— Прямо так и сказать? — обмяк японец, кулем опускаясь на лавку и глядя на меня вытаращенными глазами.
— Да, так и скажите.
— Это большая честь для всех нас. Сомневаюсь, что мы её заслужили.
— Считайте — это аванс. Оправдайте его, — произнёс я как можно увереннее, хотя уже сообразил, что я опять нарушил какие-то правила японской иерархии.
Что-то же Аю мне втирала пару раз про их государственное устройство и изолированность Императорской Семьи от общества. С одной стороны, мне нынче наплевать, как и что у них раньше было, а с другой — будет очень интересно посмотреть, кто в нынешних условиях попробует мне указать, что можно, а что нельзя делать.
— Я могу идти?
— Да. И поторопитесь. Времени у вас немного осталось, — сопроводил я свои слова царственным кивком, подсмотренным у самого Рюмина.
— Ваше Сиятельство, можно поинтересоваться, куда это японец так шустро побежал? — услышал я голос есаула, незаметно подошедшего откуда-то сбоку.
— Начальство их скоро к нам пожалует, — махнул я кружкой в сторону поселения, и сделав ещё один глоток, продолжил, — Посёлок и завод подземный нам сдавать будут.
— Ну, и зачем мы тут были нужны, да ещё целым батальоном, если вы без нас со всеми справились? — Баглай задал свой вопрос с хорошо заметной обидой.
— Так у вас всё веселье только начинается. Объявляй пока отдых казакам, у них сегодня не простая ночка предстоит. Сплошной разбой и грабежи.
— Много ли в этом посёлке возьмёшь? — казак всем своим видом продемонстрировал очевидный скепсис, но подразумевал он, как я думаю, совсем другое.
Похоже, не готов был поверить, что я, договорившись о сдаче посёлка, отдам его казакам на разграбление.
— Поселение и завод не трогать! Здесь дорога сквозная в горах проходит. Лётчики наши на ней уже три или четыре каравана днём подловили. Теперь японцы днём по ней не ездят, а вот ночью…
— А велики ли караваны?
— Вот это правильный вопрос… Подвод по сорок — пятьдесят и с полсотни носильщиков. Автомобилей в рапортах не было отмечено. Нужно караваны так аккуратно принять, чтобы японцы ещё пару дней не поняли, что дорога перекрыта. Справитесь?
— Должны. От позиции многое зависит. Если маги помогут, так совсем хорошо, — с намёком постучал есаул по толстенной гранитной столешнице, — А то вдруг японцы серьёзный отряд пошлют, чтобы дорогу разблокировать.
Так-то да. Переверни этот стол набок и за ним от пулемёта укрыться можно, и уж тем более, от японской винтовки. Слабоват у неё патрон, по нашим русским меркам.
— Нам бы завтрашний день простоять, да ночь продержаться, — на автомате ответил я ему знакомыми откуда-то словами, — А потом наши войска на севере должны вперёд продвинуться и перекрыть вход и выход на эту дорогу.
— И вы с нами будете?
— Так куда я денусь. Мне ещё завод нужно будет осмотреть.
— Тогда не вопрос. Повоюем.
А вот это хороший знак, над которым мне стоит подумать. Есаул — вояка опытный. Ему не нужно ничего объяснять и доказывать. Достаточно один раз на деле показать, что может исполнить маг, прикреплённый к батальону.
Я это к чему…
Очень скоро к маньчжурской границе подойдут три казацких полка. Магов там нет, да и с артиллерией у них всё так себе. И как при таком раскладе воевать? Раздобыть где-то кучу магов и провести учения, показав их в деле? Вариант. Осталось только магов найти.
Я уже затылок себе до крови расчесал, пытаясь представить себе свою следующую войну.
Ладно, Япония. С ней всё понятно. Сейчас половина страны условно на моей стороне, а вторая половина — условно против.
Почему условно?
Так ни у меня, ни у сёгуната нет полноценного властного контроля.
Надумай я, или они, какой-то Указ издать, и если его где и будут выполнять, то лишь в пределах прямой моей видимости или в местах, где имеются точки влияния. Благодаря моим стараниям, у сёгуната таких мест мало осталось. Но и мне похвастаться особо не чем.
Нет у нас вертикали власти. Или она отвратительно работает.
Что касается Маньчжурии, а если смотреть глубже, то Китая, то тут всё крайне загадочно.
Японию ещё можно просчитать, и Китай — нет. Больно велик он.
Глава 129
Город Осака оказался крепким орешком. Японцы успели на южных подступах к нему построить серьёзные линии укреплений, а умело установленные береговые батареи перекрывали всю акваторию Осакского залива — здоровенной лужи, длиной больше пятидесяти километров.
По данным разведки там, в заливе, нас поджидают минные поля, а в бухтах спрятаны четыре или пять устаревших кораблей, спешно восстановленных и укомплектованных командами.
Японские мониторы предназначались для охраны крупных морских портов. Два двенадцатидюймовых орудия и мощное бронирование — это серьёзные аргументы. Низкий силуэт кораблей является одновременно их достоинством и недостатком. Борт возвышается над водой всего лишь на метр. Попасть по такому кораблю и нанести ему повреждения довольно сложно — борта по самую ватерлинию прикрыты толстой бронёй и бронирование палубы в полном порядке. В минусах у мониторов — отвратительная мореходность и низкая скорость. Старички и в молодости проворством не отличались, от силы выдавая скорость хода в десять узлов, а к концу службы и вовсе кое-как передвигались.
