Но разве удар мачете по голове остановил Джейсона?
Одно Лета знает точно: умирать на коленях она не собирается.
Вместо того чтобы ждать, когда ей придет конец, она поднимается и встает в раме разбитого окна, выдавая себя и свое укрытие.
Мрачный Мельник смотрит на нее.
– Тебе тут нечего делать, – цедит она сквозь зубы.
Он ухмыляется. Его губы завязаны в узлы, испещрены шрамами и вывернуты, но Лета видит: ему нравится, что кто-то не пресмыкается перед ним.
«Тогда ты будешь в восторге от этого», – говорит Лета про себя, сует правую руку за голову, тянет маленький нож и вытаскивает его. Зубцы цепляют плоть и мышцы, которые остались нетронутыми, когда нож в нее входил. Лета стискивает зубы, борясь с молниеносной болью. Дурацкое приспособление во рту скрипит и вот-вот сломается.
Она держит окровавленный нож перед собой: по крайней мере, оставит ему еще один шрам, последнее напоминание о девушке, которая не сдалась, о том, что есть люди, готовые биться до последнего.
Мрачный Мельник согласно кивает.
Вместо того чтобы схватить ее прямо через окно, как она ожидала, он идет к дверному пролету без двери, и Лета разворачивается, чтобы встретить его лицом к лицу, потому что есть вещи, от которых не убежишь, и раз настал момент истины, раз эту минуту она ждала так долго и ничего не может с собой поделать, она издает воинственный клич, раздвигает зубы, чего давно не было, гнев с рыком рвется из нее наружу, торс кренится вперед, подбородок стучит по вздувшейся куртке, и она знает, что выглядит отвратительно. Мрачный Мельник даже замирает и широко распахивает глаза, стараясь осмыслить происходящее, чем бы оно ни было.
«Это я», – говорит Лете внутренний голос, и от мощного усилия, от всеохватной боли, от звука чего-то, рвущегося возле ее ушей, она почти падает вперед. Сколько всего она пропустит с Эдриен, с Баном, но упадет она прямо на него и воткнет в него свой жалкий ножичек – плевать на его черный ножище, – она пронзит его до самого позвоночника и не остановится, пока…
Но он просто стоит, и все?
Лета падает на колено, на руку, в которой зажат ножик.
Она хочет издать еще какой-то звук, но воздуха не осталось, она и в этой позе не может удержаться, не может даже…
Медленно, очень медленно Мрачный Мельник подается вперед и метит крюком в Лету, ее тянет назад, как в замедленной съемке, а крюк вспарывает ей куртку.
Вдруг, даже не помогая себе другой рукой, он падает перед ней лицом вниз, половицы гостиной под ним трещат, хрустят, не выдерживают тяжести, и он летит вниз, в подвал мистера Пэнгборна.
В дверях за его спиной, подняв обеими руками длинный синий молоток – на бойке кровь и длинные черные волосы, – стоит Дженнифер.
Лета хочет улыбнуться – сердцем, потому что улыбнуться лицом не может.
Правой рукой она тянется к Дженнифер, нож для мяса отлетает прочь и со стуком проваливается вслед за Мрачным Мельником. Подбородок Леты висит, челюстные шарниры приглушенно кричат ей в уши.
Дженнифер делает шаг вперед, быстро оглядывается. Большой молоток держит крепко, дышит прерывисто.
С потолка падает доска – прямо в новую дыру в полу гостиной. Которая становится больше.
Лета смотрит наверх. Так смотрят, когда кажется, что на землю падают сами небеса.
Еще одна доска зависает на гвозде, маятником качается взад-вперед и наконец срывается в темноту.
– Дженнифер! – кричит Лета сквозь поломанный рот, поломанное лицо, но уже поздно: она падает, и если ей осталось что-то одно… Через застывшее озеро она бросает взгляд на обклеенную пластиком дверь, видеть которую не может, за которой стоят муж и дочь и ждут свою мамочку.
– Вообще-то я Джейд, – слышит она голос Дженнифер, и все смешивается: шум и ярость, снег и пепел. Весь дом рушится, и последнее, что чувствует принцесса Терра-Новы, – это горячая рука на ее запястье.
Джейд тянет принцессу с такой силой, что едва не разрывает ее пополам.
Баннер усаживает Эдриен во вращающееся кресло Мэг, ее любимое, опускается перед ней на колени и велит сидеть на месте, как положено хорошим девочкам, а сам бежит к камерам, из которых доносится черт знает что.
Будто за этот день вылилось мало дерьма.
Интересно, у Харди в 2015 году было так же?
Нет, конечно.
Какие у Харди были проблемы? Наверное, жалобы насчет стройки в Терра-Нове. Еще медведь, про медведя забывать не надо. А еще – куча покойников на яхте, куча покойников на четвертое июля.
Понятно, почему Харди предпочитает тишину на верхушке дамбы.
Баннер сам с радостью провел бы там пару смен.
И что? На полторы минуты телефоны вдруг включились, зазвонили все сразу, он с перепугу даже вытащил пистолет. Сначала хотел связаться с Летой, но, видимо, сотовые вышки еще отключены, и он набрал номер единственного места, откуда могли ответить, – дома престарелых Плезант-Вэлли.
Через полторы минуты он уже пожалел, что позвонил туда.
