Дальше Джинджер под видом Синнамон притопала в участок и вывалила на них историю о злобной сестре-дьяволице. Это могло бы сработать, не разоблачи ее ненароком Эдриен.
– Прости меня, прости… – бормочет Джейд, чуть касаясь щеки Синнамон, будто это слегка теплое прикосновение может обернуться сказочным поцелуем и оживить последнюю девушку.
А теперь она всего лишь мертвая девчонка. Еще одна умершая девушка; все, чего она могла достичь, утекло в снег.
Джейд становится на колени, чтобы поднять перчатку, которую только что сняла.
По крайней мере, Синнамон умерла без мучений, так?
Но это не все: Джейд может ждать такая же судьба. Джинджер где-то бродит, замерзшая, без куртки; лысый череп открыт всем ветрам, в руке отвертки всех мастей, а по городу шастает еще и Мрачный Мельник. Если кто и мог его остановить, кто по законам жанра обладал ресурсом на бой со слэшером, так это последняя девушка – но она лежит мертвая в снегу.
А Лета, следующая по очереди последняя девушка, выведена из строя.
– И кто остается? – спрашивает себя Джейд. Положение настолько безнадежное, что хочется смеяться, но ей не до смеха.
Может быть, Армитедж, который не тянет на героя, спешит сюда на лыжах? Может, он настолько наивен и полон надежд, что… на что-то способен?
Джейд укрывает Джинджер ее капюшоном и поднимается.
Док Уилсон, напоминает она себе. И Лета. Пережевывать слэшерские теории – это прекрасно, но от задания они Джейд не освобождают.
Она не идет по середине Главной улицы, как ходячая мишень, а ступает на тротуар, где снег не такой глубокий. Но не из-за навесов – над этими витринами их просто нет… тут кто-то шуровал лопатой?
– Хм, – бормочет Джейд, чувствуя под ногами почти бетон, почти тротуар.
Перед ней – разбитая стеклянная дверь.
За ней мерцают свечи, и…
– Господи, – говорит Джейд, стараясь ни о чем не жалеть. – Что за хрень?
В проходе неизвестно какого магазина лежит еще одно тело, будто кто-то бежал к выходу.
Джейд отступает, вспоминая о своем задании, но не в силах отвести взгляд от тела.
Потом останавливается: нельзя же его просто так бросить?
Или можно?
Нужно. Не надо изучать загадочные звуки, не надо купаться нагишом и ни в коем случае не надо лезть туда, где явно умирают люди.
И еще – она ведь не должна это видеть? И даже быть здесь.
Может, это ловушка для Баннера? В которую этот осел забредет, думая, что жетон полицейского защитит его от чего угодно. И тогда ее долгая прогулка, чтобы родители Эдриен остались в живых, лишится всякого смысла.
– Не ходи туда, не ходи, – уговаривает себя Джейд, но все-таки входит в разбитую, хотя как бы закрытую дверь, и… боже, боже, боже.
Рот сам собой раскрывается, глаза теплеют от слез, текущих против ее воли.
Это точка, о которой вчера говорила Лета? В Пруфроке появился видеопрокат?
Тут не видеокассеты с искристой пленкой, а тоненькие коробочки с DVD, но тем не менее. Как говорил в «Хижине в лесу» персонаж Сигурни Уивер перед концом света: «Мы работаем с тем, что есть».
– Блин.
Джейд делает шаг к полке, берет верхнюю коробочку из новых поступлений. Фильм ей не известен: какая-то воинственная блондинка в подвенечном платье, явно готовая к следующему бою, какой должна была дать Синнамон Бейкер.
Джейд кладет пластиковую коробку на место, и где-то в темноте на пол со стуком падает другая.
Джейд замирает, задерживает дыхание, хочет утихомирить кровь в венах. Она вся обратилась в слух.
Кто там? Спрашивать нельзя, ее лицо тут же превратится в мишень.
Глядя во все глаза, она склоняется к полу и кончиками пальцев нащупывает лежащее в проходе тело. Вокруг разбросаны ботинки и перчатки, будто цветочные лепестки во время свадьбы.
Это подросток, девушка.
Глаза тоже широко открыты, но они сухие. Она мертва, изо рта сочится яркая розовая масса, будто смерть настигла ее, когда она жевала сахарную вату. Розовым вымазана и куртка, масса почти скрывает ее челюсть…
Джейд падает на ягодицы, вскидывает правую руку, случайно задевает полку с фильмами, и коробки с грохотом сыплются на нее. Сердце бьется испуганным кроликом, норовя выскочить из груди.
Неужели это Стейси Грейвс?
В отчаянии, будто она под водой и рвется к поверхности – но это лишь DVD, просто DVD, – Джейд поднимается и отпихивает ногой отекшую розовую руку девушки. Ладонь переворачивается: она вся измазана кровью, будто на нее надета изящная красная перчатка.
Откуда это? От удара ножом или чем-то острым? Но почему цела куртка, почему на ней нет следов красной пены?
Куртку надели после того, как убили?
Тогда концы с концами сходятся.
Джейд трясет головой: ей не нужны эти подробности; она пытается охватить взглядом весь темный магазин сразу, опускается на колено, нащупывает руку девушки. Кажется, руку оторвали, а потом засунули обратно в рукав.
– Прости, прости… – шепчет она девушке, с опаской глядя вниз, и чуть закатывает розовый рукав, чтобы посмотреть, откуда текла кровь… Из запястья?
