Маска Мрачному Мельнику не нужна, он и так смесь обожженного лица Фредди с выцветшими глазами Майкла. Раз Дженнифер взялась сравнивать, волосы у него, как у Виктора Кроули: эдакий саван. Наверное, после своего крутого побега он ни разу не причесывался.
Левую руку он тянет к груди, чтобы вытащить назойливую помеху.
Но не успевает – в воздухе мелькает еще один нож и впивается ему в тыльную сторону ладони.
Мрачный Мельник сводит губы в тонкую линию, явно недовольный.
– Пошел вон из моего дома, – приказывает ему Лета.
В ответ он откусывает дешевую деревянную рукоятку и медленно вытаскивает из руки нож, показывая, что эта рана ему нипочем.
– Лета, Лета! – кричит Дженнифер, хочет подняться, куда-то убежать, в пещеру из мертвых лосей, хоть куда, но у Леты в правой руке два последних ножа, она выходит на середину гостиной.
– Беги, – шипит она Дженнифер и запускает эти ножи вдоль коридора.
Дженнифер не видит, но слышит: оба попали в цель. Звук четкий, какой-то влажный, а потом еще один, уже совершенно прекрасный: могучее тело с большой высоты бухается на жесткий деревянный настил.
Она встает и едва успевает понять, что она на ногах, как Лета тянет ее за собой.
– Давай, давай! – Лета подталкивает Дженнифер вперед. – Пока он…
– Нет, пока он лежит, нельзя. На них ничего не вырезают, пока они не сдохнут, надо…
Закончить ей не удается: окровавленный нож пролетает между их лицами, рукояткой вперед влетает в дверной косяк. Рукоятка разлетается, остается лишь трепещущее лезвие.
Лета толкает Дженнифер к дверям, занимает ее место, и тут же в них на скорости летит еще один нож.
Бросок сильный, нож ударяет Лете в плечо и разваливается о ее ключицу.
– Нет, нет! – кричит Дженнифер, бросаясь к Лете. – У тебя дочь! Муж! Жизнь! Это должна быть я!
Она загоняет Лету в кухню, а сама встает в дверном проеме… только зачем? Задержать Мрачного Мельника на две секунды?
Но Лета отпихивает Дженнифер.
Через секунду в дверь врезается третий нож, рукоятка разваливается надвое, половинки одна за другой шлепаются на жесткие половицы, будто хотели бы удержаться, но где им: они из магазина «Семейный доллар» и на большее не способны.
Дженнифер поворачивается к Лете: что делать? Бежать?
Но Лета заталкивает ее под раковину, прячет. А потом… распахивает заднюю дверь. Дженнифер не успевает затрястись в панике, как в кухне раздаются тяжелые шаги.
Дженнифер сидит под раковиной ни жива ни мертва.
Не издает ни звука, даже когда над ней скрипит кухонная стойка.
Она смотрит сквозь сток: Мрачный Мельник совсем рядом, можно сказать, в ее личном пространстве.
Он рычит.
В раковину капает его кровь… Сейчас он посмотрит вниз, на лужу, которую после себя оставляет.
И увидит, что на него смотрит один охваченный ужасом глаз.
Но что он делает?
Похоже, смотрит в окно.
Тут до нее доходит: Лета… В прошлой жизни Дженнифер сама писала об этом в работе для мистера Холмса: последняя девушка ведет себя как наседка, хлопает крыльями и отлетает от хищника, делая вид, будто у нее сломано крыло, выманивая голодного злодея дальше от своего гнезда, от своих птенчиков.
Но у Леты левая рука и правда вышла из строя.
– Ага, – бурчит Мрачный Мельник, явно недовольный, отталкивается от раковины так, что трясется туалетный шкафчик. А то и весь дом.
Уходит. Дженнифер считает до ста, потом аккуратно выползает на кухонный пол, тут же покрываясь пеплом. В этой позе еще раз считает до ста, и когда ничего не скрипит и не дышит, потихоньку, не выше кухонного островка, разгибается. Задняя дверь открыта. Дженнифер хочет идти вслед за Летой и Мрачным Мельником, но… отступает в дом. Потому что не раз видела: кто-то в слэшере беззаботно выходит через дверь – и тут же получает в лицо топориком или мачете.
Поэтому она медленно отступает к другой двери, со стеклом, через которую попадает в похожий на пещеру гараж.
Секунд двадцать она стоит, привыкая к обстановке, оглядывая все вокруг: интересно, зачем Тео Мондрагону три – нет, четыре – парковочных места, если добраться до Терра-Новы можно только через озеро?
«Какая разница», – говорит себе Дженнифер. – Важно, что из дома есть другой выход. Главное, чтобы его не охранял взбесившийся громила».
Она шагает очень осторожно, думая, что под ногами скользкий бетон, но там припорошенный пеплом снег. Боковая дверь в гараж висит на петлях, ее просто-напросто вышибли.
Хуже другое – блин, блин, блин, – через эту снежно-пепельную кашу идут огроменные следы. То есть Мрачный Мельник не нырнул вслед за Летой через заднюю дверь? Наверное, как и Дженнифер, решил, что там может быть ловушка?
– Он видел те же фильмы, что и ты, – шипит Дженнифер, надеясь, что звук собственного голоса ее успокоит.
Как же.
Одно хорошо: он не стал устраивать засаду за сломанной дверью, караулить ту, что пониже. Скорее всего, решил, что удрали обе. Вряд ли он стал изучать следы Леты.
