— Достаточно?
Женщина сгребла банкноты и уложила стопочкой. Её движения напомнили гадалку, собирающую карты.
— Алефтина, я бы хотел порасспросить вас кое о чём.
Она бросила на мужчину взгляд, полный вызова:
— По-моему, вы что-то попутали. Это я должна задавать вопросы. Явились незнамо откуда… Смотрите, будто фарами светите.
— Простите.
— Я чаю приготовлю.
И она вышла.
«А к тебе и на козе не подъедешь…»
Белозерцев выдвинул из-под столешницы второй стул.
Алефтина вернулась с чашками, в которых плавали чайные пакетики.
— Извините, ничего другого предложить не могу. Гостей не ждала.
«А речь у тебя правильная. Ты, дорогуша, не всегда в глуши прозябала. Были у тебя времена и получше».
— И сам не ожидал, что мне так здесь понравится. Изначально имелись другие планы.
Женщина принялась тереть салфеткой и без того чистую клеёнку.
— И простите, совсем забыл. Вам большой привет из Москвы!
— Откуда?
«Тянет время. Чтобы справиться с чувствами».
— Из столицы нашей Родины.
— Ах вот оно что… Давно я там не бывала.
— А вас там помнят.
— И кто же это?
— Ваша подруга.
— Кто такая?
— Элла.
Кажется, имя повисло в воздухе. Но лишь на мгновение.
— Не знаю такой.
«Слишком уверенно, дорогуша. С лёту ответила. А ведь сама сказала, что в Москве давно не была».
— А Элла вас не забыла!
— Чудно…
Кукина избегала его взгляда, словно опасаясь, что, встретившись с ним глазами, даст ему преимущество. Но все преимущества были на её стороне. Белозерцев блефовал.
«Сейчас она станет отрицать, изображать изумление — так искусно, что он усомнится в своих дедукциях».
Вместо этого Алефтина поднялась из-за стола:
— Устраивайтесь. А мне пора. — она одарила его улыбкой человека, порядком уставшего от этого мира.
Солнечный свет сочился сквозь прореху в газете. Белозерцев долго смотрел на него. Кукина хорошо держит удар. Даже если каким-то боком замешана, есть ли шанс заполучить от неё информацию? И не зря ли он тратит время? Как истый хронофоб, Павел Петрович страдал от навязчивого стремления не только фиксировать ход времени, но и высчитывать, сколько часов и минут пошло на пользу делу, а сколько — в распыл. Ко всему этому примешивалось чувство вины. Он, глава семейства, отправился в путешествие. И это в период очередного семейного кризиса!
Его супруга уже несколько месяцев гостила у страдавшей от депрессии дочери. Но сумевший читать между строк отец понимал: дело не в болезни. Вернее, не только в ней. Имелась ещё одна причина. И она звалась Константин. Мальчик с синдромом Дауна. Когда-то Павел Петрович был категорически против его появления на свет. Но жена, дочь, взяв в союзники зятя, его не послушались. «Мы примем его таким, каков он есть!» — твердили они в один голос. Косте позволили родиться. Первым пошёл на попятную — зять. Рождение нестандартного ребёнка оказалось ему не по силам. Затем у дочери диагностировали невроз. И супруге пришлось опекать и дочь, и внука. Всё обошлось. Дочь справилась. И окрепла настолько, что влюбилась… В женщину. И вот теперь депрессия.
Даже вдали от дома не удавалось заглушить тревогу о семье. И хотя Павел Петрович не терял надежду, что жена вернётся, где-то в глубинах подсознания таился страх: она задержится в Санкт-Петербурге («Скажи уйдёт, Паша!»)
ГДЕ ТЫ СПИШЬ, ДОЧЕНЬКА?
— Эл-ла! Эл-ла! Эл-ла! — слышалось ей отовсюду. Даже местные воробьи сменили обычный репертуар на новую мелодию: эла-эла. А тут ещё случайно услышанный разговор Катри с напарницей: «А мой-то! Каждый день измеряет мне живот!» Ясненько. Через пару месяцев придётся искать замену.
Небо в полном соответствии с её настроением приняло тускло-серый, асфальтовый цвет.
Она вела машину яростно, по мужски. Когда ветеранша отечественного автостопа карабкалась вверх, нагибалась к рулю. Она нещадно гнала свою старушку. Но Элла настигла её и загородила обзор:
— Этот ребёнок ставит крест на твоём будущем!
— Зачем ты так?
— Ты выбываешь из обоймы, подруга!
— Но неужели нельзя подождать? Хотя бы три месяца?
— Время сейчас такое. Нельзя терять ни дня.
— Элла, но и я уже не девочка. И мои часики тикают!
— Что ты можешь предложить своему ребёнку? — Съёмную квартиру? Одёжку, которую соберут добрые люди по принципу: «На тебе, Боже, что нам не гоже». А так у него будет шанс… Его могут усыновить состоятельные люди.
«Где ты спишь, доченька?»
Далеко доченька. За морями-за лесами. А точнее, за океаном — Атлантическим. Всё сбылось. Как и предсказывала Элла. Удочерила семейная пара из Санта-Барбары. Когда они с компаньонкой смотрели этот бесконечный сериал, Элла всегда бросала на неё многозначительно-победоносные взгляды. Пока однажды — и тоже из телика — родительница не узнала: юная Джой убита душевнобольным отцом.
«Где ты спишь, доченька?»
