валку. Вопреки опасениям, костюмы были в весьма приличном состоянии, ровными рядами висели на плечиках и даже не пахли нафталином. Наверное, и в самом деле новые, еще не использованные. Их даже отпаривать не придется. Арина погладила прохладный атлас одного из платьев, потрогала нахлобученные на деревянные чурки завитые парики. Если судить по совершенно одинаковым платьям и вот этим парикам, женской части персонала Евгения уготовила роль фрейлин, чтобы не выделялись и не затмевали красотой королеву бала. Здесь же, в большой картонной коробке, лежали шелковые маски, украшенные позолотой и стразами,– еще одна неотъемлемая часть костюмированного бала. В любом начинании Евгении чувствовались размах и бьющая через край креативность, но сейчас хозяйка, кажется, превзошла саму себя.
Осмотреть все костюмы досконально Арина не успела, зазвонил мобильный. Ваган Шалвович срочно желал видеть ее на кухне, потому что поставщики «снова накосячили», а у него «нет ни времени, ни сил разбираться еще и с этой ерундой».
Арина разобралась. Сначала с поставщиками, потом в кафе с каким-то заезжим скандалистом, требующим круассаны непременно с абрикосовым джемом, а не с шоколадом. Потом больше часа провела в галерее, наблюдая, как в витрины укладывают разномастные ножи, ножики и прочие колюще-режущие предметы, как все это добро запирают, подсвечивают максимально эффектно, подключают сигнализацию. Еще полчаса ушло на препирательства с охранником, не позволявшим уборщице тете Нюре протереть хоть и сияющие, но, по мнению Арины, все равно еще далекие от идеала витрины. В лучах яркой подсветки отпечатки рук рабочих на стекле выделялись четко и вызывающе. Евгении это точно не понравится.
Охранник смотрел на Арину со снисходительным презрением, оборону держал стойко и отключать сигнализацию хоть на десять минут не собирался. Пришлось взывать к Дементьеву, который оказался лояльнее своего не в меру ретивого подчиненного и вопрос с наведением окончательного лоска решил в одно мгновение. Тетю Нюру подпустили наконец к витринам, но за каждым ее движением охранник следил так пристально, словно она была воровкой-рецидивисткой. Дементьев понаблюдал за процессом несколько минут, а потом ему позвонили, и он вышел на улицу, прямо в дымно-туманную непогоду. Наверное, разговор предстоял серьезный, не для посторонних ушей, если за бортом остались и кондиционированный воздух кафе, и его знаменитая хозяйка.
Впрочем, Евгении тоже было чем заняться. В расслабленной праздности и приятных разговорах с гостями она провела не больше часа, а потом активно включилась в подготовку вечера. Когда того требовали интересы дела, работала Евгения за троих.
Вдвоем с Ариной они заглянули в банкетный зал, простаивающий в обычные дни, но рассчитанный на весьма приличное количество гостей. По залу уже сновали выписанные из области официантки, бармен деловито и сноровисто выставлял на дубовую барную стойку разнокалиберные стаканы, бокалы и рюмочки. Дама-флористка колдовала над букетами, а специально приглашенный декоратор заканчивал украшать стены драпировками цвета маренго. Работа спорилась словно сама собой, но за всей этой видимой легкостью стояли немалые усилия хозяйки и такие же немалые финансовые вложения ее супруга.
День пролетел в суете и бесконечных заботах. На то, чтобы обдумать план действий, у Арины не было ни минуты. Одно она знала точно: то, что спрятано с такой изощренной тщательностью, по-прежнему на своем месте. Значит, Серый Волк пока еще не добрался до тайника и ждет, когда она сделает ошибку. А она даже в толпе, окруженная строителями, персоналом, посетителями, не чувствует себя в безопасности, потому что любой из этих незнакомцев может оказаться Серым Волком. Сейчас он таится, так же как и она сама, прячется в толпе, чтобы, когда придет время, напасть, защелкнуть челюсти на шее глупой Красной Шапочки.
Бежать! Бросить все и бежать! Вот о чем молили инстинкт самосохранения и здравый смысл. Бежать прямо сейчас в надежде, что при свете дня Серый Волк не посмеет напасть.
Он не посмеет. Он слишком хитрый, слишком матерый, чтобы повторно упустить добычу. Нет, он не станет убивать ее при свидетелях, он просто последует за ней, чтобы напасть, когда рядом никого не окажется. А значит, Арина не станет бежать, она дождется ночи, времени воров и убийц. А до того, как наступит ночь, нужно придумать план. Хоть какой-нибудь, но лучше бы идеальный.
Временное затишье наступило ближе к шести вечера, когда кафе закрыли для обычных посетителей, а в выставочном и банкетном залах все было готово к приему гостей. Евгения уехала домой «наводить красоту», прихватив с собой Николаса, словно взятого в плен заложника. Дементьев тоже уехал, оставив двух бравых ребят охранять свою коллекцию, улыбнувшись вконец замотавшейся Арине как-то по-свойски и чуть заговорщически пожелав удачи. В «Салоне» остался только персонал и бригада строителей. Строители ушли бы еще в обед, если бы Евгении не вздумалось расцветить растущие возле особняка липы.
–Пир во время чумы,– сквозь стиснутые зубы процедил прораб Андрей, проходя мимо и едва не задев Арину плечом. И ей стало жаль его, обычного наемника, так же, как она, сверхурочно исполняющего чужие прихоти.
