— Если появится, предупреди: явка с повинной смягчает последствия содеянного.
Выйдя на лестничную площадку, он бросил взгляд на граффити.
— Значит, сюр… Ну, ну…
Поджидавший его во дворе мотоцикл завёлся с первого раза.
Как только смолк его треск, Потапыч отключил электроплитку, набросил куртку и кошачьим шагом двинулся в коридор. Резким движением он распахнул одну из дверей. Спина в тёмной майке заслонила оконный проём и не спешила поворачиваться.
— Готово! — оповестил Потапыч. — Собирай манатки!
Мужик нехотя потянулся к пыльной дорожной сумке, задвинутой под койку.
В этот момент и распахнулась дверь. Возникшая в проёме голова гнома ласково произнесла:
— Ну, что, Вован, будем оформлять явку с повинной?
Но то был не Вован.
В это время за углом «Хижины дяди Тома» негодующе взревел полицейский мотоцикл. Это улепётывал бывший трудник отца Авеля.
МЕЧТА КОЛЛЕКЦИОНЕРА СБЫВАЕТСЯ
После того, как удалось избежать катастрофы с книгами Светлана-Соломия задумала отблагодарить настоятеля. Она пригласила его на обед. Тот предложение принял, но намекнул: «Не хлебом единым…» Девушка намёк поняла.
В назначенный час раздаётся стук в ворота. Хозяйка спускается во двор, чтобы встретить гостя. За плечом отца Авеля маячит знакомая футболка. Светлана-Соломия с трудом справляется с собственным лицом.
Прежде решено вкусить пищи духовной. Они гуськом поднимаются на второй этаж. Замыкает шествие москвичка.
Иконы в так называемой молитвенной задёрнуты занавесками. Впритык к стене — неподъёмный кованый сундук. Светлана-Соломия бренчит связкой ключей.
И вот крышка поднимается — запах лежалой бумаги и чего-то ещё.
Эрик необычно собран, при этом будто забывает дышать. Ему предстоит встреча с Жанной. Каким нестерпимо долгим было ожидание! И вот его терпение вознаграждено. Жанна предстаёт перед ним. В красном марокене.
— Кожа с тиснением из Марокко использовалась для переплёта ценных книг! — оповещает отец Авель. — Для достижения своего любимого красного цвета африканцы применяли порошок «кармин». А известно ли вам из чего он готовился? Из насекомого под названием «кошениль».
До Альки все эти умности долетают, как сквозь вату: её внимание сконцентрировано на мужских руках, которые касаются красного переплёта.
— Как протестантское по сути учение оказалось у старообрядцев? — вопрошает Эрик, покрываясь испариной.
— Имеется одно предположение, — отвечает иеромонах. — Среди староверов Севера имелось немало «питерщиков». Это крестьяне, которые ходили на заработки в Питер. Возможно, наиболее продвинутые — «тайнодумы», — тами познакомились с этими идеями.
Пальцы коллекционера касаются бахромчатой потёртости на переплёте: здесь должно быть тиснение. Но вместо экслибриса подушечка указательного нащупывает неровность. «Грызуны поработали?»
Але тоже дали подержать манускрипт, перетянутый толстой, выцветшей кожей. Медные застёжки поржавели и в некоторых местах скручены проволокой. Когда «московка» открыла рукописную книгу, в глаза бросились тщательно выполненные красные буковки. Пожалуй, это единственное, что она оценила по достоинству. Что касается всего остального…Страницы пожелтели, шелушились, кое-где обуглились. К её пальцам прилипла бумажная пыльца…
Пора уж и на стол накрывать, но хозяйка медлит, не решаясь оставить семейные сокровища без догляда. А посетители, не замечая течения времени, всё глубже погружаются в свои изыскания. Вот тетрадь в ветхом коленкоровой обложке. Чтобы странички не рассыпались, перетянута бечёвкой. Эрик тянет за узел, но он не поддаётся.
— Васёк, принеси ножницы! — командует сестра. Долго ждать не приходится. С молчаливого согласия домоправительницы Эрик разрезает путы.
— Рукописный сборник духовных стихов, — комментирует он, вглядываясь в выцветшие строчки. — Конец девятнадцатого века, самое позднее — начало двадцатого. Бумага обычная, без филиграни, сорок пять листов. Тексты написаны полууставом, четырьмя различными почерками. Заголовки и буквицы — красными чернилами.
— Мы от мира удалились
Жизни скорбной посетились
И от самых юных летъ
Ищемъ твой благий советъ
Господи помилуй
Эрик возвращает тетрадь в сундучное нутро, но уже в следующее мгновение остолбенело смотрит на очередной артефакт. «Поморские ответы»! Авторство принадлежит Андрею Денисову. Идеолог старообрядцев-беспоповцев обладал таким авторитетом, что основанный им в семнадцатом веке Выгорецкий монастырь стал крупнейшей обителью ревнителей «древнего благочестия». Более того — он был официально признан властями!
Главная идея «Поморских ответов»: у русского народа — особый путь, как христианский, так и исторический. Только Русь сохранила чистое христианство Стоглавого Собора 1551 года. В отличие от старообрядцев-«скрытников», они не ожидали скорого апокалипсиса. Их главная цель — восстановление церкви старой веры, но на новом, соборном, а не на иерархическом основании. Пожалуй, они были христианами — демократами.