Лезть в залив не хочется. Два бутылочных горлышка, шириной в пять и десять километров, просто намекают, что залив может стать идеальной ловушкой для наших кораблей. Сунься туда — и японцы запросто отыграются за Цусиму. Всего два входа в залив, других нет. Я бы такой возможности не упустил. Японцы тоже не упустят. Они не первый раз показывают себя умелым и упорным противником.
Опять Владивосток. Хорошо, хоть сегодня я не один огребаю. Шабалин в доле. На его голову представитель Императора вываливает ровно такую же часть уничижений и моральных пощёчин, как и на меня.
Алябьев умеет формулировать. Послушаешь его, так весь наш недавний рейд — это чистейшая авантюра, на которую мы подписались ради жажды приключений.
Положа руку на сердце — есть такое. Скучно вдруг стало и мне, и курсантам. Захотелось движухи. Да, прошлись мы по горам, и не без успеха. Теперь бы всё это как-то пристойно и благостно залегендировать.
— Ваше Превосходительство, — воспользовался я формой сугубо официального обращения, памятуя о нашей разнице в званиях, — В результате наших действий был захвачен работоспособный японский военный завод, и его продукция очень скоро будет крайне востребована в Маньчжурии. Заодно и дюжину работоспособных бронеходов отхватили.
— Думаете, они потребуются?
— Уверен. Для китайцев они окажутся крайне неприятным сюрпризом, — достаточно убеждённо смог я донести до генерала своё мнение.
Померились взглядами. Вроде, принял Алябьев ответ. Даже мечтательно улыбнулся спустя пару минут.
Небось, прикинул уже, кто станет первым русским генералом, разработавшим план наступления с отрядом бронеходов на главном направлении. Как-никак — новое слово в русской военной науке. В учебники может войти, и его фамилия там будет упомянута.
Если кто-то считает, что в лице Алябьева я приобрёл волшебную палочку, и могу исполнить все свои капризы, то зря. У генерала, на любые мои хотелки, могучий фильтр стоит. И пропускает он лишь те решения, что в интересах Империи мной высказаны.
Вот сейчас и проверим, насколько серьёзно Император рассчитывает, что я ещё и за Маньчжурию впрягусь на полном серьёзе.
Думаю, Алябьев меня простит, если узнает, что именно ему суждено стать официальным индикатором имперского отношения ко мне. Нет, я не параноик, но неплохо бы знать со стороны, что вокруг меня творится и как я смотрюсь, если меня начать пристально разглядывать через призму государственных интересов. Многогранную призму. Не только с точки зрения Императора, чьё мнение я знаю, ну, или считаю, что знаю. У нас есть армия, флот, светское общество и тучи всяких чиновников в разных ведомствах. В отличии от меня, Алябьев теперь по роду службы со всеми общается много и часто.
— Интересно, каково мнение в обществе про нашу войну с Японией? — поинтересовался я у генерала, выставляя на стол самую твёрдую валюту в России. Она хоть и жидкая, но вот твёрдая. Твёрже не бывает.
Какие бы взлёты и падения не терзали финансовые рынки мира, но незначительная услуга у нас стоит пузырь, а значительная — два. Вопрос разницы в социальном положении обычно нивелируется пафосностью и достоинствами напитка.
— Однако… — с уважением произнёс Алябьев, разглядывая австралийский коньяк пятидесятилетней выдержки, — А мне ты о таком чуде ни словом не обмолвился.
— Смысла не было, — пожал я плечами, — Мне всего дюжина ящиков этого эксклюзива перепала, да ещё и с государем пришлось поделиться.
— Половину отослал? — не удержал Алябьев горестного вздоха и жеста рука — лицо.
— Три ящика.
— Терпимо, — опыт бывалого полководца помог генералу смириться с потерями.
— Зато коньяков с выдержкой в пятнадцать и двадцать лет в достатке, — утешил я ценителя прекрасного.
— А что именно, князь, вас могло заинтересовать? Как я успел заметить, на мнение светского общества вам плевать… — решительно отстранил меня Алябьев от священнодействия с пятидесятилетним раритетом, продемонстрировав новичку, как правильно нужно подготовить церемонию знакомства с напитком.
Для начала, он забраковал выставленные мной бокалы с широкой чашей. Выбор и поиск подходящих бокалов — снифтеров у него отнял десять минут и добавил дворецкому прядь седых волос. Ещё с десяток минут у нас ушло на ожидание для заточки кухонных ножей, способных распустить лимон на прозрачные кружочки, толщиной чуть ли не в лист бумаги.
Кроме лимона, рекомендуемого любителями стиля а-ля-Николь, у нас на столе появился шоколад, сыр и мёд.
— Понять вкус напитка и его послевкусие — это архиважный момент, немыслимый без умело подобранной, а самое главное — правильной закуски, — наставительно произнёс Алябьев, водя носом над бокалом с идеально отмеренной, грамм в тридцать, порцией коньяка, — Ну, с Богом. Вы первый глоток под лимон попробуйте, а я… — генерал пронзительным взглядом окинул стол, словно надеясь получить от закуски подсказку, — С сыром, для начала.