Возможно, потому, что он смотрел фотографии в другом порядке, или потому, что вдруг стал восприимчивее, но он заметил то, чего не разглядел с первого раза. Похоже, у двух жертв пуля вошла в голову в одном и том же месте.
Он порылся в ящике стола в поисках стираемого маркера, не нашел его, пошел на кухню и наконец отыскал маркер в ящике буфета.
– У тебя такой вид, точно ты идешь по следу, – заметил Кайл. Они с Ким сидели у печки, и Гурни заметил, что кресла их придвинуты чуть ближе друг к другу, чем раньше.
Он лишь молча кивнул.
Вернувшись в комнату, он прямо на экране, пользуясь вместо линейки кредитной карточкой, начертил прямоугольник так, чтобы в него точно вписалась голова одной из двух жертв с похожими ранами. Затем он провел две диагонали, чтобы определить центр прямоугольника и проверить свою гипотезу. Линии пересеклись в середине раны. Он наскоро вытер экран рукавом рубашки и проделал ту же операцию с другой фотографией – с тем же результатом.
Он позвонил Хардвику и оставил голосовое сообщение:
– Это Гурни. Есть несколько вопросов про фотографии вскрытия. Спасибо.
Затем он внимательно рассмотрел остальные пять фотографий, одну за другой. Когда он изучал пятую, Хардвик перезвонил.
– Здорово, спец, что стряслось?
– Просто возникли вопросы. Как минимум в двух случаях, которые я могу проверить, входное отверстие расположено четко в центре профиля. Про остальные четыре ничего сказать не могу: похоже, там жертвы в момент попадания пули поворачивались к боковому окну. Поэтому возможно, что и те пули тоже вошли точно по центру относительно направления выстрела. Но поскольку ракурс фотографий не совпадает с углом выстрела, я не уверен.
– Что-то я тебя не понимаю.
– У меня вопрос: нет ли в материалах медэкспертизы еще какой-нибудь информации о расположении ран, которую ты мне не прислал? Потому что если…
Хардвик перебил его.
– Стоп! Вот тут стоп! Не забывай, пожалуйста, мальчик мой, что какими бы данными ты ни обладал, ты получил их каким-то другим путем. Если бы я переслал тебе материалы дела Доброго Пастыря, я бы нарушил закон. Все ясно?
– Еще как. А теперь дай закончить. Мне бы пригодились координаты входного отверстия у каждой жертвы относительно бокового окна на момент ранения.
– Зачем?
– Затем, что на двух фотографиях рана приходится прямо на середину головы, как ее видел стрелок. Если бы мы были в тире, то сказали бы, что он попал в яблочко. Безукоризненно. И это в неудобных условиях, при движущейся мишени и практически нулевой видимости.
– И о чем это тебе говорит?
– Я лучше подожду с ответом, пока не узнаю побольше об остальных четырех. Я надеюсь, что у тебя есть доступ к полным материалам вскрытия, или контакты того, у кого есть доступ, или ты просто знаешь кого-то из медэкспертов и можешь спросить.
– Ты, значит, лучше подождешь и ничего мне не скажешь, а я ползай тут для тебя и добывай материалы об остальных четырех убийствах? Нет уж, изволь объяснить, в чем дело, или иди в жопу.
Гурни уже привык к манере Хардвика и не воспринимал ее всерьез.
– Дело в том, – объяснил он спокойно, – что такая точность выстрела из окна по движущейся машине, учитывая, что голову жертвы освещала лишь тусклая приборная доска, а тем более, если он проделал это все шесть раз, – такая точность означает, что у стрелка были прекрасные очки ночного видения, очень твердая рука и стальные нервы.
– И что? Прибор ночного видения может купить каждый. В интернете сотни сайтов.
– Я не об этом. Проблема в том, что чем больше фактов о Добром Пастыре я узнаю, тем туманнее становится общая картина. Кто он такой-то, черт его дери? Первоклассный снайпер – а выбрал себе пистолет из комиксов. Манифест полон библейских проклятий – а спланировано все на холодную голову, разумно и последовательно. Заявляет, что готов истребить всех богачей на свете, – но почему-то останавливается на шести. Цель себе ставит как сумасшедший – а ведет себя как человек чрезвычайно умный, расчетливый и избегающий риска.
– Избегающий риска? – проскрежетал Хардвик, казалось, настроенный еще более скептично, чем всегда. – Колесить ночью по темным дорогам и стрелять в людей – это называется “избегающий риска”?
– А как же то обстоятельство, что он всегда выбирал для выстрела такой поворот, где минимальный шанс столкнуться, что он настигал каждую жертву примерно на середине поворота, что он, по-видимому, выбрасывал оружие после каждого использования, что он ни разу не был замечен ни камерой, ни каким-либо свидетелем? Чтобы такое провернуть, нужны план, время и деньги. Боже, Джек, выбрасывать дорогущий “дезерт-игл” после одного выстрела – уже одно это, по-моему, значит, что он пытался уменьшить риски.
– То есть ты говоришь, – ворчливо уточнил Хардвик, – что, с одной стороны, перед нами псих, возомнивший себя библейским пророком и воспылавший ненавистью к гребаным богачам…
– А с другой стороны, – подхватил Гурни, – человек с железным самообладанием, при этом, похоже, довольно богатый: разбрасывается пистолетами по пятнадцать тысяч долларов.
Повисло молчание. Очевидно, Хардвик обдумывал услышанное.
