Первая ссылка оказалась журнальной статьей с пугающе академическим заглавием: “Резонанс паттернов: о некоторых аспектах формирования личности на примере дела убийцы, известного как Добрый Пастырь. Исследование с использованием протоколов бивалентного индуктивно-дедуктивного моделирования. Р. Холденфилд и др.”
Гурни прокрутил вниз другие результаты поиска, отбрасывая все лишнее вроде заметки о пастырском попечении и жизни приходов в городке Холденфилд, Небраска, и некролога афроамериканскому тромбонисту П. Холденфилду. В итоге набралось с дюжину подходящих ссылок, имевших отношение и к Ребекке, и к делу Доброго Пастыря. Все это были профессиональные статьи.
Он прошел по ссылкам, но в большинстве случаев на журналы требовалась подписка. Стоила подписка дороже, чем у него хватало любопытства, а если по стилю эти статьи напоминали статью про паттерны, то читать их целиком – значит заработать мигрень.
Глава 18Резонанс паттернов
Куперстаун стоит на южном берегу вытянутого озера среди сельских холмов округа Отсего. Это город с раздвоением личности: тихий бизнес и бейсбольный туризм, главная улица, усыпанная лавками спортивных сувениров, и мирные боковые улочки с домами в стиле греческого возрождения под сенью вековых дубов. В центре Куперстаун был похож на типичный городок центральных штатов, а на окраинах под высокими деревьями мелькали костюмы “Брукс Бразерс”.
Дорога из Уолнат-Кроссинга заняла чуть больше часа – дольше, чем ожидал Гурни. Но это не имело значения, поскольку он выехал с запасом и приехал в “Отесагу” заранее. Ему пришло в голову, что неплохо бы послушать хотя бы часть доклада Холденфилд.
Конец марта – для туристов не сезон, тем более на озерных курортах. Парковка была заполнена едва ли на треть, особняки, хоть и в идеальном порядке, пустовали.
Гурни считал, что умеет определять класс отеля по тому, насколько быстро и легко открывалась перед ним входная дверь. Номер в “Отесаге”, решил он, ему не по карману.
Изысканный холл укрепил его в этом мнении. Гурни собрался было спросить, где находится зал “Фенимор”, но увидел деревянный мольберт с табличкой. Стрелка указывала в широкий коридор с панелями в классическом стиле на стенах. На табличке было написано, что в зале проходит съезд Американской ассоциации философской психологии.
Такой же указатель стоял у раскрытой двери в конце коридора. Подойдя к двери, Гурни услышал аплодисменты. Заглянув внутрь, он увидел Ребекку Холденфилд: ее только что представили, и она поднималась на кафедру в дальнем конце зала. Зал был внушительный, с высоким потолком: такой подошел бы и римским сенаторам.
Неплохо, подумал Гурни.
Он прикинул в уме, сколько тут стульев. На глаз около двухсот, и большая часть занята. Большинство присутствующих были мужчины, причем среднего или пожилого возраста. Гурни вошел в зал и сел на свободное место в заднем ряду, как делал на свадьбах и других собраниях, где чувствовал себя не в своей тарелке.
Холденфилд явно заметила его, но не подала виду. Она положила на кафедру несколько листов бумаги и улыбнулась слушателям. В улыбке этой читались скорее энергия и уверенность, чем приветливость.
Это на нее похоже, подумал Гурни.
– Благодарю вас, господин председатель, – улыбка исчезла, голос был четким и волевым. – Я бы хотела представить вашему вниманию один простой тезис. Не прошу вас сразу с ним соглашаться или его критиковать. Мне бы хотелось, чтобы вы о нем просто поразмышляли. Я хочу поговорить о роли подражания в нашей жизни и о том, как подражание влияет на все наши мысли, чувства и поступки. Я полагаю, что подражание – один из инстинктов, необходимых человеческому виду для выживания, и этот инстинкт столь же неотъемлем, как и сексуальный. Эта идея очень проста, но в то же время революционна. Никогда ранее подражание не рассматривалось как инстинкт – как стремление к действию, основанное на накапливании напряжения и его последующей разрядке. Но задумаемся: разве такое определение не будет точным?
Она остановилась. Слушатели молчали.
– Пожалуй, одна из самых ярких и вместе с тем никем не отмеченных особенностей подражания состоит в том, что оно нам приятно. Процесс подражания доставляет человеческому организму особого рода удовольствие, связанное с разрядкой напряжения. Во всех своих действиях мы склонны к повторению, поскольку это повторение нам нравится.
Глаза Холденфилд горели, слушатели зачарованно смотрели на нее.
– Мы испытываем удовольствие, когда видим то, что уже видели, и делаем то, что уже делали. Мозг стремится к резонансу паттернов, поскольку такой резонанс рождает удовольствие.
Она сошла с трибуны, словно для того, чтобы быть ближе к слушателям.
