– Прочти вслух, – предложил Кайл.
– Я… э… я без очков.
Мадлен смотрела на Гурни с интересом и тревогой. Она выключила конфорку под сотейником, подошла к мужу, взяла у него вырезку в рамке и пробежала ее взглядом.
– Это заметка из “Нью-Йорк-дейли-ньюс”. Заголовок: “Монстр обезврежен: молодой детектив поймал серийного убийцу”. И дальше: “Дэвид Гурни, один из самых молодых детективов в Нью-Йорке, недавно поступивший на службу, положил конец преступной карьере опаснейшего серийного убийцы Чарльза Лермера, или Мясника. Начальство утверждает, что именно Гурни, проявив недюжинный ум, выследил, установил личность и в конце концов арестовал монстра, за двенадцать лет совершившего не меньше семнадцати жутких убийств, с каннибализмом и расчленением трупов. «Гурни подошел к делу с принципиально новой стороны и сумел его распутать», – поясняет лейтенант Скотт Барри, пресс-секретарь полиции Нью-Йорка. «Теперь мы можем спать спокойно», – заверяет Барри. От дальнейших комментариев он воздерживается, ссылаясь на следственную тайну, запрещающую разглашать иные подробности. Взять комментарий у самого Гурни не удалось. Как пояснил его коллега, детектив-герой «не выносит публичности»”. И дата: первое июня восемьдесят седьмого.
Мадлен протянула статью Гурни.
Он осторожно ее взял, надеясь, что выглядит достаточно признательным. Беда была в том, что он не любил подарки, особенно дорогие. А еще он не любил быть в центре внимания, неоднозначно относился к похвалам и был чужд всякой ностальгии.
– Спасибо! – сказал он. – Какой осмысленный подарок! Эта серебряная рамка оттуда, откуда мне кажется?
Кайл ответил с гордой улыбкой:
– “Тиффани” в таких вещах разбирается.
– Боже. Не знаю даже, что сказать. Спасибо. Как ты набрел на эту старую заметку?
– Она у меня почти всю жизнь. Удивительно, как вконец не истрепалась. Я когда-то показывал ее всем друзьям.
Гурни захлестнула волна эмоций. Он громко откашлялся.
– Давай ее сюда, – Мадлен забрала у него рамку. – Поставим ее на видное место.
Ким с восторгом смотрела на него.
– Вам совсем не нравится быть героем?
Не в силах полностью совладать с чувствами, Гурни отрывисто засмеялся:
– Я не герой.
– А многие думают иначе.
Он покачал головой.
– Герои – это выдумка. Без героя нет истории. И потому медиасказочники создают героев. Как создают, так и уничтожают.
Повисло неловкое молчание.
– Бывают и настоящие герои, – сказал Кайл.
Мадлен отнесла рамку с газетной вырезкой в дальний конец комнаты и теперь пыталась получше пристроить ее на полке над очагом.
– Кстати, – сказала она, – здесь на кромке надпись, я ее не прочла. – Величайшему детективу в мире в день его рождения.
Тут в дверь резко постучали, и Гурни вскочил на ноги.
– Я открою, – выпалил он, надеясь, что без лишнего энтузиазма. Ему было неловко от излияний чувств, но совсем не хотелось выглядеть неблагодарным.
Твердокаменный пессимизм на лице Эверетта Крамдена, как ни странно, было легче перенести, чем сыновний восторг Кайла. Гурни открыл дверь и увидел, что следователь застыл в нескольких футах от порога, словно какая-то колдовская сила не пускала его дальше.
– Сэр, можно попросить вас выйти на минутку? – На самом деле это была не просьба.
Гурни вышел, удивившись такому тону, но не подавая вида.
– Сэр, имеется ли у вас пятигаллонная полиэтиленовая канистра с бензином?
– Да. Даже две.
– Понятно. Где вы их держите?
– Одна вон там, для трактора, – Гурни показал на обшарпанный сарай у грядки со спаржей. – А другая под навесом за ам… – он осекся. – Я хотел сказать, за бывшим амбаром.
– Понятно. Пройдите, пожалуйста, со мной в фургон и скажите, ваш ли это контейнер.
Крамден припарковал свой служебный фургон за машиной Гурни. Он открыл заднюю дверь, и Гурни тотчас же опознал свою канистру.
– Вы уверены?
– Абсолютно. Та же трещина на ручке. Никаких сомнений.
Крамден кивнул.
– Когда вы в последний раз пользовались этой канистрой?
– Я вообще нечасто ею пользуюсь. В основном когда кошу газонокосилкой. Так что… самое позднее прошлой осенью.
– Сколько в ней оставалось топлива?
– Даже не представляю.
– Где вы видели ее в последний раз?
– Вероятно, за амбаром.
– Когда вы в последний раз к ней прикасались?
– Опять-таки не помню. Вероятно, не позже чем прошлой осенью. Но возможно, и позже, если я ее передвигал, чтобы достать что-то другое. Не могу точно вспомнить.
– Вы добавляете в бензин масло для двухтактного двигателя?
– Да.
– Какой марки?
– Марки? “Хоумлит”, кажется.
– Можете ли вы как-то объяснить, почему эта канистра оказалась спрятана в дренажной трубе?
– Спрятана? В какой трубе?
– Я переформулирую вопрос. Есть ли у вас какие-либо соображения, почему канистра могла находиться в ином месте, чем то, где вы, по вашему утверждению, ее оставили?
