Харди опускает взгляд на дробовик и качает головой, мол, дробь, значит, дробь.
– Я же сказал тебе: иди, – говорит он Джейд, а сам не спускает глаз с Мрачного Мельника. И Джейд видит решимость на лице старого шерифа: ведь Резня Озерной Ведьмы случилась в его смену.
Это его шанс искупить вину.
– Вы не можете, – говорит ему Джейд, тянет за руку, но он твердо стоит на ходунках.
– Идем, идем, ради Леты, – говорит Баннер, он стоит в нескольких ярдах и машет здоровой рукой.
Джейд уговаривает себя отпустить Харди, но пальцы не слушаются, они сжимают шерстяные лацканы его стариковской куртки.
– Шериф… – умоляюще, со слезами в голосе произносит она.
– Иди! – распоряжается Харди. Его голос теперь жестче, грубее: он снова главный, и Джейд наконец соглашается, но не уходит, а плетется, готовая рухнуть. Баннер встречает ее на полпути, и они, спотыкаясь, идут к участку. Баннер помогает ей не упасть каждый раз, когда она оглядывается на Харди.
Она не хочет видеть, что с ним будет. Ему придется подпустить Мрачного Мельника близко, иначе толку от дроби ноль.
Джейд качает головой: нет, она его не оставит, и…
Она выдергивает руку, тяжело падает в снег и уже бежит назад, в Пруфрок, прямиком по Главной улице. Тяжелое черное пальто волочится по снегу, путается в ногах, но бежать не мешает.
– Джейд! – полицейским голосом гремит за ее спиной Баннер.
Но результат не лучше, чем у Харди.
Джейд лишь качает головой, сама превращается в снегоуборочную машину, пробивается через сугробы, таранит их онемевшими ногами, возвращается в прошлое, ради, ради…
Она врезается в живую изгородь в нескольких футах от почты и копает, копает, копает.
Вот она – ее старая палка для мусора.
Та самая, с острым цепляющим концом.
– Бегу, сэр! – кричит она Харди через всю парковку – так громко, что тот оглядывается.
Обратно есть путь, который проложила настоящая снегоуборочная машина, да еще и под уклон, поэтому можно бежать. Джейд несется вниз, едва владея собой, не в силах остановиться, даже будь у нее тормоза, но она и не думает тормозить. Она не остановится, пока Мрачный Мельник не… не…
Палку для мусора она держит у бедра, как копье, тупым концом вперед, и когда между ними остается шагов десять, Мрачный Мельник все видит и ухмыляется одной стороной рта, но так широко, что Джейд бросается в глаза ровная шеренга его новых зубов.
Он опирается на скамью Мелани, но специально для Джейд чуть отталкивается от спинки: принять этот тупой удар так же, как принял удар совковой лопаты Синнамон. Даже разводит свои лапищи в стороны.
Однако в последнюю секунду Джейд перехватывает палку, поворачивает острием вперед – и не просто вонзает ее в Мрачного Мельника, а пробивает его насквозь.
Именно так она хотела проткнуть своего отца во время Бойни Четвертого июля – но не смогла.
Ее лицо оказывается в нескольких дюймах от лица Мрачного Мельника, и когда она кричит, не в силах остановиться, ее крик летит прямо в его открытый рот. И этот крик возвращается к ней вместе с его горячим, на диво чистым дыханием.
Левой ручищей он хватает ее за горло.
В глазах у Джейд темнеет, дышать нечем, но вместо того чтобы вцепиться в тиски его руки и попробовать их разжать, она изо всех сил крутит свою мусорную палку, силясь вогнать ее в часть тела Мельника, без которой нельзя жить, которая и делает из него человека – где-то же она у него есть!
Кажется, за спиной она слышит Харди. Он громыхает, и это голос, а не дробовик, но тот мир уже исчезает, соскальзывает в черноту, которая обволакивает все вокруг.
Джейд не может даже закричать: не хватает воздуха.
За убийство слэшера приходится платить, так?
В кино получаешь ужасы на блюдечке, они мягко входят в безмятежный мир. Какая-нибудь Гейл Уэзерс из «Крика» преподносит ночные кошмары в симпатичной упаковке, но в реальной жизни… В реальной жизни так просто слэшера за борт не выбросишь, так легко не умертвишь. В реальной жизни он вскидывает руку и забирает тебя с собой.
Грудь Джейд дрожит, легкие хватают воздух, которого нет, всем телом она наваливается на палку, наклоняя ее все выше и выше, пока…
Вот и все.
Щелчок.
И больше ничего.
Только бархатная, какая-то трепетная мягкость, словно Джейд совсем маленькая – какая-то дерзкая личинка, которая извивается на глубокой и мягкой поверхности гигантской бархатистой картины. Или сама картина и есть громадное полотно, и по эту его сторону тебе не нужны ни руки, ни ноги – ты просто, извиваясь, ползешь вперед.
Может быть, где-то в этих мягких черных лабиринтах ей встретится другая личинка. Они слепо ткнутся друг в друга и на мгновение забудут об одиночестве, станут частью чего-то большего, оба тельца пропитаются теплом и…
«Да, именно так, пожалуйста», – говорит себе Джейд, в предвкушении извиваясь всем телом, которое у нее еще есть, вертит мусорной палкой из стороны в сторону – и вдруг эта палка находит выключатель в глубине тела Мрачного Мельника.