Алефтина крепко сжала веки, продавливая картинку назад — в мрак душевной преисподней. Она не видела, что из-за поворота вынырнул «хаммер». Это Эрик предпринял прощальный вояж на озеро Светлое. Увы, планам его не суждено было сбыться. В отличие от планов Белозерцева. Вот только рыбачить Павлу Петровичу расхотелось. Хотя все рыболовецкие снасти оказались в порядке, что навело постояльца на мысль: хозяйка не чуждалась этого мужского занятия — посидеть с удочкой. Он наслаждался первозданной тишиной. Порадовал и пологий песчаный берег. Готовый пляж! Стайка мальков резвилась у самой кромки. И страдалец-хронофоб внезапно ощутил: ему некуда больше спешить. Он сделал всё, что мог. И даже то, на что не имел права — врать даме. Теперь он, всегда застёгнутый на все пуговицы, мог расслабиться и…покориться неизбежности. В знак освобождения он стянул с руки часы с символикой московской Олимпиады-80, полученные за работу в оперативном комсомольском отряде МГУ, и двинулся к поблёскивавшей на солнце воде. Сопровождавшее его птичье пение славило царивший покой и порядок. Сбросив мокасины, он ступил в воду. Она оказалась холоднее, чем предполагалось при такой температуре воздуха. Наверное на глубине бьют ключи. Тем не менее он рискнул — стянул футболку и джинсы.
Где-то подала голос кукушка. Но это напоминание о ходе времени (скажи, кукушка, сколько годков мне осталось по белу свету маяться?) не нарушило благостный настрой.
Он шагнул вглубь, ощущая подошвами атласное прикосновение песчаного дна, затем подался резко вперёд. Холод сначала обжёг, затем перестал ощущаться. Павел Петрович поплыл — легко и свободно, забыв о суставах. На середине он лёг на спину. Над ним опрокинулась голубая чаша неба. Где-то там очередной астероид нёсся к Земле. Учёные били тревогу: при столкновении пришелец наделает бед.
И только Павел Петрович ни о чём в тот момент не волновался.
А ИЗ-ЗА ПОВОРОТА — «БУХАНКА»!
Во время поездки намечалось обсудить вопрос: крестник и его жизненные приоритеты. «Дорогой Олег! — писала Нина Эппельбаум, так и не смирившаяся с новым именем иеромонаха, — мой Эрик в упоении исследует загадочную славянскую душу. Но в Германии на неё мало охотников. Если кого-то и интересуют восточные европейцы, то лишь в плане наёмного труда. Убеди его заняться чем-то более практичным». Отец Авель приступил к выполнению давнего Ниночкиного задания, когда из-за поворота выскочила серая «буханка».
«Мчится, будто за ней гонятся всадники Апокалипсиса!» — успел подумать отец Авель. А его водитель и подумать ничего не успел, как «хаммер» оказался в кювете.
Кукинская «буханка» промчалась мимо.
— Разворачивайся! — последовала команда с пассажирского сиденья.
— Но, отец Авель…
— Ты видел, что происходит? — интонация не оставляла места для возражений.
Эрик повиновался, беззвучно ругнувшись. Он дал по газам — в лучших традициях Формулы-1.
Однако серое пятно УАЗика нигде не просматривалось.
— Куда она пропала? — с тревогой спрашивал себя отец Авель. — Может, съехала с дороги?
«То, что вы называете дорогой, таковой не является…» — про себя подал реплику водитель. — «Это всего лишь раздолбанная колея».
Но долго язвить над российским бездорожьем не получилось. Последовала команда — разворачиваться и ехать назад. Машины нигде не было. К их обоюдной досаде, жара сделала своё дело: дорога превратилась в зыбучие пески, не оставляющие следов.
— Подождите меня! Я-мигом! — Эрик покинул кабину и двинулся сквозь пыльное облако. Как заправский следопыт, он всматривался в придорожные кусты. В одном месте ветки неестественно обвисли. «Облом свежий». Молодой осинник служил естественной ширмой для съезда в лес. Судя по всему, им давно не пользовались.
«Буханка» стояла впритык к разлапистой ели. Ещё бы немного — столкновения не избежать. Женщина находилась в кабине. Казалось, она спала, положив руки на руль.
— С вами всё в порядке? — Постучал в дверцу молодой человек.
Мелированная копна волос пошевелилась. Этим жизнедеятельность и ограничилась.
— Чем могу помочь? — он взял октавой выше.
— Голова повернулась в сторону источника звука:
— Помочь? — Её взгляд окатил деланным удивлением.
— Хотите воды?
В ответ — что-то нечленораздельное.
Эрик поспешил к «хаммеру».
— По-моему, она в шоке.
Отец Авель откупорил бутылку минералки.
Женщина несколько мгновений смотрела на протянутый пластиковый стаканчик. Затем отлепила ладони от руля, оставив влажный след.
«Как улитка на листке».
Женщина потянулась за стаканом, но её скрюченные пальцы отказались повиноваться — стаканчик грохнулся ей на колени, а затем на подножку и затерялся в траве. Теперь мокрый след пометил хозяйские джинсы.
— Не волнуйтесь! У меня ещё есть! — заверил добрый самаритянин. — Только давайте выйдем на воздух. — И он помог ей спуститься на землю. Здесь её зашатало. Так что в голову немца закрались сомнения: уж не пьяна ли? Преодолевая брезгливость, он взял её за талию и повёл к «хаммеру».