А Дженнифер Дэниэлс говорит другое: на этом снегоочистителе в ночь на 12 декабря в город въехал Мрачный Мельник, а потом утопил его в озере, возможно, чтобы скрыть свое появление в городе.
– Какая разница? – спрашивает Джейд двух чиновников из штата, переводя взгляд с одного на другого.
– Нам нужны факты, уважаемая, – говорит женщина.
– Уважаемая? – переспрашивает Дженнифер и, ухмыляясь, смотрит мимо меня, видимо, на помощника шерифа Томпкинса.
– Он будет там, пока лед не растает, – говорит мужчина. На нем нет капюшона или головного убора; он пытается защитить свой зачес от ветра, поднятого лопастями вертолета.
– Как пить дать, – говорит Дженнифер Дэниэлс и со значением затягивается сигаретой.
– Нам надо знать, кто за это в ответе, – поясняет женщина.
– За него? – спрашивает Дженнифер Дэниэлс, указывая тлеющей сигаретой на Мрачного Мельника.
– За это. – Мужчина склоняет голову в сторону льда. – Местные жители говорят, что слышали грохот на пирсе в пятницу в сумерки, а не в четверг днем.
– Что совпадает с версией помощника шерифа, – добавляет женщина.
– Какая разница? – снова спрашивает Дженнифер Дэниэлс обоих.
– Он говорит, что машину утопил он, – утверждает мужчина.
– И? Он должен за это платить или что? – Дженнифер даже не отворачивается, чтобы выпустить струйку дыма, в этом нет надобности. Ветерок со льда делает свое дело.
– Наше начальство не любит, когда в отчетах есть противоречия, – объясняет женщина и глазами показывает, мол, начальство, что с него возьмешь?
– Он даже не настоящий помощник шерифа, – говорит Дженнифер про Томпкинса, как бы делясь конфиденциальной информацией. – Он на испытательном сроке. Вы его руку видели? На ней живого места нет.
– То есть, – подхватывает мужчина, сводя разрозненные мысли воедино, – вы хотите сказать: темное пятно в послужном списке ему ни к чему, и если окажется, что снегоочиститель в озеро завез он…
– И уничтожил городскую собственность, – вставляет женщина с понимающей улыбкой.
– Угробил снегоочиститель штата, – продолжает мужчина. – Вы хотите сказать, что это не позволит ему стать помощником шерифа на постоянной основе?
– Именно. – Дженнифер Дэниэлс переводит взгляд с одного лица на другое.
– Нас это не касается, – отвечает за обоих мужчина.
– Вообще-то парень он хороший, – говорит Дженнифер Дэниэлс. Потом, пожав плечами, добавляет: – А с недавних пор… еще и муж. И отец. И если вы отберете у него…
– Про тюрьму никто ничего не говорил, – возражает женщина.
– Если отберете у него работу, ему крышка, – говорит Дженнифер Дэниэлс. – Кто тогда будет носить в этих краях жетон? Если оба шерифа не могут исполнять свои обязанности?
– «В этих краях», – повторяет мужчина.
– В Пруфроке, – уточняет женщина.
– Нас это не касается, – еще раз подчеркивает мужчина.
– Ему придется искать работу, – гнет свою линию Джейд, растягивая слова, словно выигрывает время, чтобы их обдумать, – и тогда, опля, у него совсем не будет времени на дочку. На жену. А сейчас он ей очень нужен. Как и Эди – это его дочь.
– Вы друг семьи, мисс Дэниэлс, я правильно понимаю? – спрашивает мужчина.
– Город маленький, – уклоняется от прямого ответа Дженнифер Дэниэлс. – И меня зовут Джейд.
– Мы просто должны… – случайно говорят в унисон мужчина и женщина и виновато переглядываются.
– Это сделала я, – говорит вдруг Дженнифер Дэниэлс, гася сигарету о перевязанную ладонь и убирая окурок в стаканчик из-под кофе. Марля начинает дымиться, но она растирает ее пальцами.
– Вы? – спрашивает мужчина.
– Разве девушка не может водить грузовик? – спрашивает его Дженнифер Дэниэлс и протягивает руки для наручников.
– Вы просто берете его вину на себя, – говорит женщина, и в ее голосе звучат серьезные нотки.
– Спросите кого угодно, – бросает в ответ Дженнифер Дэниэлс. – Мне доверять нельзя. Принимать мои слова на веру – ни в коем случае.
– Кто-то должен нести ответственность, – говорит женщина мужчине.
– Не сам же он туда заехал, – говорит мужчина после легкого раздумья, и Дженнифер Дэниэлс, позволив ей вогнать стаканчик с окурками в холмик снега, уводят к вертолету.
У меня вопрос: беря вину на себя, она помнила условия своего условно-досрочного освобождения? Если в течение шести месяцев она нанесет ущерб городской, окружной или федеральной собственности, ей придется отбывать полный срок заключения – без дальнейших разбирательств и отмен наказания.
Из-за холода, высоты и ограниченного движения в ходе самой масштабной снегоуборочной операции в штате, журналистов рядом не оказалось, и некому было сделать культовую фотографию Дженнифер Дэниэлс: ее, как преступницу, ведут к вертолету, мистер Армитедж. Но скажу, что ее недавно отросшие волосы приподняло потоком воздуха от роторов, словно в рекламе шампуня, и, увидев бросившегося за ней помощника шерифа Томпкинса, она замотала головой, поджала губы и сверкнула глазами, делая ему знак остановиться.
Может, в ее понимании это и есть поступок, достойный последней девушки?
