– Алло, это Роберт, – произнес лощеный актерский голос.
– Здравствуйте, Роберт. Это Дэйв.
– Дэйв?
– Нам надо поговорить.
– Простите, а мы знакомы? – в голосе почувствовалось напряжение.
– Сложно сказать, Роберт. Может, знакомы, а может, и нет. Почему бы не открыть дверь и не проверить самому?
– Простите?
– Дверь откройте, Роберт. Я стою под дверью. Жду вас.
– Не понимаю, кто вы такой? Откуда мы знакомы?
– У нас есть общие друзья. Но вам не кажется, что глупо разговаривать по телефону, когда я уже здесь?
– Секунду, – голос звучал растерянно, тревожно. Связь прервалась. Музыка смолкла. Минуту спустя дверь осторожно приоткрылась, меньше чем наполовину.
– Что вы хотели? – молодой человек отчасти спрятался за дверь, используя ее как щит, а может, подумал Гурни, скрывая что-то в левой руке.
Он был примерно одного роста с Гурни, чуть меньше шести футов. Он был строен, с тонкими чертами лица, взъерошенными темными волосами и ошеломляюще синими глазами кинозвезды. Одно лишь портило идеальный образ: кислый изгиб рта, намек на что-то гадкое, злобное.
– Добрый день, мистер Монтегю. Меня зовут Дэйв Гурни.
Веки юноши чуть заметно дрогнули.
– Вам знакомо мое имя? – поинтересовался Гурни.
– А что, должно быть знакомо?
– По вам кажется, будто вы его узнали.
Дрожь не утихала.
– Что вам надо?
Гурни выбрал надежную стратегию – ту, которую применял, когда был не уверен, сколько собеседник о нем знает. Стратегия состояла в том, чтобы не отступать от фактов, но играть с тоном. Манипулировать через подтекст.
– Что мне надо? Хороший вопрос, Роберт. Он расплылся в бессмысленной улыбке и продолжил со вселенской усталостью человека, изнуренного артритом. – Зависит от ситуации. Прежде всего, мне нужен совет. Видите ли, мне предложили одну работу, и я пытаюсь понять, браться ли за нее, а если браться, то на каких условиях. Вы не знакомы с женщиной по имени Конни Кларк?
– Не уверен. А что?
– Не уверены? То есть, возможно, знакомы, но не точно? Я не совсем понял.
– Имя слышал, вот и все.
– А, ясненько. А если я скажу, что у нее есть дочь по имени Ким Коразон?
Его собеседник сморгнул.
– Кто вы такой? И какого черта вы тут делаете?
– Нельзя ли войти, мистер Монтегю? Это дело личное, на пороге не поговоришь.
– Нет, нельзя. – Он перенес вес с ноги на ногу, по-прежнему пряча левую руку за дверью. – Пожалуйста, к делу.
Гурни вздохнул, с несколько отрешенным видом почесал плечо и вперил пристальный взгляд в Робби Миза.
– Дело в том, что меня попросили отвечать за личную безопасность мисс Коразон, и я пытаюсь понять, сколько просить.
– Сколько… что? Я не… то есть… я… что?
– Видите ли, я хочу по-честному. Если мне не нужно ничего особо делать: просто быть рядом, не зевать, отслеживать, что происходит вокруг, – это одна сумма. Но если ситуация требует от меня, так сказать, упреждающих действий – цена будет совсем другой. Понимаете, в чем вопрос, Бобби?
Веки юноши, казалось, задрожали сильнее.
– Вы что, мне угрожаете?
– Я угрожаю? Зачем бы это? Угрожать – это противозаконно. А я как полицейский в отставке, питаю глубокое уважение к закону. У меня лучшие друзья – офицеры полиции. Некоторые прямо здесь, в Сиракьюсе. Джимми Шифф, например. Возможно, вы знакомы. В общем, прежде чем взяться за работу, я всегда обдумываю, сколько денег брать. Это понятно, да? Тогда позвольте спросить еще раз. Не знаете ли вы каких-нибудь обстоятельств, которые заставили бы меня взять с мисс Коразон плату сверх обычной?
Во взгляде Миза читалась неуверенность.
– Какого черта я должен знать о ее проблемах с безопасностью? Мне-то какое дело?
– Вы правы, Бобби. Вы с виду такой приятный молодой человек, очень симатичный молодой человек, никому не доставляете неприятностей. Ведь так?
– Неприятности – это не ко мне.
Гурни неторопливо кивнул, подождал, чувствуя, что ветер переменился.
Миз закусил нижнюю губу.
– У нас были прекрасные отношения. Я не хотел, чтобы все так кончилось. Эти тупые обвинения. Выдумки. Ложь. Клевета. Эти гребаные жалобы в полицию. Теперь вот вы. Я даже не понимаю, зачем вы пришли.
– Я сказал вам, зачем пришел.
– Да, но какой в этом смысл? Зачем меня-то доставать? Сходили бы лучше к подонкам, которых она себе понаходила. Раз она боится за свою безопасность, так начните с них.
– Что это за подонки?
Миз засмеялся. Это был дикий, гулкий смех. Совершенно театральный.
– А вы не знали, что ее трахает ее профессор, этот так называемый научный руководитель? Да она дает каждому, кто может помочь ей в ее гребаной карьере. А что ее трахает Руди Гетц, поганейший подонок в этом сучьем мире? Вы не знали, что она совсем с катушек слетела? Не знали? – Миз явно оседлал эмоционального конька, и тот понес.
