Все это прекрасно и замечательно – по часу в понедельник и среду.
А сейчас Лета убегает от убийцы-маньяка через обломки своей прежней жизни, когда тебя хочет поглотить снежная буря, а плечо горит, майка промокла от крови, челюсть дребезжит. Наверное, надо вспомнить, как в свое время она перенесла всю эту жуть.
Всякий раз, до одури крутя педали велотренажера в подвале, она говорит себе: на той стороне озера натянут киноэкран, показывают «Челюсти», и, если поспешить, она сможет все это остановить и ничего не случится.
Бедра у нее железные, и Баннер знает: когда она крутит педали, с вопросом о том, где кетчуп, к ней лучше не лезть.
«Этот кетчуп во мне, – говорит ее внутренний голос, – и верзиле, который хочет его из меня вычерпать, плевать на ножи, что влетели ему в грудь или в руку, да и холод его вряд ли остановит». Ее заботит другое: вместо того чтобы сразу бежать, надо было подумать. На озере она поводила бы его кругами и спасла бы Дженнифер, а то и весь Пруфрок. Но, как говорит Сидни, все слэшеры про одно и то же: грудастая девица бежит вверх по лестнице, а надо выбегать через дверь на улицу.
Огорошив зрителя этой истиной, сама Сидни по указанию режиссера «Крика» Кевина Уильямсона бежит наверх.
Можно вспомнить Лори Строуд, уронившую тот мерзкий нож для резки мяса: в роковую минуту, когда перед тобой живой убийца, принять правильное решение трудно. А после той минуты? Ты забилась под подоконник в сгоревшем доме, а нож для мяса еще бередит тебе плечо; его на диво хваткие зубцы царапают ключицу, стоит тебе вздохнуть… Что, если он все глубже проникает в какую-то важную вену? Тут и понимаешь, что́ надо было делать и как.
Со второй попытки Лете приходит в голову другая идея. Под покровом бури надо было резко взять влево, пробежать по снегу ярдов тридцать-сорок и устроить путаницу в духе Дэнни Торранса из «Сияния»: вернуться по своим же следам к месту поворота и дальше идти назад, к гостиной мистера Пэнгборна, где никто никогда не сидел, – тогда получится, что она бежит не туда, а оттуда.
Надо было принести к скамейке Мелани дробовик Рекса Аллена и взять в Терра-Нову – тогда, в ее доме из прошлой жизни, Лета сделала бы в Мрачном Мельнике дыру.
Ножи из «Семейного доллара» он еще мог с себя стряхнуть, но заряда дроби с пятнадцати футов хватило бы минимум на то, чтобы сбить его с ног.
Окажись одного заряда мало, она бы выстрелила и второй раз, и третий – выпустила бы, если надо, хоть всю обойму.
Все-таки зло – это не броня.
Ей остается молиться, чтобы Дженнифер не пикнула под раковиной, а Мрачный Мельник повелся на открытую заднюю дверь, и ножи до того его разозлили, что все внимание он сосредоточил на девушке, которая их бросала.
Теперь все зависит от того, как быстро буря заметет ее следы.
Может, путаница Дэнни Торранса и не нужна? Вмятины в снегу быстро скругляются, и непонятно, в какую сторону человек шел.
Но что дальше? Что она будет делать, когда Мрачный Мельник заполнит собой дверной проем?
Он массивный, тяжелый… заманить его на подгоревшие доски, и пусть провалится сквозь пол, как Джейсон? Скорее всего, от этого он только разъярится.
Нет, если он появится, выход у Леты один: бежать и еще раз бежать.
Теперь, когда мозги прочистились, она понимает, что надо выманить его на лед, лучше всего – к дамбе, мимо ограждающих конусов: там лед тоньше, вода падает на турбину, и под тяжестью собственного веса этот верзила может рухнуть в озеро.
Единственный другой вариант – бегать от дома к дому в надежде, что он замерзнет раньше, чем она.
Жди-дожидайся. У него в груди небось живет пламя, и тепла ему не занимать.
– Извини, малышка, – обращается Лета к Эдриен.
Мамочка опоздает на ужин и, возможно, будет смотреть на тебя с фотографии на стене, когда ты первый раз пойдешь в садик, на научную выставку в четвертом классе, когда придет время первого школьного поцелуя, а перед выпускным вечером помогать тебе с прической, платьем и букетиком будет папа.
Лета плачет. Губы ее дрожат.
Рукавом лыжной куртки она с ожесточением вытирает слезы – ты дура, готова сдаться! – и тут же валится с ног, потому что в лифчике верещит телефон.
Сидни из «Крика» была бы в восторге: Лета спрятала телефон в левую чашечку бюстгальтера.
Сидя за Дженнифер в снегоходе, она боялась, что из заднего кармана телефон выпадет, заскользит по льду, а по весне отправится в Утонувший Город.
И?
Есть сигнал? На мгновение ее сердце подпрыгивает: если есть, значит, ее отец отключил глушилку. Либо так, либо она близко от яхты, где установлен Wi-Fi.
Но сейчас не 2015 год, а 2019-й. Нет ни отца, ни яхты.
Она расстегивает молнию, аккуратно извлекает телефон, стараясь не бередить нож в плече, и… конечно. Не звонок, не сообщение. Сигнала на этой стороне озера Индиан нет. Прожужжала напоминалка: пора принимать таблетки. Кодовое обозначение «ПТ». Если кто-то за чашкой кофе увидит, то подумает, что это «психотерапевт», и задавать уточняющие вопросы из вежливости не станет.