Самоубийство?
В груди у Джейд все холодеет, мысли мечутся, в голову приходит невообразимое: если все эти мертвые школьники, их скопированные из ужастиков смерти – просто сигнал кому-то, кто способен его расшифровать, и этот кто-то – Джейд, тогда… порезанная кисть такую версию только подтверждает.
Такой порез есть на кисти самой Джейд.
И он сейчас словно извивается.
– Нет, нет, – бормочет она и отпускает руку, будто отталкивает ее, потому что не хочет этого знать, она тут ни при чем, но…
Кисть девушки порезана не только изнутри, где вены ближе к коже.
Она порезана и снаружи.
Джейд снова оглядывает помещение целиком. Ее явно втянули в злую игру: стоять на коленях возле убитой девушки. Если в слэшере долго ходить вокруг мертвых тел, становишься покойником сам. Джейд еще раз вглядывается в руку, держа ее как можно осторожнее.
Кисть порезана по кругу… хотели оттяпать? Мрачный Мельник уродует свои жертвы, чтобы лишить их той же руки, какой лишился он?
Джейд наклоняется над трупом и видит: другая рука окольцована точно так же. Опираясь на кончики пальцев, чтобы не упасть на покойницу лицом, она словно чувствует последний посвист, вырвавшийся из горла девушки. Может, это был стон, какое-то слово – откуда Джейд знать? Кончики пальцев скользят ниже.
И утопают в крови.
Лужица натекла из ног девушки. Точнее, из лодыжек. На них такие же красные «браслеты», и Джейд вдруг вспоминает схему, висевшую в естественно-научном крыле школы: пунктирные линии на корове, показывающие все части туши.
Здесь то же самое?
Полминуты назад Джейд говорила себе, что не хочет сюда лезть. Назовите это «болезненным увлечением», а лучше – вынужденной реакцией, знанием законов жанра. В слэшерах умираешь, потому что не знаешь правил игры. А чем больше знаешь, тем легче собрать из кусков одно целое и выжить.
Но сейчас Джейд хочет одного: выкинуть все это из головы, ну пожалуйста.
Стейси Грейвс еще можно понять: на ее озере люди подняли шум, она хотела их утихомирить. Единственным известным ей способом.
Но здесь что-то другое. Тут есть какой-то план, логика. Зачем превращать мертвую девушку… во что-то? В предмет, игрушку?
С которой Мрачный Мельник, возможно, еще не доиграл.
Джейд отстраняется, шарит пальцами за спиной, и когда ветер грохочет дверью – из которой она надеялась вывалиться, – она дергается и бочком возвращается в глубь магазина, хотя туда ей совсем не хочется.
Потому что в проходе, ближе к стене – кажется, там отдел комедий, – она видит… Да что же это такое!
Парень лет семнадцати-восемнадцати. Еще одна игрушка, прижатая к колышкам или стержням для поддержки полок, вбитым в стену, – руки раскинуты в стороны, под ногами почти нет опоры.
С него содрали кожу, но, видимо, в спешке. Или частично. На лодыжках и кистях порезы, поэтому ладони и стопы сохранили цвет лейкопластыря, цвет плоти – по крайней мере, для белых, – но остальная кожа этого парня… боже.
Она не вся содрана, но как бы закатана от надреза на груди. Впечатление такое, будто его застали за раздеванием: он перебрал наркотиков, серьезно увлекся и даже после того, как снял рубашку и штаны, продолжил отстегивать кожу с мышц.
Только не на пуговицах, а на молнии.
С лица кожа не слезла, но она точно не там, где ей положено быть. Линия глаз нарушена, изо рта стекает ярко-голубая блевотина… со ртом тоже что-то не так. Джейд не в силах смотреть, ее вот-вот вырвет. Она вдруг осознает, как соединена с мышцами ее собственная кожа… раньше она никогда об этом не задумывалась.
У нее мясо такого же мраморного цвета?
Парень словно опутан ленточными червями.
Сердце Джейд сжимается. Кажется, она больше в рот не возьмет мяса. И вдруг воспринимает Кожаное лицо в ином свете.
Она снова отступает, ощупывая пространство позади, и с каждым шагом трясется от страха: сейчас ее слепые пальцы уткнутся в бедро шириной со ствол дерева.
– Тебе нечего здесь делать, нечего делать… – бормочет она, словно хочет, чтобы ее схватили, сжали так, что ее розовые и голубые внутренности вырвутся наружу, ботинки соскользнут с ног, а кожа расстанется с плотью, и ее можно будет сорвать.
Джейд снова отходит, на этот раз к спасительной входной двери, вот только… нет, нет, пожалуйста.
Она заперта.
Джейд дергает ее один раз, потом замирает.
Она плачет, содрогаясь всем телом. Всем без исключения, кроме глаз. Из нее вырывается всхлип, она себя за него ненавидит, но сдержаться не может.
Но рухнуть прямо здесь? Нет, сдаваться нельзя.
Надо двигаться, двигаться.
В проход справа. Мрачный Мельник не может быть в трех проходах сразу, так?
Джейд съеживается, чтобы стать как можно меньше, жмется к полкам, но аккуратно, чтобы не полетели на пол коробки, и…
Прямо перед ней, скорчившись, лежит парень, его лицо в белой пудре. Не от пончиков, нет. Это застывшие слезы.