смысле уборщик – больше тебя, то сделай ему подсечку, и пусть шмякается оземь под тяжестью своего веса.
Прием срабатывает.
Все триста с чем-то фунтов Фармы наваливаются Баннеру на правое плечо, он хочет удержаться на ногах… но валится на спину. Значит, спекся.
Вот только заявляется Лонни. У него в руках не просто тяжелая швабра с длинной рукояткой, которую он держит в белом ведре на пять галлонов, чтобы чистить пруфроковцам лобовые стекла, но и само ведро. Это не специально, просто швабра примерзла к голубой жидкости в ведре. И все вместе весит фунтов сорок. Однажды Рекс Аллен сказал Баннеру: эту чертову жидкость Лонни разбавляет водой в целях экономии. Видимо, так и есть, иначе она бы не замерзла.
Но думать об этом Баннеру сейчас некогда.
Лонни машет над головой своим гигантским молотом, которым вот-вот шмякнет Фарму по лицу. И урон будет куда больше, чем от выстрела из дробовика с расстояния в половину футбольного поля.
Баннер откатывается влево, освобождает правую руку, вытаскивает припорошенный снегом пистолет, отводит предохранитель – и два раза стреляет из положения лежа.
Белое ведро с голубым льдом разлетается над головой Лонни вдребезги, в руке у него остается только длинная рукоятка швабры. Он теряет равновесие и, не в силах отдышаться, чуть не шлепается прямо на Фарму.
– Стой! Стой!.. Стой, говорю! – кричит Баннер, стараясь подняться на онемевшие ноги; перед глазами пелена.
Лонни выпрямляется, губы дрожат, как и всякий раз, когда ему предстоит заикаться.
Баннер направляет пистолет на Фарму, тот поднимает руки, растопырив пальцы.
Ну и денек!
Вдобавок ко всему в оглохшие уши Баннера червем вползает какой-то отдаленный шум.
Он трясет головой, стучит себя по черепу – вдруг в уши набился снег? – и видит, что на него быстро надвигаются квадратные фары.
– Блин, – успевает произнести он и ныряет в сторону, но падает прямо на Фарму. Тот хватает Баннера и отпихивает прочь, возможно, спасая ему жизнь.
Мимо, обдав Баннера, Фарму и Лонни волной снега, проскальзывает снегоход.