— Алефтина, ты цела! Слава Богу!
Импровизированную стоянку устроили поодаль, на поросшем ягелем пятачке. Эрик расстилил прихваченное из монастыря одеяло. Сначала усадил на него Алефтину. Затем помог выбраться своему пассажиру…
Женские пальцы по-прежнему находились в скрюченном состоянии. Немцу пришлось взять на себя обязанности брата милосердия и напоить бизнес-вумен. Судя по смягчившимся чертам лица, та понемногу приходила в себя.
— Ты не хочешь мне рассказать… — мягко вступил отец Авель.
Кукина закивала. Увы, её язык разбух и, казалось, не помещался во рту. Более того, он стал походить на палый иссохший лист. И при каждой попытке вылепить слово — рассыпался на кусочки…
— Ну-ну, успеется. Отдохни!
Его ласковая улыбка, кажется, открыла все удерживаемые затворы. Шлюзы открылись. И хлынули слёзы. Монах не мешал их потоку. А его духовный сын, не выносивший женских истерик, со страдальческим видом удалился к дрожавшим, как от озноба, осинкам — выкурить сигарету. Он вновь мысленно вернулся к незаконченному роману, и единственное, что его устраивало в тексте-это посвящение. «Моей маме Нине Эппельбаум». Сдержанно и душевно. Жаль только, что дальше не пошло. А всё проклятая суета. Засядь он за книгу здесь, за монастырскими стенами, процесс шёл бы быстрее. Управился бы за год. Но это чересчур большой срок для их с Эльзой отношений. Она не станет терпеть его отсутствия. «Динь-динь» для девушки — важная составляющая.
Да, он не унаследовал материнскую «упрямку». Снимки Нины Эпельбаум, как и документальные фильмы, не принесли ей не известности, ни денег. Но она шла на риск, оправдывая его тем, что «кто-то должен показать, как всё было». А может, всё проще, и опасности войны стали для неё необходимой составляющей жизни? Как бы то ни было, несмотря на все уговоры семьи, Нина продолжила делать фильмы. И Эрик считал их классными. Взять хотя бы краткометражку про украинского добробата Тараса Музычко. Герой смотрит в камеру. Это напоминает монолог по скайпу. Или такая оригинальная исповедь?
— Я бы хотел жить в чёрно-белом мире. Там плохие парни совершают плохие поступки исключительно из дурных побуждений. На этой планете всё перемешано. Даже на войне, где казалось бы всё понятно: там — враги, здесь свои. Но и там концентрат сюра. Меня прикрывал пулемётным огнём и тем спас судимый наркоман. Будущий Герой Украины клянчил у меня волонтёрские деньги, чтобы купить у перекупщика трофейный пистолет для генерала, который по пьяни просил его себе в подарок. Другой Герой Украины сравнял с землёй укрытие, где находились наши раненые, потому что туда уже входил враг. Третий по трусости покинул позицию, но вовремя погиб. И был героизирован журналистами. А сам я едва не отдал приказ убить детей, которые заметили мою группу в серой зоне.
Это последняя съёмка матери. По крайней мере, из тех, что она успела переслать. А ещё эсээмэс: «Скажите смерти: меня нет дома!»
Потянуло прохладой. Этакий сквознячок от открытой где-то в Арктике форточки.
— Эрик! Не пора ли трогаться?
Молодой человек затушил сигаретку и с немецкой тщательность впечатал её в землю.
Они двинулись в путь, оставив машину на попечение тайги.
Через пятнадцать минут «хаммер», обогнав непогоду, подвёз троицу к коттеджу.
— А я бы ещё на чай напросился… — правый глаз монаха лукво подмигнул. По женскому лицу пробежало что-то типа судороги — улыбки долго плакавшего ребёнка.
Извилистая дорожка вела к дому.
«Напоминает булыжник».-Отец Авель, перемещённый на свой обычный транспорт, потянулся к камню, чтобы удостовериться. — «Неплохо бы выложить монастырский двор чем-то похожим».
— Это плитка, — пояснил Эрик, — неровные края и шершавая поверхность имитируют натуральный камень.
Рядом с крыльцом под навесом стояли огромные горшки. Из них торчала…густая трава.
— Это декоративные растения, — Алефтина перехватила недоумённые взгляды гостей. — Вот это перистощетинник. Любит солнышко. А это индейская трава, — и она указала на красные стебли, напоминающие стрелы. — Приятно послушать, как они перешёптываются.
«Напоминает кочевников, которые приняв оседлый образ жизни, засевали дворы травой, чтобы возлежать среди них». — подумал Эрик.
— Я приготовлю чай! — с этими словами хозяйка скрылась в доме. Однако гостей не оставляло ощущение: за ними продолжают наблюдать.
Раздался шёпот трав. Он и правда завораживал. От порыва ветра склонился китайский камыш. Сквозь заштрихованное стеблями пространство выглянула голая ступня.
«Женская!» — на глазок определил Эрик.
И ПОСЛАТЬ ВСЁ В ДАЛЬ-ДАЛЬНЮЮ?
Первые раскаты грома застали его на берегу. Дождь изрешетил дорожную пыль, и Белозерцев поспешил к рыбачьей избушке.
