Его сарказм был ошибкой. Гурни понял это по тому, как у Баллард напряглась челюсть и как она лишних две секунды смотрела на Траута. Затем она взяла свою распечатку с вопросами Гурни.
– Поскольку вы, ребята, в ФБР в основном и занимались расследованием, я надеюсь, что вы проясните для меня несколько пунктов. Во-первых, игрушечные зверушки. Я уверена, вы видели в отчете, что на губах жертвы найден пластмассовый лев размером два дюйма. Что вы думаете по этому поводу?
Траут повернулся к Холденфилд:
– Бекка?
Холденфилд бессмысленно улыбнулась:
– Это все только гипотеза. Источник фигурок – детский игровой набор “Ноев ковчег” – имеет религиозные коннотации. В Библии потоп описывается как Божий суд над падшим миром, и Добрый Пастырь также описывает свои действия как суд. Кроме того, Добрый Пастырь всегда оставлял на месте преступления фигурку только одного животного из пары. Возможно, подсознательно это имело для него значение. Так он “очищал стадо”. Во фрейдистской парадигме это можно истолковать как детское желание разрушить семью родителей, возможно, убив одного из них. Я еще раз хочу подчеркнуть, что это только гипотеза.
Баллард медленно кивнула, как будто ее осенило.
– А очень большой пистолет? Во фрейдистской парадигме это очень большой пенис?
На лице Холденфилд появилась настороженность.
– Не все так просто.
– А, – сказала Баллард. – Этого я и боялась. Только казалось, что поняла… – Она обратилась к Гурни: – А как вы трактуете большой пистолет и маленькие фигурки?
– Я думаю, их назначение – вызвать этот разговор.
– Повторите, пожалуйста?
– Я считаю, что такой пистолет и фигурки использовались намеренно, чтобы отвлечь наше внимание.
– Отвлечь от чего?
– От того, насколько прагматично все это предприятие. Они призваны создать видимость невроза или даже сумасшествия.
– Добрый Пастырь хочет заставить нас поверить, что он сумасшедший?
– У типичного убийцы, одержимого своей миссией, под рациональным мотивом всегда скрывается другой, невротического или психотического порядка. Осознаваемая “миссия” подпитывается подсознательной энергией, страстью убивать. Правда, Ребекка?
Холденфилд не ответила.
Гурни продолжал:
– Я думаю, что убийца обо всем этом прекрасно знает. Я думаю, что выбор оружия и фигурки были последними штрихами манипулятора-виртуоза. Профайлеры ожидали от него таких деталей – он дал им, что просили. Эти детали сделали теорию “миссии” правдоподобнее. Убийца не хотел лишь, чтобы предположили одно: что он абсолютно вменяем и его преступления имеют совершенно прагматический мотив. Собственно, традиционный мотив для убийства. Потому что тогда следствие пошло бы по совершенно другому пути и, возможно, очень быстро его бы вычислило.
Траут испустил нетерпеливый вздох и обратился к Баллард:
– Мы с мистером Гурни уже все это обсуждали. Все это не более чем предположения. Они не подкреплены доказательствами. Честно говоря, слушать это во второй раз утомительно. Принятая сегодня версия предлагает совершенно связное понимание дела – единственное рациональное и связное понимание, которое было предложено. – Он поднял свою распечатку с новым письмом Доброго Пастыря и помахал ею. – Кроме того, это новое послание на сто процентов согласуется с первоначальным манифестом и крайне правдоподобно объясняет его нападение на вдову Гарольда Блума.
– Что ты об этом думаешь, Ребекка? – спросил Гурни, показывая на распечатку в руке Траута.
– Мне нужно время, чтобы получше его изучить, но прямо сейчас я с достаточной долей профессиональной уверенности могу сказать, что оно написано тем же человеком, который написал первоначальный документ.
– Что еще?
Она поджала губы, словно обдумывая разные варианты ответа.
– Он выражает то же снедающее автора негодование, которое сейчас усилилось из-за выхода телепрограммы “Осиротевшие”. Его новое недовольство, послужившее триггером для убийства Рут Блум, связано с тем, что “Осиротевшие” восхваляют недостойных людей.
– Все это очень разумно, – вставил Траут. – Это подтверждает то, что мы говорили о деле с самого начала.
Гурни проигнорировал его слова и снова обратился к Холденфилд:
– Как по-твоему, насколько он разгневан?
– Что?
– Насколько разгневан человек, который это написал?
Этот вопрос, казалось, ее удивил. Она взяла свою распечатку и перечитала текст.
– Ну… он употребляет эмоциональные выражения и образы… “кровь”, “зло”, “повинны”, “понести наказание”, “смерть”, “яд”, “чудовища”… в своем роде библейский гнев.
– Что мы видим в документе? Гнев? Или описание гнева?
Уголок ее губ слегка скривился.
– А в чем различие?
– Мой вопрос вот в чем: это человек в ярости выражает свои эмоции или же спокойный человек пишет так, как, по его мнению, должен писать человек в ярости?
Тут опять вмешался Траут:
– В чем смысл этого разговора?
