А вешать их высоко тоже не годится. Олени и люди оглядывают лес на высоте своего роста и ниже, голову вверх не задирают.
«Как получится», – говорит себе Мрачный Мельник и топает по снегу вслед за девушками.
Когда он с ними расправится, там и вешать-то будет нечего.
Ого – кровь! Той, которой он попал ножом в плечо. Красные капли падают в снег. Будь она настоящим бойцом, вытолкала бы свою подружку вперед, а сама осталась ждать.
Настоящих бойцов уже не осталось. Есть только убийцы и убитые.
Мрачный Мельник ухмыляется и идет дальше. Дышит глубоко, знает: путь предстоит недолгий.
Справа темнеют очертания еще одного дома, но следы к нему не ведут. Значит, девчонки сами напрашиваются. Будь они поумнее, разделились бы – пришлось бы ему выбирать, с какой начинать, а другая успела бы выбраться на лед и доехать до города.
Но… Мрачный Мельник останавливается, изучает пространство над замерзшим озером.
Они сюда добрались не пешком – так, что ли?
И на ногах у них не снегоступы; коньков за плечами тоже не было.
Они на чем-то приехали! От удовольствия он хрюкает.
Либо ратрак, либо снегоход – что-то на гусеничном ходу.
Он кивает, прикидывает тот и другой варианты. Ратрак заводится с ключа; девчонки думали, что они здесь одни, и, возможно, ключ просто торчит в зажигании. Снегоход включается с кнопки, и ты либо накручиваешь шнур на пластиковый ключ, либо, что проще, цепляешь его себе на куртку.
Тогда ключ – у одной из них.
Запомним.
Если это снегоход, то ведь гора здесь уходит вверх, так? Промчаться через спящий город, доехать до следующего городка – или под трассой, а потом вынырнуть на той стороне горы, найти хижину, где уже припасены вязанки дров.
Возможный вариант.
Но сначала добраться до девчонок, а то поднимут тревогу, выдадут его.
Придется им заплатить собственной шкурой.
Несколько лет назад в Черных Холмах он, затаившись за гребнем горы, наблюдал за охотниками. Они только что прихлопнули большую олениху, и один из них что-то рассказывал остальным, а сам делал надрезы вокруг голеней, шеи и боков самки. Пока он ее не потрошил, до мяса не добирался.
А Мрачный Мельник сидел и смотрел. Ждал. Ему было любопытно.
Наконец один из охотников задом сдал свой пикап, подогнал его к оленихе; другой – тот, что с ножом, – перекинул веревку от оленихи к шару на прицепе, а потом – неожиданно – от оленихи к стволу дерева.
Чтобы ее растянуть? Зафиксировать между пнем и грузовиком? И тогда внутренности вылетят, стоит чиркнуть ножом? Или это новый способ, чтобы жертву быстро обескровить?
Оказалось, ни то ни другое.
Когда грузовик дернулся вперед, стало ясно, что веревка привязана только к коже самки. И эта кожа слетела с той легкостью, с какой фокусник вытаскивает скатерть из-под подсвечников. Потому что другой охотник сделал надрезы в нужных местах.
Большая олениха, привязанная к пню, вмиг превратилась в смесь из мышц и плоти, только дергались внутрь ноги.
Охотники одобрительно зашумели.
А вместе с ними на пригорке про себя одобрил увиденное Мрачный Мельник.
Точно так же ему пришла в голову идея насчет табуретов и электричества: когда-то он увидел, как белый у себя на заднем дворе мучил козла с помощью автомобильного аккумулятора. Поначалу козел кричал, издавая какие-то резкие, почти человеческие звуки, будто звал на помощь других козлов, а потом его голос стих, потому что он понял: на помощь никто не придет.
Возможно, вариант с оленихой даже лучше.
И сейчас самое время применить его на практике.
Если найти этот снегоход, приспособить веревку, сделать в нужных местах надрезы – можно, если повезет, содрать с девчонок кожу: пусть дергаются и прыгают на снегу.
Потому что, глядя на тех охотников, он сразу понял: так лучше. Животное во время экзекуции остается в живых.
Интересно, а веки тоже улетят?
Мельник останавливается, сует ножницы под правую руку и проверяет веки почти онемевшим указательным пальцем.
Они – часть лицевого покрова. Если кожа лица слезет, веки слезут вместе с ней.
Теперь вопрос: где делать надрезы?
Вокруг лодыжек и кистей, это точно. Легонько, на глубину кожи. И вертикальные, либо спереди, либо на спине.
Как лучше?
Наверное, спереди.
Так они будут смотреть, как натягивается на кистях и лодыжках веревка. Может, упадут на спину, поднимут голову и увидят, что он стоит от них к северу – понятное дело, он растянет их с западной стороны на восточную.
