— Эрик.
— Павел Петрович.
И они обменялись рукопожатием. Более того новый знакомый чуть подался в сторону, приглашая Белозерцева присесть. Тот не замедлил воспользоваться возможностью перемолвиться словечком с человеком, который читал не абы что, а журнал российской эмиграции.
— Откуда такой интерес? — задал вопрос выпускник Высшей школы КГБ.
И беседа завязалась. А вскоре выяснилось: оба держат путь в одну и ту же деревню.
— Сам я остановлюсь в келье. А вам рекомендую гостиницу для паломников: условия там комфортнее.
— А что эта Таракановка — действительно такой уж медвежий угол?
— Была. А теперь там даже мобильная связь есть.
На берег они сходили уже приятелями — настолько, что Белозерцеву поступило предложение оценить возможности германской продукции на себе. Но тот отказался. Из чистого суеверия.
Как и утверждал Эрик, деревянная гостиница, хотя и спроектирована «под старину», но внутри оснащена всем необходимым. Оставив его на попечение монаха-портье, русский немец уселся в свой транспорт и отправился к главным монастырским воротам. А Павел Петрович, проделав нехитрые расчёты, заключил: при скромном житье-бытье полученного гонорара хватит на пару месяцев.
КРАСНАЯ ПАНАМА В БЕЛЫЙ ГОРОХ
Крестнику стоило усилий, чтобы скрыть изумление. Отца Авеля будто пропустили через мясорубку, а потом снова собрали. Однако радость его при виде подарка оказалась так велика, что глаза загорелись прежним огнём:
— Теперь смогу выходить на воздух!
Больной коснулся пульта — коляска плавно покатила к порогу. Дальше-больше. Было решено опробовать транспорт, как говорится, в полевых условиях. А едва успели миновать монастырские ворота, как точно из-под земли выросла красная панама в белый горох. Несмотря на жару, девичья шея была укутана во что-то меховое.
— Горжетка! — сделал заключение отец Авель.
— Как вы сказали?
— Название мехового воротника.
— Забавно! — отметил спутник. Подобные чернобурки он видел лишь в кино.
— Здравствуйте, батюшка! — Маринка-Хэппи возбуждённо замахала руками. — А народ балакает: помираете… — И она преклонила голову:-Благословите!
Ладонь с просвечивавшей между пальцами кожей легла на донышко панамы, а потом и на лисью башку.
«Благослови зверей и детей!» — припомнилось русскому немцу название любимого мамой фильма. В это самое мгновение чернобурая лиса вскочила на до того безвольно вытянутые конечности.
— Да это кошка! — не удержался от восклицания Эрик.
— Это кот! — Маринка-Хэппи поднялась с колен и одёрнула юбку, к которой пристало множество шерстинок. — Гулей зовут.
— Но это же девчоночье имя! — заметил молодой человек.
— Он гулёна! Гуля-гулёна.
За минувший год щёки девушки налились румянцем, и только руки выглядели старше лица.
Глядя на Гулю, больной разулыбался:-Представьте, други мои, когда я пришёл в себя в реанимации… На теле — разные датчики, капельница торчит… Ну и разное другое. Так вот я решил, что превратился в кота. И даже пошевелил усами. — От удивления красная панама съехала набок, и монах пояснил:-А всё потому, что из моего носа тянулись трубки искусственного дыхания — канюли.
— Канюля? — Маринка-Хэппи зашлась в смехе — чем-то среднем между курлыканьем младенца, щенячьим тявканьем и звуком сдуваемого шарика. Под этот аккомпанемент они и двинулись дальше.
— Опять к нам? — осведомилась девушка у Эрика, изгнав, наконец, смешинку из горла. — Сейгод у нас хорошо!
— А ты всё ещё ищешь «Другое Место»?
— Не-а! Боязно! — отмахнулась Маринка — Хэппи, опасливо зыркнув окрест себя. — С ума можно соскочить. Как мамка.
— А разве…
— Она в дурке.
— Все мы, даст Бог, встретимся в другом… светлом месте. Так обещано в Книге книг! — вступил отец Авель.
В этот момент сиамец поднял мордочку:
— Мры-ы-ы!
— Мыр-мыр-мыр! — донеслось из-под панамы.
Девушка и кот начали свой любовный диалог, и Эрик с отцом Авелем, почувствовав себя лишними, двинулись дальше. Но блаженная Марина (с недавних пор её стали именовать так) последовала за ними. А русский немец от души понадеялся: в будущем красная панама в белый горох не станет досаждать своим обществом.
В ту ночь его впервые в жизни мучила бессонница: перламутровое сияние ночи вызвали к жизни непрошенные воспоминания. Он видел палубу, на ней-окаменевшую фигурку. На губах навечно застыл вопрос: «За что?»
«ТИХАЯ МОЯ РОДИНА…»
Павла Петровича разбудило солнце. Он решил, что проспал. Но взглянув на часы, обнаружил, что ещё ночь. Маленькая стрелка указывала на цифру «3». Тем не менее слепящий свет и птичьи трели взывали к действию. Он распахнул рамы. Воздух показался необычным — более тяжёлым, чем дома, да и пахло иначе — деревом и болотом. Оказалось, что он не единственный полуночник: поодаль на коричневом квадрате копошилась женщина в косынке цвета морской волны.
«Бессонница замучила?»
Словно услышав его, огородница подняла голову. Павел Петрович неожиданно для себя помахал ей рукой. Незнакомка не ответила, а только яростнее заработала мотыгой.
