«Похоже, что вопросы к прекрасной Элле всколыхнули воды…пусть не глубокие, но мутные. Но когда она успела донести?»
— Павел Петрович, я нанял вас, чтобы вынести вердикт по имеющейся информации. Я не ставил задачи докапываться до моей семьи.
— Но…
— Мне не нужно внутренних разборок.
«Ого, супруга вознамерилась взять ситуацию под контроль. Но она рискует выставить себя в невыгодном свете!»
Белозерцев ждал, оставив все попытки напомнить о настоящем положении дел. А Бондалетов сунул пальцы-мастерки в потайной карман, откуда извлёк свежеотпечатанные «синенькие».
— Надеюсь, этого гонорара будет достаточно. — Белозерцев не нашёлся что ответить, а Бондалетов, пересчитав банкноты, продолжил:-Я также надеюсь, что ваше пребывание в моём доме н еомрачится обоюдным разочарованием. Я сказал и вы меня поняли. — Бондалетов бросил «синенькие» на столешницу и они разлетелись карточной колодой-: Полагаю, полчаса на сборы будет достаточно?
«К чему такая спешка? Эта чета не принадлежит к тем, кто делает что-то спонтанно. Даже если бы они являлись лунатиками, то и во сне ходили бы целенаправленно».
Подал звуковой сигнал сотовый. На дисплее высветился знакомый номер.
«Неугомонная Валентина Фаттыховна! Ну прям как кролик в рекламе Дюраселл. Лупит в свой барабан».
Говорить с ней в присутствии бывшего работодателя сыщик счёл неуместным и сбросил звонок, после чего аккуратно собрал денежные знаки и откланялся. Однако оказавшись вне досягаемости бондалетовских ушей, не удержался и набрал номер бывшей секретарши. Та откликнулась с промедлением, зато дикция заметно улучшилась.
— Павел Петрович, я долго припоминала то название. Понимаете, оно не отличается благозвучием. Вдобавок, я опасаюсь этих тварей. И долго с ними боролась. Кстати, они теперь вывелись во всех квартирах. Как вы думаете, это результат радиации?
— О чём вы?
— О пруссаках, конечно. С длинными такими усами.
— Вижу, вы склонны шутить.
— Ничуть! Название населённого пункта — Таракановка.
СТЕРЕТЬ ЛАСТИКОМ И ВСЁ!
— Так ты нашёл газету с этим…объявлением? — приступила к нему Руслана во время обеденного перерыва. На её лице появилось такое количество пирсинга, что один взгляд на него вызывал у чувствительного Варавикова спазмы.
— М-м-м! — Молодой человек нарочито тщательно принялся пережёвывать бутерброд. По правде говоря, предпринятые им поиски ограничились осмотром так называемой «газетницы»-приспособления для прессы, сделанного ещё руками покойного отца.
— Не тормози, Варавиков! Эта самая газета распространяется бесплатно, а значит… Ну сам понимаешь!
Что напарница имела в виду, он понял не до конца, но кивнул и потянулся за следующим бутербродом.
— В крайнем случае можно зайти в редакцию, — подала голос Нюта, — там наверняка есть подшивка.
Её слова заслуживали доверия. До того как пополнить ряды бумажников девушка работала разносчиком рекламной продукции.
— Это твой шанс! — Руслана повысила голос, словно опасалась, что цеховой шум может заглушить её слова. — Ты будешь последним лохом, если не воспользуешься им.
Варавиков прожевал бутерброд и принялся прихлёбывать чай из термоса. На самом деле он бы предпочёл ничего не менять в существующем порядке вещей. Потому что на жизнь не жаловался. И ни в какие мегаполисы не стремился. И ни о какой славе не грезил. Ему было хорошо — в родном Двинске, в родном цеху и на родной сцене. А то ночное происшествие… Его лучше забыть. Ну как бы стереть ластиком.
СЫСКАРЬ — НА РЕЛАКСЕ
Вопреки постигшей его неудаче он пребывал в хорошем расположении духа: полученный гонорар делал своё дело. На Казанском вокзале он приобрёл свежую прессу и двинулся к кассам, когда его посетила мысль: супруга — в отъезде, следовательно никто не потребует отчёта, если что…Почему бы не воспользоваться возможностью проветрить мозги, тем более что финансы это позволяют? Только вот куда отправиться? Да в ту же Таракановку! Оставалось решить — в астраханскую или в архангельскую. В Астрахани — жарко, а в Архангельске-холодно. Перевесило одно обстоятельство: наследницу строительного магната отправили на Север, почему бы и ему… На какое-то мгновение перед глазами промелькнул образ супруги. Дания Рафаиловна разводила руками, как бы очерчивая размеры нелепости мужниного шага. Он отмахнулся от видения, глянул на часы и зашагал в направлении Ярославского вокзала. Людской поток обтекал Белозерцева со всех сторон и, казалось, пытался пройти сквозь… А прямо по курсу катила инвалидная коляска, и защитного цвета рюкзак примостился между мощными лопатками седока, вслед за которым и Белозерцев соблазнился витриной с пластиковыми бутылками. После некоторых колебаний он остановил свой выбор не на минералке, как предписывал возраст, а на «Кока-Коле». А раскупоривая ёмкость, услышал голос жены: «Паша, когда ты начнёшь заботиться о своём сахаре?»