Иллюминацию монтировали долго, перекрикиваясь, переругиваясь, как акробаты балансируя на приставных лестницах, чихая и кашляя от рвущегося в легкие дыма, утирая рукавами слезящиеся глаза.
Пир во время чумы. Это верно сказано. Там, снаружи, запах пожара, дым и несмолкающий рев сирен: то пожарных, то полицейских, то «Скорых» – а тут, в «Салоне», полным ходом идут приготовления к костюмированному балу, выставке и фейерверку.
В семь зажглась наконец иллюминация, и подсвеченные разноцветными гирляндами деревья превратили сквер в сказочный сад. Это было и в самом деле красиво, в этом ощущалось что-то мистическое, и на мгновение Арина позабыла про пир во время чумы. Оставалось еще время для того, чтобы перевести дух, выпить чашку кофе, только не с круассаном, а с полноценным бутербродом. Ветчина, сыр, листочек салата на хрустящем багете. Очень скоро ей понадобятся силы.
Несмотря на вывеску «Закрыто», болтающуюся на стеклянной двери, кафе было полно. Передохнуть перед последним рывком решила не только Арина, но и остальные: нанятые официанты, бармен, бригада рабочих, недавно приехавший ведущий изрядно потрепанного, но все еще бравого вида. И над всеми этими уставшими, возбужденными, готовыми ринуться в бой людьми царствовал невозмутимый Ваган Шалвович. Угощал, подавал свои фирменные круассаны, подливал кому чай, кому кофе. Был он бодр и свеж, щеголял в белоснежном, до хруста накрахмаленном поварском костюме, благоухал одеколоном, и Арине не верилось, что этот человек почти сутки провел у плиты.
–Устала, душа моя?– Ваган Шалвович поставил перед Ариной чашку кофе, придвинул тарелку с бутербродами.
–Не больше вашего, Ваган Шалвович,– улыбнулась она в ответ.
–Ай, душа моя, какая тут усталость!– отмахнулся повар.– Когда работу свою любишь, все это,– широким жестом он обвел зал,– все это в радость. Опять же, я ведь джигит, а не кисейная барышня, мне уставать никак нельзя.– Он снова огляделся, удостоверился, что все в порядке, гости накормлены-напоены, и вытащил из кармана пачку сигарет.– Пойду-ка я покурю, душа моя.
В голосе Вагана Шалвовича послышались виноватые нотки, и Арина ободряюще улыбнулась. Повар бросал курить давно и безуспешно. Клялся мамой, ненаглядной женой и тремя сыновьями, держался, крепился как мог, а потом клятву нарушал. Вот как сейчас.
Ваган Шалвович вышел на улицу, где в сказочном свете иллюминированных лип уже курил прораб Андрей. В дымном мареве мигнул огонек зажигалки, укрываемый ладонью прораба от ветра, пламя перескочило с зажигалки на сигарету, осветив красным два чеканных мужских профиля. Джигиты, подумала Арина перед тем, как отвернуться.
–…А я тебе говорю, хреново мы запитали эти гирлянды,– послышалось из-за соседнего столика, где дожевывали бутерброды двое рабочих.– Закоротит или пробки на хрен повыбивает в самый ответственный момент. Обесточит эту богадельню, и кто будет виноват? Этому… залетному все равно. Он сегодня есть, а завтра его нет, а нам отвечать. Если сигнализация крякнет, с кого стружку начнут снимать?
Арина пила кофе и вслушивалась в этот раздраженно-усталый голос. В голове зарождалась, но все никак не могла обрести форму какая-то очень дельная мысль.
–И аккумулятор переносной не взяли, на авось понадеялись. Типа это не выставка, а так… баловство одно,– бубнил все тот же голос.– А бабенка эта, хозяйка которая, вообще с придурью, ради какой-то книжки вот такой сыр-бор устраивать. Выставка, маскарад, огоньки…
–Но ведь красиво,– возразил другой, более молодой и более оптимистичный голос.– Как на Новый год.
–Как на Новый год!– передразнил первый.– Вокруг города болота горят, того и гляди пожар на дома перекинется, от дыма не продохнуть, а они, вишь, развлекаются… Баре!
Что там дальше про бар, Арина не узнала, потому что зазвонил мобильный.
–Арин, это я!– послышался в трубке голос Ирки.– Я чего звоню-то тебе…– Трубка помолчала.– Меня срочно вызывают на «Скорую». У ребенка Парамоновой обострилась астма из-за этого безобразия, она на больничный ушла. Шевко в отпуске, а Сидорчук и так сутки отпахал. Остаюсь я одна. Слышишь меня?
Арина кивнула.
–Слышу, Ир, осталась ты одна.
–Ага, а я ж тут с бабой Глашей.
–Как она?– Из-за собственных проблем Арина совсем забыла про больную соседку, и от мыслей, что этой ночью она сбежит и никогда больше не увидит ни Ирку, ни бабу Глашу, стало совсем плохо.
–Держится, хорохорится. Ты же ее знаешь. Но ты, Арин, все равно к ней после работы зайди.
–Я сегодня буду очень поздно. Выставка.– Вранье далось нелегко, даже щеки запылали от стыда.
–Вот черт!– Ирка помолчала, а потом сказала: – Знаешь, а хоть даже и ночью, все равно загляни. Неспокойно мне что-то, подруга. Обстановка в городе еще та, ночка будет напряженная, не знаю, получится ли у меня. Арин, я таблетки оставила на комоде и шприц с уже набранным лекарством, на случай боли. Ну, пока «Скорая» приедет. Тебе только уколоть, если что. Ты же сможешь уколоть, а?