«А дома картошка в эту пору уже цветёт».
Он спустился на первый этаж в расчёте увидеть портье, но холл был пуст. Тогда он стал рассматривать выставленные в витрине книги. Его заинтересовал сборник легенд и воспоминаний о Таракановке. На форзаце — надпись «К двухсотлетию со дня основания».
— Д-о-облое у-у-тло! — вынырнувший откуда-то монашек немилосердно растягивал гласные.
«Это из-за дефекта ротовой полости?»
— Могу я приобрести книжицу?
— Дв-е-е-сти лублей.
Белозерцев положил две сотни на сооружение типа конторки и вышел на воздух. Солнце заливало пространство, беря реванш за долгие зимние ночи. Павел Петрович миновал площадь с торговыми точками и кафе «Триада». Вдали блеснули воды Северной Двины. Новый ориентир прибавил сил, так что уже через считанные минуты он стоял на крутояре и всматривался в гигантский плот из брёвен.
«Река-труженица!»
Острые лучи, отражаясь от воды, обстреливали его рикошетом. СпасАясь от них, Белозерцев надел тёмные очки и вытащил из пакета приобретение. «Тихая моя Родина» была издана в количестве тысяча экземпляров. Для такого рода литературы тираж немалый. Вероятно, издатель рассчитывал, что книжку приобретут не только авторы и их родственники.
А.Бондалетова — прочёл он в списке составителей сборника. Однофамилица?
И ЧЕГО ТЫ ТАКОЙ ШУГАННЫЙ?
Обутые в кеды-конверсы ноги пружинисто вышагивали по деревянным мосткам Рябинового переулка. Он уже представлял, каким удивлением во взгляде окатит его Светлана-Соломия, как братец пожмёт его руку, а он вытащит «Континент» со статьёй об их библиотеке, как…Взгляд упёрся в ворота — приспособление для стука исчезло. Пришлось задействовать собственный кулак-звук вышел глухой и жалкий. По ту сторону тренькали воробьи, но ни звяканья собачьей цепи, ни куриного кудахтанья не слыхать. Тогда он изо всех сил нажал на полотнище ворот — не поддались. Придётся в обход. Там, где изба примыкала к оврагу, насколько он помнил, отходила заборная доска. Эрик прощупал их все — ни одна не двинулась. Уже раздумывая, не повернуть ли обратно, он вспомнил про дерево на задах. Тополь накренился в сторону участка, и при известной ловкости им можно воспользоваться как трамплином. Кеды-конверсы тоже сослужили хорошую службу: он почти не ощутил отдачи.
Казалось, двор затаил дыхание, ожидая, пока пришелец войдёт и всё узнает. Он приблизился к крыльцу. «Амбарный замок!» По всему выходило, хозяева отлучились надолго. Тем не менее он решил обойти фасад. И уткнулся в так называемую поветь.
«Не заперто».
Внутри помещение издавало то вкрадчивые вздохи, то лёгкое потрескивание. Вдоль бревенчатых стен пылились без надобности солонки-уточки, хлебницы из бересты, деревянные некрашеные чашки, которые прежде брали в лес или на сенокос. Валялся заржавевший серп. В углу притулилась рассохшаяся бочка.
«Неужели та самая, в которой староверы крестились?»
В другом углу свалены берестяные короба, корзины, туеса. Пробираясь к ним, Эрик едва не споткнулся о чугунный утюг. И тут едва не закричал от изумления: в углу кто-то шевельнулся. Он напряг зрение и… хохотнул. В мутном от времени зеркале отразился он — собственной персоной.
Оглядев залежи предметов, вызывающих интерес разве лишь у музейщиков-краеведов, Эрик вышел на воздух. И только сейчас заметил: он не единственный, кто нанёс сюда визит. Стекло на первом этаже было аккуратно вынуто, однако шпингалеты оказались на месте, более того — закрыты. Он огляделся: кроны деревьев защищали его от любопытных взглядов. Кто спорит, частная собственность — это святое. Будь он в Германии, никогда бы не решился… Но в России… другое дело. И молодой человек просунул руку внутрь. Рамы рассохлись, и ему потребовалось дополнительное усилие. Затем он подтянулся и перемахнул через подоконник. Судя по географической карте, письменному столу, комната принадлежала Ваську. Первым делом посетитель распахнул платяной шкаф-дрогнули пустые плечики. «Значит, в дорогу собрались основательно, и она была неблизкой».
Эрик вышел в коридор и поднял крышку умывальника.
«Сухо».
На кухне прибрано, но уже ощущался запах покинутости. Он поднялся на второй этаж и поискал помещение, где, по его прикидкам, хранилась библиотека. К его изумлению, сундук оказался на месте. Крышка поднялась без труда.
«Пусто!»
Он собрался уже покинуть помещение, как услышал скрип. Дверь? Рама? Сбежав вниз, он увидел тощий меховой задок.
«Это же „чернобурка“!»
Гуля оказался проворнее и шмыгнул через тот же оконный проём.
— Марина! Ты здесь? — Ни звука. «Стоит поскорее убраться отсюда». И вдруг зазвонил телефон-резко и требовательно. Эрик двинулся на звук и поразился древности модели аппарата. «Поднять трубку? Но как объяснить визит в отсутствие хозяев?» И он на цыпочках — как будто на том конце провода могли услышать его шаги-поторопился за дверь. А телефон всё звонил и звонил.