За эти девяносто секунд ему подробно рассказали – хотя этих подробностей он не жаждал, – как умерли Марк, Кристен и Филип. Синн в списке не было – замечательно, чудесно, хоть одна хорошая новость, – но Баннер знает: всему хорошему есть равный и еще более дерьмовый противовес. Это в первый рабочий день ему внушила Фрэнси, имея в виду местные звонки.
Сейчас равный и более дерьмовый противовес тому, что Синн не умерла, как ее трое друзей, вот какой: она пропала. Где она – неизвестно, просто исчезла.
Теплой одежды у нее нет. Баннер точно знает, что лыжный костюм, за которым вышла Лета и который подобрал Фарма, к участку на своем шикарном снегоходе привезла дочка Донны Пэнгборн.
Помня инструкции Рекса Аллена, Баннер не отвечал на вопросы, которые привезшая одежду Гал так или иначе задавала глазами. Или просто хотела сказать, что Баннер всего на пять лет старше Синн, и давать официальные показания, когда на тебе только лифчик, трусики и сапоги, не очень-то прилично. Пострадает репутация Синн, а у нее с этим в школе и так проблем хватает.
Но Синнамон Бейкер никогда не заведет роман с учителем. Да и учитель не заведет роман со школьницей.
Однако в октябре Рекс Аллен послал Фрэнси слух проверить. Тайно.
Поэтому Баннер просто взял у юной Гал пакет с лыжной одеждой, стараясь не смотреть ей в глаза, и даже не велел ей на обратном пути наверх быть осторожной, чтобы это не было воспринято как официальное заявление.
Баннер подозревал, что Синн выбралась из этого лыжного костюма, чтобы пролезть в окно женского туалета. Она выпихнула костюм перед собой, думая потом надеть, но его унесло ветром, и план рухнул. Дело закрыто, всем большое спасибо.
Сейчас она, наверное, опять где-то в круговерти, возможно, хочет увести Мрачного Мельника от потенциальных жертв. Ведь она как Лета. Лета даже предлагала оставить Эдриен на Синн: если что, эта девчонка будет биться изо всех сил и не задумываясь встанет между опасностью и своей подопечной.
Другое дело Джинджер: та будет сидеть в другом конце комнаты и часами смотреть, как в углу плачет ребенок, – просто проверить, насколько хватит детской глотки.
Один санитар, которого Баннеру пришлось отвозить домой после бурной ночи, сказал, что последний раз подобно Джинджер себя вел строитель Грейсон Браст, когда его, будто «человека в железной маске» (так он сам сказал), заперли в восточном крыле. Видимо, род человеческий у этого строителя вызывал тот же восторг, что и у Джинджер. Когда Джинджер наконец отпустят и она начнет появляться по праздникам, самым главным станет День благодарения.
Пиво будет литься рекой.
Но до ближайшего ноября еще надо дожить. А пока Баннеру надо выбраться из потока дерьма, который хлещет сегодня по полной.
Например, Фарма, наверное, стоит спиной к решетке и кидается на противоположную стену из шлакоблока, таранит ее своей могучей трехсотфунтовой тушей.
Или, наоборот, вцепился в решетку и хочет выгнуть ее внутрь?
Так или иначе, если Фарма навредит себе или камере, отвечать придется Баннеру. А если поранится… Доказывай потом, что эти раны не из-за грубого обращения в полиции. Разве проходящий испытательный срок помощник шерифа не сцепился в снегу с истцом? Или подзащитным – в каком статусе будет Фарма на суде, Баннер не знает. Чтобы взяли в стражи закона, Баннеру и так пришлось пройти три теста. Ему только юридических закавык не хватает.
Как унять Фарму, что бы он там ни делал? Придется решать на месте. Конечно, не успел он дойти до камеры, на столе Мэг начали трезвонить телефоны. Но возвращаться он не будет, надо посмотреть, что учудил Фарма. За арестованного отвечает тот, кто арест производил, пока эта обязанность не перейдет к другому сотруднику полиции.
Если тот объявится.
Баннер толкает первую дверь в конце коридора, потом дверь, ведущую к камерам, – и сразу же отходит вправо: Фарма корчится у решетки.
Баннер замирает, сам хватается за решетку.
Стена из шлакоблока истекает пылью.
– Грузовик, что ли, въехал? – спрашивает Баннер у Фармы, глядя на него сверху вниз.
– Это она, она… – шепчет Фарма.
Баннер щурит глаза, задумывается, потом качает головой: не может быть. Фарма говорит о Стейси Грейвс, так? От жены Баннеру известно, что Озерная Ведьма, вполне возможно, реально существует, что в ту ночь кто-то, обладавший недюжинной силой, оторвал Лете пол-лица, а потом швырнул в воду, будто тряпичную куклу, но… неужели у маленькой покойницы хватит сил проломить шлакоблочную стену?
Еще интереснее: зачем?
Баннер украдкой тянет руку назад достать из кобуры пистолет, потом смотрит вниз: пистолета в кобуре, так его перетак, нет.
А Фарма все бубнит:
– Это она, она…
– Заткнись! – велит ему Баннер, но Фарма продолжает верещать, что-то лопочет про… Мисти Кристи, агента по продаже недвижимости, тоже покойницу? И Лонни?
Лонни чуть не раскроил ему череп. Может, в этом что-то есть. Лонни сел в ратрак и приехал ухлопать Фарму окончательно.