Поэтому Дженнифер идет по его следам к большому верстаку с инструментами: он притопал туда, прежде чем выйти из дома.
Наверное, как она сейчас, постоял здесь, изучил инструменты, что висят над верстаком на доске с крючками.
Все инструменты здорово поджарились. Нет одного, который он выдрал, осталась только вмятина в пепле.
Садовые ножницы.
Дженнифер трясет головой – нет, пожалуйста, – но все равно произносит:
– «Сожжение», восемьдесят первый год.
Похоже. Вот вам и ремейк.
Адская ночь
Мишура, мистер Армитедж, – это была моя идея.
Если спросите Синнамон, она скажет, что я тут вообще ни при чем, но вы же ее знаете: если бульдозер потеряет управление на вершине холма и поедет прямо на меня, сшибая по пути деревья, заборы и машины, Синнамон встанет между бульдозером и мной и не отступит ни на дюйм. Даже не отведет глаз. Просто она такая. Наверное, унаследовала это от своего отца, Марса Бейкера: он выступал с больших трибун в суде и перед прессой. Но Мейси Тодд, маму ее и Джинджер, вы, скорее всего, не знали. Если и видели, то только на публике. А мы знали ее другую.
Синнамон – ее копия, иногда так бывает. Я имею в виду плюсы. Вот пример: мы вместе летели в Бойсе. Это было давно, про Терра-Нову еще никто не слышал, Дикон Сэмюэлс только пытался соблазнить нас Пруфроком, озером Индиан и Плезант-Вэлли – Айдахо в целом. Я летела с отцом коммерческим рейсом, для меня это был первый такой полет. Меня поразили стюардессы, другие пассажиры, сидевшие рядом. Просто другой мир.
Да, сейчас я осознаю свои привилегии. Но тогда я даже не знала этого слова. Когда полет окончился, я украдкой сунула два пакетика с орешками в рюкзак; боялась, что стюардессы их у меня заберут.
Отцу надо было решать какие-то вопросы по телефону, а остальная часть нашей группы летела позже, и он оставил меня на попечение Мейси Тодд: это значило, что я буду в компании девочек старше меня – Синнамон и Джинджер. Поездка становилась лучше и лучше.
Если девочки на четыре года старше, им ни к чему подросток вроде меня, но для Синнамон и Джинджер я оказалась куколкой, которую можно наряжать, сестричкой, какой у них никогда не было. Мейси Тодд взяла меня под свое крыло, мы выставили кресла перед рестораном, ближе к дорожке. Мейси Тодд читала книгу (она презирала смартфоны и полагала, что слушать музыку прилюдно значит не уважать окружающих), а Синнамон и Джинджер показывали мне, как оставлять на ногах вафельные отпечатки от кресла: была зима, но мы носили шорты. По ходу игры двое из нас на двадцать секунд садились на колени третьей, потом на тридцать секунд, потом на минуту – и смотрели, насколько глубокими будут вафельные отпечатки на ногах.
Мейси Тодд изредка на нас поглядывала, оценивала нашу забаву, ехидно улыбалась, с удивлением качала головой и возвращалась к своей книге. Моя мама к тому времени мне уже поведала, что много лет назад мать Синнамон и Джинджер очень плохо обошлась с одним человеком, но я не должна была об этом говорить и потому молчала. Однако я все равно взглянула на Мейси Тодд другими глазами.
Знаю, вы просили рассказать о «Бойне в День независимости», но я сейчас к этому подойду, не беспокойтесь.
Оказалось, что остальная часть экспедиции в Айдахо – так назвал нашу поездку мистер Синглтон – задерживается. Мой отец, который все это время где-то уединялся, подошел к Мейси Тодд и извинился за неудобство. Она только отмахнулась, сказала, что мы хорошо ладим друг с другом, а потом попросила его подежурить с нами вместо нее, а она пока приготовит нам перекус. Будь у нас выбор, мы предпочли бы наггетсы, но Мейси Тодд была строга не только к музыке в общественных местах: нам как растущим положен салат, да еще и с бальзамическим соусом, а не с какой-то примитивной заправкой вроде ранча.
Она пошла в бар ресторана распорядиться насчет салатов и учинила там допрос насчет продуктов, их происхождения, методов приготовления, а мой отец тем временем – я его не обвиняю, особо внимательным он не был никогда – отвлекся на какое-то телефонное совещание. То есть он, конечно, нас видел, но, сидя рядом, ничего вокруг не замечал: в креслах, просунув руки и ноги сквозь боковины, дремали люди; от одних ворот к другим носилась женщина и не замечала, что ее персикового цвета тележка лежит вверх колесами; мальчик уронил на землю крендель, поглядел на него, подобрал и продолжил есть.
Не видел отец и старшеклассника. Тот прошел мимо нас один раз, другой – Джинджер первой его заметила, – а потом и третий.
Тогда Синнамон и Джинджер было по двенадцать, сейчас вот-вот стукнет семнадцать.
Я понятия не имела, что происходит.
Когда Мейси Тодд вернулась с тремя салатами и тремя бутылками воды – только бутылки, иначе нельзя, – этот старшеклассник сидел с Джинджер в кабинке по ту сторону дорожки и держал руку на ее голом бедре.
Мейси Тодд никак не отреагировала, только чуть склонила голову вправо.