А когда он отойдет в сторону, если дождется, как они вперятся в него взглядом, надеясь на единственный шанс из миллиона, может быть, их глаза увидят то, что однажды увидел он: великолепную светлую завесу, за которой открывается путь туда, наверх, на самый верх, и…
И перед тем как испустить дух, они скажут ему спасибо. Потому что какой-то их части будет позволено пройти сквозь эту завесу, и, если повезет, они испытают то, что испытал он, когда двенадцатилетним мальчишкой бежал по желтой траве. Ноги у него были вымазаны кровью, лицо – в слезах, а прямо над ним мерцал этот самый свет. Свет ниспадал на мир волнами, оставляя у него за спиной розовую тень, а вперед мчалась только темная его сторона – мчалась сквозь годы, быстрее и быстрее, и все эти годы сгрудились вокруг него и рухнули, а он остался стоять у мусорного бака в почерневшем снегу, теребя пальцами ныне отсутствующей правой руки отсеченную мужскую голову.
Или это было летом, и он стоял в реке?..
Какая разница?
Вдруг стало важно другое: что он почувствует, когда будет с наслаждением смотреть, как корчится у его ног лишившаяся кожи девушка? Чтобы это произошло, надо повернуть рычаг снегохода, но… Он что-нибудь придумает. Выход он находит всегда. Он знает, что и теперь судьба его не оставит. Это место заколдовано. Шагая через замерзшее озеро, борясь с порывами ветра, готового свалить его с ног, он вдруг почувствовал, что рядом есть что-то еще, и, выжидая, остановился.
Одна минута, две. Правая сторона его лица покрылась ледяной корочкой. Наконец «что-то» обрело в снежных завихрениях форму: это рискнул выйти на лед лось… по своим лосиным делам.
Совершенно белый, значит, попал в снежную круговерть давно, и Мрачный Мельник понимает: ему топать не меньше двух миль.
Лось подходит ближе, обнюхивает его, и Мрачный Мельник видит: шкура этого здоровенного самца вовсе не замерзла добела. Он просто белый.
Сердце Мрачного Мельника ухнуло и скакнуло к горлу.
Лось обнюхал его еще раз, для верности, повел в сторону ветвистыми рогами. Заостренные тусклые концы на расстоянии пальца от глаз Мрачного Мельника.
Его сердце начинает колотиться.
Лось, пригнув голову, уходит в снежную бурю, продолжает свой долгий переход, а Мрачный Мельник усмехается на холоде. Две вещи ему точно известны: оказаться здесь ему было суждено, притом он на нужной стороне. Удача готова повернуться к нему лицом.
Например, эти две девчонки заявили о себе хлопком двери. Одна даже упала.
С людьми всегда так и бывает, верно? Сами напрашиваются, тут и выходит Мрачный Мельник, задает им жару.
Он хмыкает, плюет.
Этот белый лось хоть и давно ушел, но за Мрачным Мельником присматривает, сомнений нет.
Понятное дело, это не значит, что ему все принесут на блюдечке.
Все, что ему надо, он заберет сам.
Он кивает, очищает ножницы от снега и идет по лосиному следу, который оставили девчонки – да, по лосиному. Ведь олень оставляет на снегу отверстия, как от колышков, а лось – если снега насыпало на четыре фута? Лось движется по сугробам, как поезд, оставляет после себя не следы, а борозды.
Это они здорово придумали, ничего не скажешь. Идут след в след. То ли сообразительные, то ли им просто везет. Может, они и не думают, какие следы за ними остаются. Одна из них покрепче, таранит сугробы, другая весит меньше, идет по проторенной дорожке, но… да какая разница?
Они-то, несчастные, думают, что окажут Мрачному Мельнику сопротивление. Когда он их догонит, что у них может быть? Если только стибрили что-то из этих раздолбанных домов. Все ножи они в него уже кинули.
Скорее всего, они просто бегут, и всё, некогда им искать подходящий кусок арматуры. Снегоход еще где-то на берегу озера: если бы девчонки подъехали на нем к дому, он бы услышал.
Бывает иногда, что все просто, так?
Эту простоту он заслужил.
Он снова себя растирает, хотя на это нет времени.
Крюком он откидывает от глаз волосы, черт бы их драл, заводит их назад, чтобы как следует натянулись, – и отсекает черным лезвием, вырезает для себя квадратное оконце, чтобы лучше видеть.
Нет, освежевать тело с первого раза, скорее всего, не получится. Девчонка – это все-таки не олень.
Но их двое. Даже если с первой накосячит, в запасе есть другая, так? А когда получится… Что девчонка будет делать? Бегать без кожи по снегу сгустком красных мышц или лежать в снегу, трястись в ужасе от того, во что превратилась, умолять его глазами: раздави всмятку ее тонкие лицевые кости?
Первый вариант лучше.
За такой кайф он готов отдать многое.
Это дом мистера Пэнгборна, Лета не сомневается. Именно здесь в стародавние времена она нашла Дженнифер.
То есть это дом Гал.
Значит, ее спальня наверху. Вернее, то, что раньше было ее спальней.
Все в жизни Леты поделено этим словом – раньше. По одну сторону этого слова у нее отец, по другую – сформованная из пластика челюсть.
Ее психотерапевт мягко настаивает: думать так – неправильно.
Скорее, по одну сторону этого слова у нее идиллическое детство, заполненное открыточными воспоминаниями, а по другую – муж, прелестная дочурка, и вместе они создают новые воспоминания, которые у них никто не отберет.
Все зависит от угла зрения. От того, на каком фундаменте ты намерен возводить свой психологический и эмоциональный дом. От того, в каком свете хочешь видеть прошлое, да и настоящее.