Убежище оказалось скромных размеров, но обжитым. Предыдущие посетители оставили чай, быстрорастворимую лапшу, хлебцы и немного кускового сахара. Наличествовала и печурка, а к ней сухие дрова, спички и газеты для растопки. Многострадальные суставы были спасены от гибельной сырости. Первым делом он затопил печку. Этот навык Павел Петрович усвоил от тестя — любителя живого огня. За водой пришлось выходить наружу. Хвала небесам! Они за короткое время заполнили чайник дождевой водой. То ли от холода, то ли от волнения, он ощутил настоящий молодой голод. Утолив его, чем Бог послал (всё оказалось на удивление вкусным), он заварил в металлической кружке чаю. И уже через считанные минуты к нему вернулось мироощущение делового человека. Рука сама потянулась к остаткам газетной стопки.
«Двинская правда» обстоятельно освещала местные события. Целый номер был отведён двухсотлетию Таракановки: интервью со старожилами, исторический экскурс в прошлое, снимки местных красот. Дойдя до последней страницы, Белозерцев отметил наличие рекламы. Поступление семян в магазин «Триада», услуги фирмы ритуальных услуг «Вознесение», продажа перегноя. А это что? «Впусти в дом-жизнь!» Ага, интернет. Имелась и колонка частных объявлений. Здесь его внимание привлёк текст, взятый в жирную чёрную рамку.
«12 августа прошлого года с теплохода „Поморская звезда“ пропала Бондалетова Апполинария Петровна, уроженка города Москвы.
Рост — 167 сантиметров, вес 59 килограммов, стрижка под ноль.
Была одета в джинсы, ветровку и бейсболку.
Особая примета-специальный шлем коричневого цвета.
За информацию о местонахождении Апполинарии Петровны Бондалетовой предусмотрено вознаграждение размером в 200 тысяч рублей».
А сумма-то невелика. В его практике имелся случай, когда за пропавшую кошку сулили 100 тысяч.
Павел Петрович сложил газету по прежним сгибам.
Мысли вернулись на обкатанную колею: есть ли перспектива у версии, на которую он делал ставку. Может, послать всё в даль дальнюю и…
НУ, РАБА БОЖЬЯ, ВЫКЛАДЫВАЙ!
Ножка была загорелая.
— Правда, совсем как живая? — хозяйка появилась на крыльце с подносом: пузатый заварочный чайник, сливочник, сахарница и три чашки.
Гости не нашлись, что ответить.
Усилившийся голос трав перешёл в заунывную песню. Эрик шагнул к травяной ширме, за которой укрылась девушка.
Это был мальчик. К тому же с крыльями. То есть вовсе и не человек.
— Я узнал его! — сообщил Эрик. — Ангел с кладбища в Генуе. «Стальено»-самое посещаемое в мире захоронение.
— Не мне судить, — пожала плечами Алефтина — я там не была.
— Вырезана из дерева и покрыта лаком. Отсюда иллюзия загара. — Молодой человек с интересом осматривал скульптуру.
— Откуда у тебя, Алефтина, взялась эта статуя? — поинтересовался присоединившийся к крестнику монах.
— Мой муж, как вам известно, находился в местах не столь отдалённых, — хозяйка повела рассказ, не отрываясь от сервировки стола. — Был там один резчик по дереву. Сидел за убийство. Срок большой. Вот он и коротал время за вырезанием скульптур. А как-то в тюремной библиотеке ему попался журнал со статьёй о скульпторах прошлого. Там имелись фотографии их работ. Этот самый Гена и попытался скопировать их. Мужу понравилось. Он и заказал ему этого ангела.
— А с первого взгляда и не определишь, что перед нами небесный вестник. Сидит на современный европейский лад — нога на ногу! — заметил отец Авель.
— Чай остывает! — всполошилась хозяйка. — Прошу к столу.
Они вкушали напиток, а сами то и дело бросали взгляды на не самую плохую копию стальеновской достопримечательности.
— Говорят, Алефтина, ты новую фирму открываешь, — перевёл стрелку беседы отец Авель.
— Это пока проект, — неохотно откликнулась хозяйка. — «Русберри» называется. В переводе с иностранного-русская ягода.
— И как дела продвигаются?
— Туго.
— Что так?
— А вот так!
И тут Кукину будто прорвало.
— Отвык народ лешакаться. Впору гастарбайтеров приглашать.
— А почему бы и нет? — вступил в разговор Эрик. — В Финляндии на сезонных лесных работах используют тайцев.
— Соседи-комяки пробовали мигрантов из Средней Азии приглашать. Ребята трудолюбивые, непьющие. Всё умеют — виноград, помидоры, клубнику собирать, но в лесу теряются. Не будешь же сам их водить!
— А жаль. У скандинавов и морошка, и клюква ценится.
— Но полагаю, ты намеревалась поговорить не только про «русберри»? — спохватился бывший настоятель.
— Посоветоваться хотела, — понурилась Алефтинина головка. — Только думаю — подождёт.
— Твоя проблема, может, и подождёт. Да я не могу. Болезнь не позволяет. Не сегодня-завтра Господь призовёт.
Хозяйка принялась стирать со столешницы несуществующее пятно. Отец Авельнедвусмысленно глянул на спутника. Но тот сплоховал — намёка не понял.
— У нас нынче творожники пекут. Можно и с доставкой. Так ведь, Эрик?
— Нет-нет, пусть остаётся. — воспротивилась Алефтина. Но молодой человек уже поднимался из-за стола:
— Да я мигом за творжниками скатаюсь! — Ему, натурально, не улыбалось выслушивать перечень бабьих невзгод. — Не провожайте меня. Я дорогу запомнил.