– Значит, тебе нужны данные вскрытия… А что ты хочешь доказать?
– Доказать я ничего не хочу. Хочу понять, на верном ли я пути, когда обращаю внимание на противоречия в этом деле.
– И все? По-моему, гений, ты недоговариваешь.
Гурни не мог сдержать улыбки, столкнувшись с такой проницательностью. Хардвик мог быть – и нередко бывал – нахальным, грубым, невыносимым говнюком. Но он был далеко не дурак.
– Да, недоговариваю. Я тут малость подкапываюсь под официальную версию следствия по этому делу. И собираюсь продолжать в том же духе. И на случай, если на меня налетят шершни из ФБР, я желал бы припасти побольше данных.
Хардвик тут же проявил живой интерес. У него была аллергия на начальство, на бюрократию и бесконечные процедуры, на людей в костюмах и галстуках – словом, на организации вроде ФБР. Желание подкопаться под такую контору он всегда приветствовал:
– Ты там маленько поцапался с нашими федеральными братьями? – спросил он почти с надеждой.
– Пока что нет, – сказал Гурни. – Но, возможно, к тому идет.
– Ну, посмотрю, что можно сделать. – И Хардвик бросил трубку, не попрощавшись. Он часто так делал.
Глава 25Любовь и ненависть
Гурни как раз убирал телефон обратно в карман, когда в открытую дверь кабинета за его спиной тихонько постучали. Он обернулся: на пороге стояла Ким.
– Можно на минутку вас отвлечь?
– Входи. Ты меня ни от чего не отвлекаешь.
– Я хотела извиниться.
– За что?
– За то, что я каталась с Кайлом на мотоцикле.
– А почему извиниться?
– Не надо было этого делать. Я хочу сказать, я ужасно выбрала время: поехала, как идиотка, на мотоцикле, когда у вас серьезные неприятности. Вы наверняка думаете, что я эгоистичная дуреха.
– Когда происходят неприятности, сделать небольшую передышку кажется мне вполне разумным.
Она покачала головой:
– Я не должна была вести себя так, будто ничего не произошло. Тем более, если есть вероятность, что ваш амбар подожгли из-за меня.
– Как ты думаешь, Робби Миз на такое способен?
– Когда-то я бы ответила: “Тысячу раз нет”. А теперь я не знаю. – Она казалась смущенной и беспомощной. – Вы думаете, это он?
За спиной у Ким возник Кайл и стал слушать их разговор.
– И да и нет, – сказал Гурни.
Ким кивнула, словно этот ответ значил что-то определенное:
– И еще одну вещь я хочу сказать. Я надеюсь, вы понимаете, что неделю назад я не представляла, во что вас втягиваю. Поэтому я, конечно же, пойму и соглашусь, если вы решите не участвовать в проекте.
– Из-за пожара?
– Из-за пожара и из-за ступеньки в подвале.
Гурни улыбнулся.
Она нахмурилась:
– Что тут смешного?
– Именно по этим причинам я и хочу в нем участвовать.
– Не понимаю.
Тут подал голос Кайл:
– Чем труднее, тем он упорнее.
Ким удивленно повернулась к нему.
Он продолжал:
– Для папы трудности – как магнит. Он не может устоять перед тем, что невозможно.
Ким перевела взгляд с Кайла обратно на Гурни:
– Это значит, что вы хотите остаться в моем проекте?
– По крайней мере, пока мы не разберемся, что к чему. Что у тебя дальше по плану?
– Новые встречи. С сыном Шэрон Стоун, Эриком. И с сыном Бруно Меллани, Полом.
– Когда?
– В субботу.
– Завтра?
– Нет, в суббо… Господи, завтра же суббота. Я потеряла счет времени. Как только доберусь до дома, уточню, состоятся ли встречи, позвоню вам и дам адреса. Завтра встречаемся там, где будет первое интервью. Вас так устроит?
– Ты собираешься ехать домой в Сиракьюс?
– Мне нужно забрать одежду, другие вещи. – Она явно была встревожена. – Вероятно, я не буду там ночевать.
– А как ты туда доберешься?
Она взглянула на Кайла.
– Ты им не сказал?
– Кажется, забыл. – Он усмехнулся и покраснел. – Я отвезу Ким домой.
– На мотоцикле?
– Погода проясняется. Будет хорошо.
Гурни поглядел в окно. Деревья на краю поля отбрасывали бледные тени на прошлогоднюю траву.
– Мадлен одолжит ей куртку и перчатки, – добавил Кайл.
– А шлем?
– Мы можем купить в ближайшей деревне в магазине “Харли-Дэвидсон”. Например, большой и черный, как у Дарта Вейдера, с черепом и костями.
– Вот уж спасибо, – съязвила Ким и ткнула его пальцем в руку.
Гурни многое хотел сказать, но, подумав, почел за лучшее промолчать.
– Пойдем, – сказал Кайл.
Ким нервно улыбнулась Гурни:
– Я позвоню вам, чтобы согласовать время интервью.
Когда они уехали, Гурни откинулся на спинку стула и стал смотреть на склон холма, безветренный и желтоватый, точно старинная фотография. Зазвонил домашний телефон на дальнем краю стола – он не ответил. Телефон зазвонил второй раз. Потом в третий. На четвертый раз звонок оборвался – очевидно, Мадлен на кухне сняла трубку. Гурни услышал, как она что-то говорит, но слов было не разобрать.