Тем временем тело колясочника начало вдруг на глазах вытягиваться.
«Фантастика! Мало того, что коляска на электрическом приводе, она впридачу позволяет принимать вертикальное положение».
Получив бутылку воды, инвалид не преминул задержать взгляд на девушке, чьи джинсы и футболка не оставляли тайн в отношении телесных изгибов. Белозерцев отметил, как сноровисто мужские глаза прокладывают путь по женским формам. Он отвернулся, а вскоре потерял из виду и прелестницу, и парня. Преодолевая ступени, вспомнил о колене. Оно не болело. И это было счастье.
У вокзальной кассы — всего два пассажира. И это тоже счастье! В детстве Павел Петрович успел настояться в длиннющих хвостах: на вокзалах, в магазинах и даже в бане.
«Конечно, у капитализма — хищное лицо. Зато он избавляет от очередей!»
А через три часа поезд мчал его на север. В кои-то веки Павел Петрович путешествовал один, но при этом чувствовал себя вполне комфортно. Ресторанный коньячок поднял градус его самочувствия ещё на порядок. Впервые за долгое время он излечился от хронофобии, так что ни разу не глянул на циферблат часов с символикой московской олимпиады. И это тоже было счастье.
ПОСЛУШНЫЙ СЫН
Мама Варавикова умела слушать. А самое ценное — не спешила с выводами. Вот и сейчас она молча провела ладонью по и без того гладко зачёсанным волосам — знак мобилизации душевных сил.
— Значит, говоришь, это напоминало настоящую ногу. — Не то переспросила, не то повторила мать. Но сыну было известно: на самом деле его мама не нуждалась в подтверждении, ибо цепко ухватывала информацию, как в своё время надёжно цепляла багром прибывшие по реке брёвна. — Ненатурально как-то! — отчеканила она. Это ведь не шуточки! Целая нога…И никто не дёрнулся… — Она ещё раз провела ладонью по волосам, так туго затянутым в узел, что в детстве Варавикову было больно на них смотреть. — Может, ты задрых? — Её глаза, казалось, превратились в линзы микроскопа, через которые мать, исследовала сыновние мысли.
Мать Варавикова зрела в корень. Ночные смены являлись для парня сущей пыткой.
А между тем бывшая работница древесного цеха продолжала развивать свою мысль:
— Если вздумаешь объявить…Как бы начальство не решило, что ты был «под мухой».
«А что ещё может подумать начальство?»
— Вот тебе мой совет — помалкивай! А то как бы боком не вышло.
И то правда! В соответствии с инструкцией он должен остановить транспортёр. А это ЧП, грозящее выполнению нормы сменной выработки. Короче, куда ни кинь-всюду клин. И Варавиков выбрал предложенную матерью тактику-помалкивать.
Он вообще соглашался с родительницей по всем основополагающим вопросам бытия. А как иначе? Разве откажешь человеку в мудрости, в одиночку поставившему на ноги троих пацанов? Когда их комбинат-кормилец находился в плачевном состоянии, когда зарплату выдавали крупой, мама ходила по соседям…с чайной ложкой. Ну кто бы отказал вдове в ложечке сахара или мучки? — Не находилось таких. И из набранной по чайной ложке муки у Варавиковых пеклись пирожки с «нетем». Это когда вместо начинки-сахарный песок. Вкусно, кстати.
Учитывая все эти моменты, мог сын ослушаться?
Да он и не собирался.
ЗНАКОМСТВО С ЭМИГРАНТОМ
Небо окатывало сухим жаром. Хоть бери берёзовый веник и парься. Народ, как выразилась бы незабвенная Анфиса Павловна, растелешился.
«Вода… Без неё нет жизни! Но она же сообщник преступника, заметающего свои следы». — Так размышлял Павел Петрович, глядя за борт «Поморской звезды».
Послышался звук перелистываемой бумажной странички. Белозерцев оглянулся: что за диво? В этом мире читают ещё что-то, кроме эсэмэс?
«Обтянутая футболкой спина и болтающийся на ней рюкзак „милитари“. Если это тот самый инвалид из подземного перехода, то где коляска?»
— Прошу прощения…
Молодой человек оторвался от книги, которая при ближайшем рассмотрении оказалась журналом «Континент», и снизу вверх посмотрел на Белозерцева. А у того отлегло от сердца. Потому что не бывает у страдающего человека такой улыбки, говорящей: «Вот он — я! Весь перед вами. И мне хорошо — в эту минуту и в этом месте».
— Простите, не с вами ли мы повстречались на площади трёх вокзалов? Или я обознался?
— Никакой ошибки нет. — У молодого человека интонации интеллигента во втором поколении, и Белозерцев старается им соответствовать.
— Я заинтригован. Куда же подевалась ваше транспортное средство?
— Оно каюте. — И снова обезоруживающая улыбка.
— Простите, не понял.
— Я не нуждаюсь в ней. Коляска предназначена для другого.
— А с какой в таком случае целью вы..?
— Я просто испытывал её возможности в российских условиях.
— И как? Остались довольны?
— Вполне.
Казалось, теперь, когда любопытство удовлетворено, можно было и… Но тут юноша улыбнулся ещё шире и протянул руку: