ВОПРОСЫ
Чем объясняется выбор жертв, если не их “алчностью”?
Что означает выбор одинаковых машин?
Почему преступления были совершены именно тогда, весной 2000 года?
Имеет ли значение последовательность их совершения?
Все ли убийства одинаково важны?
Были ли какие-то из шести убийств следствием других?
Почему выбрано такое эффектное оружие?
Что означают фигурки зверей на месте убийства?
Какие версии следствие не стало проверять из-за появления манифеста?
Гурни еще раз перечитал этот список, понимая, что это только наброски и не нужно пока ждать озарения. Он знал, что озарение не приходит по запросу.
Он решил переслать этот список Хардвику и посмотреть, как он его воспримет. И Холденфилд – как воспримет она. Задумался, не послать ли его и Ким, но решил не посылать. У нее другие цели, и эти вопросы только снова ее расстроят.
Он прошел к компьютеру, написал письма Хардвику и Холденфилд. Потом распечатал их, чтобы показать Мадлен, лег на диван и заснул.
– Ужин.
– Э-э-э…
– Пора ужинать, – послышался голос Мадлен. Непонятно откуда.
Он моргнул, мутным взглядом посмотрел на потолок – ему почудилась пара пауков. Он снова моргнул и протер глаза – пауки исчезли. Шея болела.
– Который час?
– Почти шесть. – Мадлен стояла на пороге комнаты.
– Боже. – Он медленно сел, потирая шею. – Что-то меня вырубило.
– И правда вырубило. В общем, ужин готов.
Она вернулась на кухню. Гурни потянулся, пошел в ванную, побрызгал себе в лицо холодной водой. Когда он вошел на кухню, Мадлен уже поставила на стол две большие миски с горячим рыбным супом, две тарелки с салатом и тарелку с чесночным хлебом.
– Вкусно пахнет, – сказал он.
– Ты сообщил о жучках в полицию?
– Что?
– Я о подслушивающих устройствах, о люке в потолке – кто-нибудь сообщил о них в полицию?
– Почему ты сейчас об этом спрашиваешь?
– Просто интересно. Это ведь противозаконно, устанавливать жучки в чужой квартире? А если это преступление, разве о нем не надо сообщать?
– И да и нет. Но чаще всего закон не требует обязательно сообщать о преступлении. Кроме тех случаев, когда недонесение можно расценить как препятствие правосудию.
Она выжидающе посмотрела на него.
– В сложившихся обстоятельствах, будь я следователем, я бы оставил все как есть.
– Почему?
– Это можно использовать в своих целях. Если работающий жучок обнаружили, а преступник об этом не подозревает, возможно, его будет легче поймать.
– Как?
– Разыграть какую-нибудь сцену, чтобы он, подслушав разговор, что-нибудь сделал и выдал себя. От жучков есть польза. Но, возможно, Шифф и другие детективы из полиции Сиракьюса так не думают. Еще влезут грязными сапогами и все испортят. Если я сообщу о жучках Шиффу, я утрачу контроль над этой ситуацией. А сейчас мне важно не упустить ни одного возможного преимущества.
Она кивнула и попробовала суп.
– Хорошо получилось. Попробуй, пока не остыл.
Гурни тоже попробовал и согласился: суп очень вкусный.
Мадлен отломила кусок чесночного хлеба.
– Пока ты спал, я прочитала бумажку, которую ты оставил на столике у дивана. С вопросами.
– Я и хотел ее тебе показать.
– Ты уверен, что эти преступления – что-то совсем иное, чем все думают?
– Практически уверен.
– Ты подходишь к этому делу так, как будто оно совсем свежее?
– Да, совсем свежее, только десятилетней давности.
Она разглядывала свою ложку.
– Если уж начинать с самого начала, то вот самый главный вопрос: почему люди убивают людей?
– Если оставить в стороне людей, одержимых своей миссией, основные мотивы – секс, деньги, власть и месть.
– И какой мотив был в этом случае?
– Судя по выбору жертв, это вряд ли был секс.
– Готова поспорить, это деньги, – сказала Мадлен. – Большие деньги.
– Почему?
Она слегка пожала плечами.
– Роскошные машины, дорогие пушки, жертвы-богачи – это же все про деньги.
– Но не про ненависть к ним? Не про ненависть к деньгам? Не про желание уничтожить алчность?
– Нет, конечно, что за чушь. Возможно, как раз наоборот.
Гурни улыбнулся. Он чувствовал, что Мадлен говорит дело.
– Доедай суп, – сказала она. – Ты же не хочешь пропустить первую серию “Осиротевших”.
Телевизора у них не было, но был компьютер, а “РАМ-Ньюс”, помимо передачи на кабельном канале, предлагали прямую интернет-трансляцию.
Они уселись в комнате перед “аймаком”, и Гурни открыл сайт РАМ. Он всякий раз поражался, насколько вульгарными становятся СМИ. Причем чем дальше, тем хуже. Идиотская страсть к сенсациям напоминала трещотку, способную крутиться лишь в одну сторону. А РАМ со своими безумными передачами казался пределом убожества.
Почти всю главную страницу сайта занимал огромный бело-сине-красный заголовок: “новости рам: снимаем шоры”. Затем ссылка на другую страницу – с самыми популярными программами. Гурни быстро промотал список:
“ТАЙНЫ И ЛОЖЬ: О чем молчат другие сми.