– Все очень просто, – сказал Гурни. – Я спрашиваю, что считает доктор Холденфилд, проницательный психотерапевт: автор этого послания выражает свой собственный гнев или он, так сказать, пишет за придуманного героя – Доброго Пастыря?
Траут посмотрел на Баллард.
– Лейтенант, мы не можем потратить целый день на подобные эксцентричные теории. Вы ведете совещание. Убедительно прошу вас вмешаться.
Гурни по-прежнему глядел на Ребекку.
– Это простой вопрос, Ребекка. Что ты думаешь?
Она ответила после долгой паузы:
– Я не знаю точно.
Гурни наконец почувствовал честность в ее взгляде и в этом ответе.
Баллард казалась встревоженной.
– Дэвид, вы только что употребили по отношению к Доброму Пастырю выражение “совершенно прагматический”. Какой совершенно прагматический мотив мог быть у убийцы, чтобы застрелить шестерых человек, которых так мало связывает между собою, если не считать экстравагантных машин?
– Экстравагантных черных “мерседесов”, – уточнил Гурни скорее для себя, чем для нее. На ум ему снова пришел “Человек с черным зонтом”.
Пересказывать фильм на совещании по поводу реального преступления, тем более в недружелюбной обстановке, было рискованно, но Гурни все же решил это сделать. Он пересказал, как убийцы, преследующие человека с черным зонтом, растерялись, когда он растворился в толпе людей с такими же зонтами.
– Черт побери, какое это имеет отношение к тому, что мы собирались обсуждать? – впервые подал голос Дейкер.
Гурни улыбнулся.
– Я не знаю. Я просто чувствую, что имеет. Я надеялся, что в этой комнате есть проницательные люди, которые смогут разглядеть эту связь.
Траут закатил глаза.
Баллард взяла распечатку с вопросами Гурни. Ее взгляд остановился на середине страницы. Она прочла вслух:
– Все ли убийства одинаково важны? – она обвела взглядом собравшихся. – В свете истории о человеке с зонтом этот вопрос кажется мне интересным.
– Я не понимаю, какое это имеет значение, – сказал Дейкер.
Баллард снова поморгала, словно перебирая в уме разные возможности.
– Предположим, что не все жертвы были его основной целью.
– И чем же были остальные? Ошибкой? – Лицо Траута выражало скепсис.
Гурни уже обсуждал эту версию с Хардвиком: получалось слишком неправдоподобно.
– Не ошибкой, – сказал он. – Но они могут быть второстепенными.
– Второстепенными? – повторил Дейкер. – Что, черт побери, это значит?
– Пока не знаю. Это только вопрос.
Траут с грохотом уронил руки на стол.
– Вот что я вам скажу и повторять не буду: в любом следствии наступает момент, когда надо перестать сомневаться в очевидном и сосредоточиться на преследовании преступника.
– Проблема в том, – отозвался Гурни, – что по существу никто никогда не сомневался.
– Хорошо, хорошо, – Баллард подняла руки, останавливая спор. – Я хочу обсудить дальнейшие действия.
Она повернулась к Клеггу слева от нее.
– Энди, дай нам краткий обзор событий.
– Да, мэм. Он вынул из кармана какой-то изящный гаджет, нажал несколько кнопок и стал читать с экрана.
– Специалисты по сбору показаний ограничили доступ к месту преступления. Вещественные доказательства собраны, описаны и внесены в систему. Компьютер передан на судебную компьютерную экспертизу. Скрытые отпечатки пропущены через ИАСИО[10]. Имеется предварительное заключение судмедэкспертов. Отчет о вскрытии и токсикологический анализ будут готовы в течение семидесяти двух часов. Фотографии места преступления и жертвы внесены в систему, так же как отчет о происшествии. Отчет Информационной службы криминальной юстиции, третья редакция, внесен в систему. Доступны первые полные опросы свидетелей, краткие отчеты будут готовы позже. Опираясь на показания двух очевидцев, видевших в окрестностях армейский или гражданский “хаммер” или другую похожую машину, Департамент автотранспорта составляет список владельцев всех похожих машин, зарегистрированных в штате Нью-Йорк.
– И как предполагается использовать эти списки? – спросил Траут.
– Это база данных, по которой мы сможем пробить любого подозреваемого, как только он появится, – ответил Клегг.
Вид у Траута был скептический, но он промолчал.
Гурни было неуютно от мысли, что он уже знает ответ на вопросы Клегга. Вообще-то он приветствовал максимальную открытость. Но в нынешней ситуации он боялся, что откровенность только всех отвлечет и все попусту потеряют время, обсуждая Клинтера. А Клинтер, в конце концов, не мог быть Добрым Пастырем. Он особенный. Возможно, сумасшедший. Но чтобы злодей? Нет, практически наверняка не злодей.
Но у Гурни был и другой повод промолчать, более субъективный. Он не хотел создать впечатление, что слишком хорошо знаком с Клинтером, слишком с ним связан, на одной волне. Он не хотел, чтобы его запятнала эта связь. Тогда, во время ланча в Бранвиле, Холденфилд оглушила его диагнозом “посттравматическое стрессовое расстройство”. У Макса Клинтера тоже было ПТСР. Гурни не нравилось это совпадение.