– Выживание вида напрямую зависит от того, способно ли новое поколение копировать поведение предшествующего. Такое копирование может быть заложено на генном уровне или же быть следствием обучения. Поведение муравьев зависит в большей степени от генетической программы. Наше с вами поведение в огромной степени зависит от обучения. Мозг насекомого уже при рождении знает практически все, что ему необходимо. Человеческий мозг при рождении не знает почти ничего. Насекомому для выживания необходимо действовать. Человеку для выживания необходимо учиться. Инстинкт насекомого заставляет его в течение жизненного цикла совершать определенные действия, а присущий нам с вами инстинкт подражания заставляет нас обучаться действиям.
Насколько Гурни мог видеть со своего заднего ряда, все жадно внимали ее словам. В этой аудитории она была рок-звездой.
– Этот инстинкт лежит в основе искусства, привычки, радости творчества и фрустрации. Многие людские несчастья – не что иное, как конфликт инстинкта подражания и внешних поощрений и наказаний. К примеру, родитель бьет ребенка в наказание за то, что тот бьет другого ребенка. Ребенку преподается сразу два урока: с одной стороны, битье – это неправильная форма протеста против нежелательного поведения (за битье наказывают), с другой стороны, это правильная форма протеста против нежелательного поведения (сам родитель, наказывая ребенка, его бьет). Когда родитель бьет ребенка, чтобы отучить его бить других, он на самом деле приучает его бить других. Ситуации, когда какое-либо поведение наказывается и одновременно преподается в качестве образца, чреваты серьезными психическими травмами.
Следующие полчаса Холденфилд, как показалось Гурни, только повторяла эту мысль на разные лады. Но аудиторию это, похоже, не усыпило, а раззадорило. Ребекка мерила огромный зал шагами, много жестикулировала. Казалось, она обрела райское блаженство.
Наконец, она вернулась за кафедру. На лице ее Гурни видел чуть ли не триумф.
– Итак, я предлагаю следующий тезис: стремление следовать инстинкту подражания – это важнейшая составляющая человеческой природы, которая пока не была должным образом осмыслена. Спасибо за внимание.
Зал взорвался аплодисментами. Розоволицый седой участник, сидевший в первом ряду, встал и обратился к аудитории с интонациями диктора старой школы:
– От лица организаторов конференции я хотел бы поблагодарить доктора Холденфилд за этот замечательный доклад. Она обещала дать нам повод для размышлений и сдержала свое обещание. Это интереснейшее предположение. Через четверть часа у нас будет перерыв, и мы приглашаем вас всех в бар и буфет. А пока, пожалуйста, ваши вопросы и комментарии. Вы готовы ответить на вопросы, Ребекка?
– Да, конечно.
Последовавшие вопросы оказались в большинстве своем славословиями оригинальной идее и благодарностями за участие в конференции. Через двадцать минут этих славословий седой человек снова встал, еще раз почтительно поблагодарил Ребекку от лица организаторов и пригласил всех в бар.
– Интересно, – сказал Гурни с кривой улыбкой.
Холденфилд взглянула на него то ли оценивающе, то ли враждебно. Они сидели на веранде за низким столиком и глядели на гладко выбритый газон, украшенный кустами самшита. Светило солнце, и озеро за газоном отражало синеву неба. На Ребекке был бежевый шелковый костюм и белая шелковая блузка. Ни косметики, ни украшений, за исключением явно дорогих золотых часов. Золотисто-каштановые волосы – ни длинные, ни короткие – уложены довольно небрежно. Темно-карие глаза пристально смотрели на Гурни.
– А ты рано, – сказала она.
– Много чего успел понять.
– Про философскую психологию?
– Про тебя и про то, как ты думаешь.
– Про то, как я думаю?
– Мне было интересно, как ты приходишь к своим выводам.
– Вообще? Или ты о чем-то конкретном, но не говоришь прямо?
Он рассмеялся.
– Как дела?
– Что?
– Отлично выглядишь. Как у тебя дела?
– Нормально. Занята все время. Очень занята.
– Это, похоже, окупается.
– Что ты имеешь в виду?
– Славу. Уважение. Аплодисменты. Книги. Статьи. Речи.
Она кивнула, тряхнула головой, выжидающе на него посмотрела.
– И?
Гурни глядел на озеро, поблескивавшее за газоном.
– Я хотел сказать, что у тебя очень успешная карьера. Сначала сделать себе имя в судебной психологии, теперь – в философской психологии. Холденфилд – это бренд. Я впечатлен.
– Ничего подобного. Ты не впечатлительный. Что тебе нужно?
Он пожал плечами.
– Мне нужна твоя помощь. Хочу разобраться в деле Доброго Пастыря.
– Зачем?
– Это долгая история.
– Перескажи вкратце.
– Дочь старой знакомой снимает телепередачу о родственниках жертв Доброго Пастыря. Хочет, чтобы я помог советом, дал оценку – мол, я же полицейский – и так далее. – Мысль о том, как понимать это загадочное “и так далее” резанула Гурни уже сейчас, пока он говорил.
– И что тебе нужно знать?
– Много чего. Не знаю даже, с чего начать.
Уголок ее губ нервно дернулся.
– Ну уж начни с чего-нибудь.
– С резонанса паттернов.
Она моргнула.
– Что-что?
– Ты сегодня употребила этот термин. А еще он есть в названии статьи, которую ты написала девять лет назад. Что он означает?