ДРУГОЙ ВЗГЛЯД: Разоблачая предрассудки.
АПОКАЛИПСИС СЕГОДНЯ: Битва за души американцев”.
Гурни мрачно нажал на следующую ссылку, перешел на страницу спецвыпусков и в самом верху списка обнаружил “Осиротевших”. Под заголовком красовался анонс: “Что переживают люди, когда убийца лишает их самых близких? Шокирующие истории боли и ярости. Премьера сегодня в 19:00 по восточному времени”.
Через десять минут, ровно в 19:00, началась премьера.
Сначала экран был почти совсем черным – на таком ничего не различишь. Раздался зловещий крик совы – видимо, он должен был создать атмосферу пустынной ночной дороги. Зажглись фары машины на травянистой обочине, в узкую полосу света шагнул человек. При таком освещении черты его лица проступали резко, как в триллере.
Он заговорил, медленно и торжественно:
– Ровно десять лет назад, весной двухтысячного года, когда в воздухе еще чувствовалось дыхание зимы, безлунной ночью на пустынной дороге, среди холмов штата Нью-Йорк кошмар стал явью. Бруно и Кармелла Меллани возвращались с крестин в свой загородный дом. Быть может, они обсуждали прошедший праздник, долгожданные встречи с родными и друзьями. Как вдруг какая-то машина догнала их и на длинном плавном повороте начала обгон. Но когда странный автомобиль на полном ходу поравнялся с Бруно и Кармеллой…
Смена плана: салон движущегося автомобиля, водителя и пассажира невозможно разглядеть в темноте. Они о чем-то разговаривают, негромко смеются. Через несколько секунд позади них засветились фары другой машины. Они все приближались, становились ярче, огибая первую машину слева, словно изображая обгон. Как вдруг – ослепительно белая вспышка, звук выстрела, а потом визг шин неуправляемого автомобиля, лязг метала и звон разбитого стекла.
На экране вновь появился рассказчик. Он наклонился и поднял с земли какой-то обломок, показывая его на камеру, будто ценную улику.
– Машина Меллани вылетела с дороги. Она превратилась в такую груду обломков, что первые свидетели не могли определить ни марку, ни модель. Огромная пуля, пущенная из сверхмощного пистолета, снесла Бруно треть головы. Кармелла впала в кому и до сих пор не пришла в сознание.
Мадлен с отвращением поморщилась. Казалось, стилистика РАМ вызывала у нее еще большее отторжение, чем описываемое событие.
Затем рассказчик во всех деталях поведал об остальных пяти убийствах, а под конец столь же подробно – о фиаско Макса Клинтера, навсегда разрушившем его жизнь и карьеру.
– Дэвид, – сказала Мадлен, поворачиваясь к Гурни, – это уже слишком.
Гурни кивнул.
На экране вновь появился рассказчик, только теперь он уже сидел в студии с двумя гостями.
– Прошло десять лет, – сказал ведущий. – Десять лет, но для кого-то все словно вчера. Вы спросите, зачем снова вспоминать этот ужас. Ответ прост. Десятилетняя годовщина – та точка, тот момент, когда правильно и естественно оглянуться назад, окинуть взором былые триумфы и трагедии.
Ведущий обратился к смуглому человеку напротив.
– Доктор Меркили, ваша специальность – судебная психолингвистика. Не могли бы вы объяснить этот термин нашим телезрителям?
– Конечно. Я ищу за словами образ мыслей.
Он говорил быстро, четко, тонким голосом с очень заметным индийским акцентом. Внизу экрана появилась надпись: “Саммаркан Меркили, доктор наук”.
– Образ мыслей?
– Личность, эмоции, прошлое. Как человек думает.
– То есть вы изучаете, как слова, грамматика и стиль раскрывают суть человека?
– Да, именно.
– Хорошо, доктор Меркили. Сейчас я прочитаю вам отрывки из одного документа, который Добрый Пастырь десять лет назад разослал разным СМИ, и попрошу вас высказать свое мнение об этой личности. Вы готовы?
– Конечно.
Ведущий прочитал длинную речь об искоренении алчности “вместе с ее носителем”, “уничтожении переносчиков алчности” и очищении мира. Гурни узнал вступление к “Декларации о намерениях” Доброго Пастыря – к его манифесту.
Ведущий положил распечатку манифеста на стол.
– Что ж, доктор Меркили. Как бы вы охарактеризовали этого индивида?
– Простыми словами? Очень рассудительный, но при этом очень эмоциональный.
– Пожалуйста, подробнее.
– Много неровностей, много стилей, много настроений.
– Вы имеете в виду, у него несколько личностей?
– Нет, что вы, такого расстройства нет. Это глупо, это только в книгах и фильмах бывает.
– Да, но вы сказали…
– У него меняется интонация. Сначала одна, потом другая, потом третья. Это психически неустойчивый человек.
– Насколько я вас понял, такого человека можно назвать опасным?
– Да, конечно. Он же убил шестерых человек, так?
– Действительно. И последний вопрос. Как вы думаете, он все еще на свободе, затаился в тени?
Доктор Меркили ответил не сразу:
– Скажем так, если он на свободе, то готов поспорить, что прямо сейчас он смотрит эту передачу. Смотрит и размышляет.