Гурни решил не мешать ему и посмотреть, чем кончится дело.
– Нет, я ничего такого не знал. Но я признателен вам за информацию, Роберт. Я не осознавал, что она сумасшедшая. Это обстоятельство, конечно, скажется на оплате, и серьезно. Обеспечивать безопасность сумасшедшей – тот еще геморрой. Так вы говорите, что она совсем сумасшедшая?
Миз покачал головой.
– Сами увидите. Я ничего больше говорить не буду. Сами увидите. Знаете, где я был сегодня? У своего адвоката. Мы подадим иск против этой сучки. Мой вам совет: держитесь от нее подальше. Как можно дальше. – И он захлопнул дверь.
Тут же щелкнули два замка.
Может быть, это и спектакль, подумал Гурни, но спектакль чертовски занятный.
Глава 15Тучи сгущаются
Пока Гурни, следуя подсказкам навигатора, ехал обратно к федеральной трассе, по озеру Онондага расплывалось мутное отражение заката цвета фуксии. А ведь на другом водоеме это могло быть красивое зрелище. Впрочем, порождения нашего подсознания во многом определяют, как именно наш мозг обрабатывает оптическую информацию. Гурни видел не отражение заката, а химическое пламя преисподней, рдеющее на пятидесятифутовой глубине, на дне отравленного озера.
Гурни знал, что правительство и экологические организации пытаются бороться с загрязнением озера. Но пока что их благие намерения не улучшили впечатления от этого места. Странным образом даже ухудшили. Так человек, выходящий со встречи анонимных алкоголиков, кажется большим пьяницей, чем если бы он выходил из бара.
Через несколько минут после того, как Гурни свернул на I-81, ему позвонили. Высветился домашний номер. Гурни посмотрел на часы: без двух семь. Мадлен вернулась из клиники по меньшей мере сорок минут назад. Он почувствовал себя слегка виноватым.
– Привет, прости, что не позвонил сам, – поспешил сказать он.
– Ты где? – в голосе ее слышалось скорее беспокойство, чем раздражение.
– Между Сиракьюсом и Бингемтоном. Буду в начале девятого.
– Ты так долго был у этого Клинтера?
– Сначала у него, потом говорил по телефону с Джеком Хардвиком, читал в машине документы, которые Хардвик мне переслал, общался с бывшим парнем Ким Коразон и так далее.
– С преследователем?
– Я пока не уверен, что он преследователь. К слову, я и про Клинтера не понял, кто он такой.
– Судя по тому, что ты рассказывал вчера вечером, он, кажется, совсем не в себе.
– Ну да, может быть. Но опять же…
– Ты лучше обрати внимание на…
У Гурни на какое-то время перестал ловить мобильный. Связь прервалась. Он решил дождаться, пока Мадлен перезвонит, и поставил телефон в подстаканник. Не прошло и минуты, как раздался звонок.
– Последнее, что я расслышал, – начал он, – ты сказала на что-то обратить внимание.
– Алло?
– Я тут. Связь прервалась.
– Простите, что вы сказали? – голос был женский, но это была не Мадлен.
– Ой, виноват, я перепутал.
– Дэйв? Это Ким. Вы сейчас заняты, да?
– Нет, все в порядке. Кстати, прости, что не перезвонил. Что стряслось?
– Вы получили мое сообщение? Что РАМ выпускает первую передачу?
– Что-то такое получил. Проект запущен, так ты, кажется, написала.
– Первое шоу выйдет в это воскресенье. Я даже не думала, что будет так быстро. Они пустили в ход мой сырой материал, интервью Рут Блум, как и говорил Руди Гетц. И они хотят, чтобы я поскорее записала как можно больше других интервью. Передачи будут выходить каждое воскресенье.
– То есть все как ты хотела?
– Определенно.
– Но?
– Тут нет никаких “но”. Все просто отлично.
– Но?
– Но… у меня дома… одна идиотская неполадка.
– Какая?
– Свет. Опять вырубился.
– Вырубился свет у тебя в квартире?
– Да. Я вам рассказывала, что однажды мне слегка открутили все лампочки?
– Снова открутили?
– Нет. Я проверила светильник в гостиной, лампочка прикручена. Так что, наверное, это пробки. Но я не могу заставить себя спуститься в подвал и проверить рубильник.
– Ты кого-нибудь вызвала?
– Они сказали, это не чрезвычайная ситуация.
– Кто они?
– Полицейские. Сказали, может быть, попросят кого-то зайти попозже. Но я бы не стала на это рассчитывать. Пробки – это не в полицию, так и сказали. Позвоните хозяину, или в техобслуживание, или электрику, или дружественному соседу – в общем, кому угодно, кроме них.
– А ты позвонила?
– Домовладельцу? Разумеется. Попала на автоответчик. Бог знает, проверяет ли он его и как часто. Человеку из техобслуживания? Разумеется. Он уехал в Кортланд, делает какие-то работы в другом доме того же хозяина. Говорит, ехать в Сиракьюс, чтобы включить рубильник, – это просто смешно. Не поедет, и все. Позвонила электрику, но он хочет не меньше 150 долларов за вызов. А дружественных соседей у меня нет. – Она помолчала. – Ну вот… такая вот тупая проблема. Посоветуете что-нибудь?
– Ты сейчас дома?
– Нет. Я вышла, сейчас в машине. Темнеет, я не хочу сидеть одна без света. Я все думаю, что там в подвале.