Он падает назад, на спину, его рот медленно раскрывается, на последнем издыхании испускает нечто вроде «Отче еси, иже на небеси», и ритм кажется Джейд знакомым. Мрачный Мельник еще и еще повторяет эту фразу, но слова едва слетают с губ. Неужели он извиняется? Так бывает, когда человек… боится?
Боится умереть?
Его мощная рука отпускает ее глотку, и она хватает воздух, какой выпустил он в предсмертной агонии.
Джейд делает глубокий вдох, и холод обжигает ей легкие, но это не важно. Ей нужно больше воздуха, еще больше. Она что есть силы втягивает его, и это самое лучшее, что может быть, – и самое худшее.
Она валится на бок, в снег, устраивается рядом с Мрачным Мельником, подпирает руками лицо, глаза открыты, главное – не потерять сознание. Кровь Мрачного Мельника медленно, как нечто живое, капля за каплей наполняет собой все полости и ложбинки, окрашивает снег вокруг них, будто туда пролили вишневый коктейль, как ярко-красная глазурь в видеопрокате, и грудь Джейд наполняется смесью облегчения, веселья и сожаления: она так и не увидела рисунок на бархатистой картине, где оказалась вместе с матерью.
Эта картина – карта озера Индиан, разве нет? По одну сторону Пруфрок, по другую – Терра-Нова. На полпути в обход по берегу – Кровавый Лагерь, а Утонувший Город – посередине.
Это ее жизнь.
Она закрывает рот, потому что зубы мерзнут, и втягивает воздух через нос. В ноздрях поселяется холод, но как здорово, что она на это способна.
Через несколько минут или часов скрипы и шорохи, звучавшие на периферии ее сознания, превращаются в Харди. Он идет на ходунках, торопясь, как может.
Джейд садится, сплетает руки под коленями.
Харди оглядывает Мрачного Мельника, тычет в него стволом винтовки, не снимая палец с курка.
– Он спекся, – говорит Джейд.
Харди согласен.
– Жаль, что Медведь этого не видит, – говорит он, глядя поверх затянутого льдом озера.
Джейд кусает губы, быстро моргает и уводит взгляд к небу. Вдруг она увидит там мистера Холмса, который жужжит на своей «стрекозе»?
Харди поднимает ходунки, ставит их рядом с Джейд, чтобы она могла подняться, а сам садится на скамейку имени своей дочери.
Джейд встает, и Харди расчищает для нее место.
Она плюхается рядом.
– У тебя вся шея в синяках, – говорит Харди.
– Да и вы моложе не становитесь, – отвечает ему Джейд.
Он кладет руку ей на колено, хлопает по ноге.
– Мы как герои «Челюстей», – говорит она ему.
– Что герои, это точно. – Харди достает из нагрудного кармана пачку сигарет, предлагает одну Джейд, другую берет себе.
Зажечь спичку стариковскими пальцами у него не получается; Джейд берет коробок, закуривает, дает ему прикурить от своей.
– Дженнифер Дэниэлс, черт бы тебя драл, – заключает Харди.
– Я Джейд, сэр, – возражает она и выдыхает из легких всю дрянь, что там скопилась.
Но не черноту.
Не ужас.
От этого не избавиться.
Слэшер 102
Надеюсь, вы не против, мистер Армитедж, что эту предпоследнюю работу я называю именно так. Как говорит социальный антрополог Эдмунд Лич, история склонна жертвовать полнотой и цельностью в пользу последовательности, и, конечно, вы получите последовательность, к какой я стремлюсь, давая такое название. Кто не захочет встать рядом с девушкой, которой все-таки удалось победить Мрачного Мельника?
Да, я скорблю с вами о том, что ваш мобильник, а вместе с ним и вся незаменимая съемка, в тот роковой день был потерян, но должна сказать, что у уборщика старшей школы «Хендерсон Хай» и начальной школы «Голдинг», по слухам, есть некая запись, сделанная в декабре… Я говорю об этом расплывчато, чтобы избежать обвинения в клевете. Конечно, ничто не заменит материал, отснятый вами, но осязаемому можно доверять больше, чем нашей коллективной памяти, правда же? Хотя история никогда не бывает определенной и всегда приукрашена, артефакты могут произвольно вписываться – и вписываются – в будущее, согласны?
Допустим, этот конкретный артефакт продается за семьдесят пять долларов.
Но сегодня у нас другая тема: теории, связанные с гибелью Мрачного Мельника.
В порядке анонса, мистер Армитедж: все они так или иначе включают Дженнифер Дэниэлс.
Первая и, возможно, самая очевидная: она преуспела там, где до нее потерпели неудачу федеральное правительство, полиция штатов и длинная череда жертв, потому что Дженнифер была единственной, кто уже сталкивался с таким убийцей. Ее участие в «Бойне в День независимости» наделило ее особой интуицией, особыми способностями.
На это я отвечу: вряд ли. Конечно, чтобы выжить после встречи с одним убийцей – тем более с двумя, – нужны решимость, отвага и немалая доля везения, но если согласиться с таким подходом (и считать прежние встречи с убийцей не «опытом», а чем-то более волшебным), то не окажется ли, что военные давно это усвоили и взяли на вооружение?