Вы, конечно, знаете этот жанр лучше меня.
Добавлю, что одна фотография все-таки осталась.
Я сделала ее на свой телефон. Свет плохой, композиция так себе, но фокус четкий – ведь у нас, дочерей Терра-Новы, телефоны самые лучшие.
На снимке Джейд чуть склонилась вперед и смотрит мимо женщины, которая держит ее за запястье. Смотрит влево, на озеро, возможно, делая собственный снимок.
Распечатку моего снимка, 35, вы найдете у себя на крыльце, мистер Армитедж.
Я воткнула его в стаканчик из-под кофе с пеплом и окурками, который в тот холодный день подобрала в снегу у памятной скамейки.
Считайте это моим прощальным подарком. А еще – то, чего нет ни на одной фотографии: Джейд вырывается от двух полицейских, державших ее за предплечья, и, свободная, тянется правой рукой к поясу. Потом победно вскидывает ее вверх и показывает всем богам и всему миру то, что никогда не попадет в вашу священную коллекцию, – крюк! Крюк убийцы, которого она убила. Потому что она Джейд Дэниэлс, черт ее дери. И тысячи таких, как вы, недостойны даже коснуться ее армейских ботинок.
Послесловие
1978 год, мне шесть лет. Я либо живу у бабушки и дедушки в пяти милях к югу от Стэнтона, штат Техас, либо приехал туда на выходные, на неделю, на месяц, на тот год – не помню. Там родилась моя мама, мои братья и я сам. Именно туда мы всегда возвращались. В те времена можно было стоять на крыльце и не видеть ни огонька, в какую сторону ни посмотри. Сплошная темнота, разве что где-то ухает насос для перекачки газа да воют койоты. Дом стоял на участке в десять акров, а на противоположном углу был маленький автофургон, где жили мой дядя и его новая жена. Они то ли еще учились в школе, то ли недавно ее закончили, и для шестилетнего пацана они были самыми удивительными людьми на свете, просто… титанами на моем горизонте, не способными сделать ничего плохого. Пожалуй, я до сих пор пытаюсь быть своим дядей из тех времен: стоптанные ботинки, рубашки с перламутровыми пуговицами, линялые джинсы, лохматые волосы, старые грузовики, задумчивая улыбка – прямо Даррен из «Ублюдков». А также Гейб из «Только хороших индейцев».
Однажды ночью я сплю на полу в гостиной – и раздается стук в дверь. Я с трудом разлепляю глаза, закутываюсь в одеяло и плетусь открывать дверь. На пороге стоят, тоже завернувшись в одеяло, мои тетя и дядя: зима, холодно. «Эй, Стиви, – говорят они, – можно мы поспим с тобой на полу?» Я пожимаю плечами, мол, конечно, но все-таки спрашиваю: «А зачем? Что не так с вашим фургоном?» Они переглядываются, потом со смущенной улыбкой говорят: ездили в город смотреть фильм «Хэллоуин» – и теперь спать в фургоне им страшно. Я отхожу в сторонку, чтобы они проскользнули мимо меня в дом, и… Знаете, бывают минуты, когда твой мир хрустит, будто разворачиваешь скомканный листок и наконец видишь, что на нем что-то написано, а ты даже не подозревал? У меня было именно такое ощущение. Вся моя жизнь вдруг поменяла направление. Я отчетливо помню, как они в своем одеяле протискивались мимо меня. Я стоял боком, придерживая дверь, и все думал, глядя в темноту пастбища: что так напугало этих двух удивительных людей, раз они пришли спать ко мне на холодный пол? С тех пор я так и смотрю в эту темноту и жду, когда оператор Дин Канди переключит свой большой тумблер и позволит мне разглядеть очертания бледного лица Майкла Майерса. Поэтому, Брюс и Тами, спасибо вам, что в тот вечер вы пошли в кино. Что так благоговейно, многозначительно, смущенно произнесли «Хэллоуин». Спасибо, что познакомили меня со слэшерами – еще до того, как я впервые услышал это слово.
Но тетя и дядя не единственные, кому я обязан знакомству со слэшерами. Был еще мой друг Бретт Уоткинс, с которым мы вместе росли. Когда нам было по двенадцать, я, кажется, вообще ни разу не бывал в кинотеатре, да и самих кинотеатров поблизости не было. Мы жили далеко за городом, машину я не водил, никто из моей семьи кино не увлекался, поэтому… сами понимаете. Но у Бретта был старший брат, который сводил его на «Терминатора». Через неделю Бретт в своей гостиной воспроизвел для меня весь этот фильм. Я даже помню, как он приволакивал ногу, чтобы точно передать концовку. Да, первый слэшер, о котором я услышал, был про Майкла, но первый типа слэшер, который я увидел своими глазами, был про Терминатора. И я всегда об этом помню.
Я в долгу и перед мистером Джерри Ридом. Не за слэшеры, а за одно имя в «Жнеце» – Мрачный Мельник, – которое я позаимствовал из его песни. Спасибо и Грегу Грину, ведущему подкаста «Хтоника», за вопрос о том, какие рассказы, на мой взгляд, сформировали меня как писателя. Я без раздумий выпалил: «Lawns» («Лужайки») Моны Симпсон и «The Prohpet from Jupiter» («Пророк с Юпитера») Тони Эрли, – хотя оба читал достаточно давно. Поэтому я нырнул назад во времени: самому стало интересно, как же я таким стал. Оказалось, что из одного рассказа выросла Джейд, а из другого – озеро Индиан, вплоть до дамбы, и это доказывает, что я не столько писатель, сколько вор.