Только вопрос: с кем из пруфроковцев Лета пьет кофе?
Зло – это не броня, а деньги в каком-то смысле – да. Когда Лета училась в школе, ее отец был богат. Сама она была просто девочкой из богатой семьи. И с ней можно было говорить как с обычным человеком. Но сейчас она выписывает чеки… Она здесь изгой, ее золотая гора по высоте не уступает сбережениям Скруджа Макдака – кому придет в голову пригласить ее на чашечку кофе в «Дотс»?
Баннер говорит, дело в ее челюсти: люди просто не знают, что ей можно есть и пить, а что нельзя, но Лета не согласна. В глазах каждого, кого она спрашивает про книжку в библиотеке или скрепки в магазине, читается одно: малейший добрый жест со стороны этой дочери Терра-Новы может полностью изменить твою жизнь.
Или нет.
А если нет, тогда… неприязнь. Высокомерная негритянка вырвалась за отведенные ей пределы и свысока глядит на этих несчастных, которые горбатятся, чтобы ее банковский счет не скудел.
Валить все на цвет кожи нельзя, это не сделает ей чести… но она годами ездила с отцом по бесчисленным приемам и знает: одних деньги приводят в трепет, а другие просто заставляют себя улыбаться семье чернокожих, которой удалось выбиться в люди.
Возможно, и то и другое. Имя этим глазам – легион.
И что в итоге? Отчасти она ненавидит себя за то, что у нее есть, ведь эти деньги достались ей по наследству: не умри отец, жила бы себе коронованной принцессой медийной империи, но ей никто не доверил бы поводья от золотой повозки, что каждый день мчится по небу, вдалеке от бренного мира.
Так или иначе, пора принимать таблетку.
Лета наклоняется, чтобы достать трубочку с опиатами, стероидами, противовоспалительными и иммунодепрессантами. Возможно, через пять минут Мрачный Мельник отсечет ей голову, но Лета Мондрагон не умрет от инфекции, пропустив прием инородных тел, так необходимых ей для жизни.
Правда? Следующая доза у нее тоже с собой?
Нож в плече – серьезное основание, чтобы удвоить дозу окси.
Не надо.
Мало ли что ее ждет. Со второй дозой спешить не стоит.
Лета вытрясает в левую ладонь нужную дозу, кладет белую таблетку, что побольше, в правую руку – левой теперь до рта не дотянуться, – увлажняет таблетку окси с помощью десен и глотает ее. Процедура повторяется, она осторожно вводит в горло три другие таблетки.
Она еще чувствует всплеск адреналина, а желудок пуст и голоден, и окси ползет вниз по телу самым приятным образом. Лекарство действует на ее мысли как холодный вазелин.
– Давай, возьми меня, – шипит она в стену гостиной, прижавшись к ней лицом.
Она – это пара глаз, что глядят в разбитое окно одного из восьми домов.
Того из восьми домов, к крылечку которого ведут скругленные следы. Конечно, она ослабла, но даже от одной таблетки окси у нее подъем, будто приняла целый флакончик. Когда она последний раз ела? Или пила, хоть что-нибудь?
Коктейль из авокадо в семь утра, перед тем как разогреть грузовик и поехать за Дженнифер? Восемь часов назад?
Плечо отдается лишь тупой и далекой болью, спасибо ему за это, а про челюсть она не вспоминала целых пять минут – просто рекорд.
Лета ухмыляется безнадежности своего положения, глаза еще слезятся, но сейчас не до этого… Вся дрянь, что циркулирует у нее в крови, наверное, будит в ней сентиментальные чувства: вместо того чтобы убрать телефон обратно в лифчик, она включает камеру, переводит ее в режим видео, делает четыре вдоха-выдоха, сосредотачиваясь, и записывает очередное послание для Эдриен, пытаясь сказать ей что-то по-настоящему важное и при этом не плакать… но через полминуты в двадцати футах от нее в снежном буране на миг просматривается чей-то силуэт.
– Продолжение следует, – шепчет Лета в телефон, сует его на место, в левую чашечку. Рука совсем онемела от окси. Или от страха. От прелюдии смерти.
От прелюдии смерти?
– Такова жизнь, девочка, – бормочет она сквозь клетку зубов.
Лета застегивает молнию, застывшим указательным пальцем теребит нож, видимо, еще способный причинять боль. Распрямляет спину, чуть подается вперед, дышит урывками, хотя от движения воздуха в легких плечо вопит еще больше.
Нет, на веселую погоню по льду Мамочка не подпишется, сейчас она это знает и просит прощения. Ей остается только играть в невидимку и надеяться, что, когда ее найдут, Баннер догадается заглянуть в камеру телефона и включить ее последнюю запись.
По крайней мере, она увела убийцу от Дженнифер.
Может, Дженнифер сумеет его остановить?
– Простите, простите, простите, – бормочет Лета. От этих слов трещит голова, и тут на крылечке появляется он, доски и правда прогибаются под его весом, чего Лета не ожидала. Дом пострадал основательно. Наверное, горел дольше других.
Будь у нее сейчас та большая зажигалка и средство для разморозки.
Или хотя бы игрушечный солдатик. Маленький, но штыком его винтовки можно выколоть глаз, а узкие плечи запросто пройдут через глазницу Мрачного Мельника и воткнутся в кашицу его мозгов, если они у него есть.