А захмелев, проверю исполненье.
Гермес!
Ответь, ты выпустил на волю
Всех узников, оставшихся в наследство
Мне от отца?..
Амнистию даю
Я нынче всем.
Так все ли на свободе?
Все подчистую!
Только лишь две пары
Оставлены в цепях…
А эти кто же?
В темнице пара первая осталась
По воле Геры…
Я — жена седьмая…
Да ведь и Зевс — не первый у меня.
Знай меру, Гера.
Знай в признаньях меру!
Седьмая я!
Но быть хочу последней.
Отныне брак священною печатью
Скреплен быть должен — твердо и навечно.
И пусть не ждут от Геры милосердья,
Пусть знают, что раскаялась блудница,
Теперь карать жестоко будем блуд.
Ха! О-го-го!
Те двое, о которых
Тебе Гермес поведал, согрешили,
Брак преступили, спутались.
И что?
Что совершили?
Потеряв рассудок,
Друг друга полюбили.
Это верно?
Доподлинно! Увы, о повелитель.
И две темницы, где заточены
Влюбленные, какое-то свеченье
Волшебное все время излучают,
От двери к двери тянутся лучи.
И сделанные мной самим оковы
Рассыпались в секунду, как песок…
Выходит, истинна любовь несчастных?
И даже чересчур!
Коль так…
Немедля
Замки темниц ты отопри, Гефест.
И пусть всегда влюбленные живут
Влюбленными на воле — не в темнице.
Любви же тесно одеянье брака.
Молодые боги шумно одобряют это решение. Гефест и Гермес направляются к выходу. Останавливаются у дверей.
Вот так всегда.
Так испокон веков
Встает горой мужчина за мужчину.
Эй ты, Гермес!
А узники-то оба
Мужского пола, что ли?
Басилевс!
Одна, бесспорно, женщина. Красотка
И прелести нездешней…
Ай да Гера!
Ты промахнулась… Женщина! Ха-ха!
Наш Зевс любви, конечно, знает цену,
Ведь неспроста все это… Ха-ха-ха!
Кишат его потомки во вселенной,
И среди них — кривые и хромые…
Наглец! Ты забываешься, Эрот!
Все, все…
Итак… Чего ж вы ждете, боги?
Освободите узников скорее,
Всех четверых немедленно на волю!
Гефест и Гермес трогаются с места, но снова останавливаются.
Не торопись, отец, произносить
Свой приговор, высокий и последний.
Оставлена в цепях вторая пара
По моему веленью.
Их вина,
Их грех — ужасны, нет им оправданья.
Что ж совершили грешники такого,
Что даже бог не в силах их простить?
Отец, они, любви не испытав,
Себя ее пожаром не очистив,
Решили в брак вступить…
И оттого-то
Рождались дети или стариками,
Иль мерзкими уродами…
От них
И повелись калечных поколенья.
О боги, боги! Слышите?
О Зевс!
Брак без любви?!
Нет больше состраданья!
Возьми, Гефест, свой молот огневой,
Чтобы единой цепью золотою
Сковать двоих,
И в золотую клетку
Их посади!
Я знаю: то же злато
Незримо раньше их соединило.
Да будет вечно так.
Пусть с отвращеньем,
Страшась прикосновенья и вперяя
Друг в друга ненавидящие очи,
Они живут свой бесконечный век.
Конец!
Конец… Что ж, перейдем к зачину.
Ну, Мусагет, пусть заиграют лиры!
Разливается нежная музыка. На заднем плане — танцующие хариты.
Но все ли боги в сборе?
Все.
Однако
Одна богиня явно не спешит.
Эрида, смуты дерзкая богиня,
Всегда приходит к середине пира.
Да что за важность — божество раздора!
Придет, не сетуй, будет в свой черед,
Да и к добру —
Эриды запозданье…
Эй, Мусагет, все как-то жидковата
Гармония твоя.
Струну ты пилишь.
Скорее бей в серебряные чаши.
Бей так, чтоб содрогался весь Олимп.
Раздаются удары в литавры, затем начинается тихая музыка. Возвращаются Гефест и Гермес.
…Мы в пух и прах титанов разнесли…
Не «разнесли», понятно, а «разнес».
Ты наш кулак, а мы — всего лишь пальцы…
Разнес я сонм титанов в пух и прах,
Загнал отца в потемки ада —
И в честь победы начинаю пир!
Гефест! Теперь вином наполни чаши,
Несмешанным вином.
Воды — ни капли,
Мы пьем под стать бритоголовым скифам!
Хвала Зевесу!
Это — по-мужски!
Несмешанным!..
Ты у людей порокам,
Как прежде,
Рад учиться…
У кого же
Мне и учиться, как не у людей?
Ух! Ну когда же все это бабье
Ворчать устанет и глотки считать,
Едва мы к пенным припадем фиалам?
Живей, Гефест!
И — до краев налей!
Спешу, мой Зевс!
И нет меня проворней,
Как полагаю, бога у тебя.
Уж обо мне когда-нибудь да скажут
С усмешкой:
«Хромоножке не сидится!»
Гефесту-хромоножке не сидится!
Косой Гермес! Как спится? Ха-ха-ха!
Гефест разливает вино. Все поднимают кубки.
Я власть обрел, но потерял свободу!
Отныне это воля не моя,
Но божества верховного суровость