– Нет. Где именно вы ее нашли? О какой трубе вы говорите?
– К сожалению, я не могу разглашать никаких подробностей. Есть ли что-нибудь, относящееся к пожару или к настоящему расследованию, о чем вы хотели бы сообщить мне на этот раз?
– Нет.
– Тогда мы закончили. У вас есть еще вопросы, сэр?
– Таких, на которые вы согласитесь ответить, нет.
Две минуты спустя фургон следователя Эверетта Крамдена медленно покатил вниз по склону, потом скрылся из виду.
Воздух был совсем тих. Ни малейшего шороха в густой бурой траве и даже в тонких ветках на верхушках деревьев. Единственный звук – все тот же слабый, непрерывный звон в ушах – и не звук вовсе, если верить неврологу.
Только Гурни повернулся, чтобы идти в дом, как боковая дверь открылась и из нее вышли Ким и Кайл.
– Придурок уехал? – спросил Кайл.
– Похоже на то.
– Пока Мадлен печет омлет, я быстренько прокачу Ким на мотоцикле, – Кайл был воодушевлен, Ким явно довольна.
Когда Гурни вошел в кухню, хриплый мотор уже ревел на всю катушку.
Мадлен ставила таймер на духовке.
– Ты смотрел французский фильм “Человек с черным зонтом”? – спросила она, повернувшись к Гурни.
– Кажется, нет.
– Там есть такая интересная сцена. Идет человек в черном плаще, несет сложенный черный зонт, а за ним двое убийц со снайперскими винтовками. Они следуют за ним по извилистым мощеным улочкам старого города. Утро воскресенья, туман, в церквах звонят колокола. Только убийцы возьмут человека с зонтом под прицел, как он исчезает за очередным поворотом. И вот они выходят на площадь к большой каменной церкви. Не успевают убийцы прицелиться, как человек взбегает по ступенькам и ныряет в эту церковь. Убийцы решают встать по двум сторонам площади, так, чтобы было видно вход, и ждать. Проходит время, начинается дождь, дверь церкви открывается. Убийцы уже готовы стрелять. Но только выходит не один человек, а двое, оба в черных плащах и оба открывают черные зонты, так что не видно лиц. Убийцы сбиты с толку, но через несколько секунд решают застрелить обоих. А тут выходит еще один человек в черном плаще с черным зонтом, потом еще, потом еще десять, еще двадцать – и вот вся площадь уже полна людей с черными зонтами. Сюрреалистическая картинка – такой вот узор из зонтов на площади. А убийцы просто стоят и мокнут, не зная, что делать.
– И чем все кончилось?
– Я не помню, я давно смотрела. Единственное, что хорошо помню, – зонты. – Она вытерла столешницу губкой, затем ополоснула губку в раковине: – Что ему было надо?
Гурни не сразу понял, о чем она спрашивает:
– Он обнаружил канистру, которую я держал за амбаром. Странно, но ее кто-то спрятал у дороги.
– Спрятал?
– Так он сказал. Хотел, чтобы я опознал канистру. Довольно бессмысленно.
– Зачем ее спрятали? Кто-то использовал ее для поджога?
– Возможно. Точно я не знаю. Следователь Крамден был не слишком разговорчив.
Мадлен удивленно вскинула голову.
– Очевидно, что пожар устроили намеренно. Это ни для кого не секрет, особенно после этой груды спиленных табличек. Тогда зачем было прятать…
– Я не знаю. Разве что поджигатель был так пьян, что идея спрятать канистру показалась ему здравой.
– Ты правда считаешь, что причина в этом?
Он вздохнул.
– Вероятно, нет.
Мадлен взглянула на него пытливым взглядом. Когда она так глядела, Гурни казалось, что она видит его насквозь.
– Что ж, – сказала она спокойно, – какой будет следующий шаг?
– Про Крамдена ничего не скажу. Лично я должен взвесить все имеющиеся факты, подумать, как они связаны между собой. И решить несколько важных вопросов.
– Например, сколько всего недоброжелателей – один или два?
– Именно. Вообще-то лучше бы оказалось, что два.
– Почему?
– Потому что если за происшествиями в квартире Ким и нападением на нас стоит один и тот же человек, то мы имеем дело с чем-то – и кем-то – гораздо более опасным, чем обиженный охотник.
Таймер на духовке трижды громко звякнул. Мадлен не обратила на него внимания.
– С кем-то, кто связан с делом Доброго Пастыря?
– Или с Робби Мизом – возможно, я его недооценил.
Таймер снова зазвонил.
Мадлен повернула голову к окну.
– Я слышу, они возвращаются.
– Что? – это был не столько вопрос, сколько раздражение из-за резкой смены темы.
Мадлен не стала отвечать. Гурни помолчал и через несколько секунд сам услышал старомодный рев мотоцикла “Би-эс-эй”.
Через сорок пять минут, когда все съели омлет и убрали со стола, Гурни сидел у себя в кабинете и заново просматривал документы, которые переслал ему Хардвик: вдруг найдется что-то важное и не замеченное раньше.
Он не торопился пересматривать фотографии судмедэкспертизы, решил перейти к ним, когда изучит все остальное. Он хотел даже пропустить их, решив, что это тяжело и бесполезно, тем более что жуткие картины были до сих пор живы в памяти. Но в итоге стал их просматривать, движимый тем навязчивым упорством, которое так помогало ему в работе и мешало в личной жизни.