На книге — надпись:
«А сию книгу из дома никому не вынести и не продать и никогда не дать в подарок, а буде кто продаёт или даром кому отдаёт — того судит Бог!»
— Извините, но пора обедать! — Хозяйский голос нарушил благоговейную тишину. Светлана-Соломия и Эрик обменялись беглыми взглядами — точно скрестились два клинка. Русский немец возвращает книгу на место. Будто укладывает в гроб дорогого человека.
За обедом отец Авель осведомляется о намерениях Беспоповцевых, «если, не дай Бог, дойдёт всё-таки до паводка».
— А мы к папе в Москву поплывём! — оповещает Васёк.
Сестра поправляет:
— Ты поедешь, а я останусь: на мне — дом, огород.
На это отец Авель замечает, что при такой погоде рассчитывать на урожай не приходится.
В какую-то минуту Василию слышится сиплый астматичный вздох — там, над их головами. Голос старинного сундука? Мальчик бросает на сестру, но та, занятая разговором, ничего не замечает. И тогда он выскальзывает из-за стола, чтобы подняться в библиотеку. И в этот миг его взгляд устремляется в окно, а за ним-жуёт жвачку и одновременно лузгает семечками Анка! Пацан замирает на полпути к цели, затем резко меняет маршрут.
Выйдя из-за стола, Эрик с нежностью гладит закруглённую спинку венского стула:
— Отлично сработано.
«Ну, и что из того?» По Алиному мнению, мебель Беспоповцевых напрочь лишена как эстетики, так и удобства. Взять хотя бы железную кровать с никелированными шариками. По утрам её следует заправлять, выравнивая складочки и выкладывая пирамиду взбитых подушек. — И кому это надо?
После ухода гостей жиличка запирается в своей комнате, а Светлана-Соломия несколько часов кряду яростно драит половицы, выбивает полосатые домотканые половички.
СОБЛАЗНЕНИЕ
— Ну что, Эрик, убедился?
— Я под большим впечатлением, отец Авель.
— Сюда архиографы наведывались давно. Они и раскопали уникальные издания. Некоторые хранились в амбарах с мышами и уцелели чудом.
— И всё же не исключено, что могут встретиться подделки. В начале девятнадцатого века копирующих древность изданий выходило не так уж мало. «Старина» воспроизводилась искусно. Некоторые владельцы до сих пор считают, что хранят подлинные, «дониконовские» книги.
— Сомневаюсь, чтобы старообрядцы занимались имитацией древности.
— Простите, отец Авель, но вы же не специалист.
— А красный мароккен? — глаза иеромонаха лукаво суживаются. — Случаем, не коленкор?
— Натуральная кожа. На протяжении 19 века большинство русских книг выходило из типографий непереплетёнными. Книжную одёжку изготавливали по индивидуальному заказу. Более того первый владелец красного марокена заказал и личное клеймо. Только по какой-то причине оно стёрто.
Показались монастырские ворота. Шаги настоятеля замедлились.
— Эрик, я хотел бы… — столь официальное обращение не сулило ничего хорошего, — нам нужно потолковать. — Не кажется ли тебе, что ты ступаешь на минное поле? — Насмешливая и одновременно предостерегающая улыбка перерезала монашескую бороду.
— Уж не о беспоповских ли прелестницах речь, Олег Яковлевич? О, простите, отец Авель?
— И о девушках тоже.
— А если это любовь? — Эрик принимает делано серьёзный вид.
— Слово «любовь» в этом случае — неуместно. Другое — непечатно. Обойдёмся понятием «блуд». — Рука отца Авеля потянулась к волнистой бороде — точь в точь как у ассирийских царей в школьном учебнике Эрика.
— Простите, отец Авель, мою дерзость, но хотел бы спросить… Зачем вам всё это надо? Я имею в виду, заботу о целомудрии вполне себе половозрелых девиц. Ведь это, как я понимаю, не входит в прямые обязанности монастырского настоятеля.
— Не входит. — Краткость ответа смутила вопрошавшего, и он повернул голову в сторону «ассирийской бороды», в прорези которой проглядывали белые, металлокерамические зубы. — Я и сам задаюсь этим вопросом, — продолжил монах. — Наверное, всё дело в том, что я никогда не был просто… папой. — Он отпустил на волю волнистые ассирийские пряди, которые всё это время удерживал в пригорошни, после чего, не проронив ни слова, прошествовал через новые ворота.
Молодой человек остался стоять на мостках, покачиваясь с пятки на носок.
«Ничего не выйдет. Нужно сваливать».
Из сырого сизого воздуха вынырнул чёрный капюшон:
— Поговорить надо…
Он поплёлся за мешковатой курткой. Они свернули к реке. Как оказалось, целью прогулки была баня Беспоповцевых. Сверху закапало, и это укрытие казалось уютным. Тем не менее мужской голос прозвучал нетерпеливо:
— Что за игру ты затеяла?
— Тебе понравиться! — игриво откинулся чёрный капюшон.
— Не темни!
Заверещала молния куртки — обнажился свёрток.
— И что дальше?
Пальцы принялись освобождать ношу от тряпки. Показался марокен.