– А вы не видели… – Хэдли отступил в сторону и указал на Дженни.
– Да, видела. Я видела всех, кроме одного, с усами, из семьсот пятого.
– Как тогда была одета миссис Кент? Вы помните?
– Так же, как и сейчас, только еще норковая шубка сверху. Ну и вместо тапочек были туфли, – прибавила Элеонора после еще одного внимательного осмотра. – Та, другая, дородная дама, несомненно Мелитта Рипер, была в вечернем платье из золотистого линона и в белой меховой накидке. Но вот эта леди и та задавака из семьсот восьмого обе были в обычных платьях.
Майерс, явно разгневанный, уже собирался прекратить эти неуместные излияния, прибегнув к своему авторитету, непоколебимому, как ледяная глыба; однако взгляд Хэдли, устремленный на него, был еще холоднее.
– Вы слышали, они говорили о чем-нибудь?
– Только желали друг другу спокойной ночи, насколько я помню.
– Они сразу разошлись по номерам?
– Да, сэр. Они все остановились, уже взявшись за дверные ручки, переглянулись, словно дожидаясь какого-то сигнала или приказа, а потом вдруг все развернулись и вошли, каждый в свой номер.
Хэдли сверился со своими записями, а потом обратился к Майерсу:
– Прежде всего насчет этого браслета: когда вы узнали, что он был оставлен в этой комнате?
– Сегодня, в восемь утра, когда заступил на смену, – мгновенно отозвался тот. Он давал показания в вышколенной армейской манере со всем возможным рвением. Его ответы звучали почти сердито, как будто его каждый раз встряхивали за плечи. – Я дневной портье, как вы понимаете, и я заступаю на службу в восемь утра. Однако Биллингс, ночной портье, рассказал мне о случившемся, перед тем как уйти. Миссис Джопли-Данн, занимавшая этот номер последней, позвонила накануне вечером насчет браслета. Миссис Джопли-Данн находилась в этот момент у своих друзей в Винчестере, а на следующий день собиралась в Саутгемптон, чтобы сесть там на «Директорию». Однако позвонила она слишком поздно, и Биллингс не стал беспокоить миссис Кент в такой час.
– Какой именно? Вы знаете, когда поступил звонок?
– Да, сэр, мы всегда делаем записи. Это было без десяти двенадцать.
– Без десяти двенадцать? – быстро переспросил суперинтендант. – И никого не послали наверх спросить?
– Нет, сэр, даже не стали звонить. Как я сказал, Биллингс не захотел беспокоить миссис Кент в столь поздний час.
– Кстати, а где были вы в это время?
– Я, сэр? Я был у себя дома, в постели. – В голосе Майерса появились новые, какие-то хрипловатые нотки: он давал понять, что не верит своим ушам.
– Продолжайте. Насчет сегодняшнего утра.
Майерс пересказал знакомую историю.
– …как вы видите сэр, Биллингс уже в половине восьмого отправил сюда посыльного, и посыльный сообщил, что на двери висит табличка: «Не беспокоить». Когда я заступил на смену и Биллингс доложил обо всем мне, Хаббард (это один из коридорных) сказал, что джентльмен из семьсот седьмого, насколько он понимает, только что закончил завтракать в ресторане. И я взял на себя смелость обратиться с просьбой к этому джентльмену, что вполне естественно – вы же понимаете.
Мы отправились наверх. Я велел горничной открыть дверь, и он вошел. Он попросил меня подождать в коридоре, разумеется. Его не было минуты две-три, и из номера не доносилось ни звука, и тогда я постучал. Хотел сказать ему, сэр, что дело пока еще терпит, если он не может найти браслет. На мой стук он не ответил. Спустя минуту примерно я постучал еще раз: все это уже начинало казаться мне странным. А потом я нечаянно, то ли полой сюртука, то ли как-то еще, задел табличку на двери. Она до этого момента была развернута другой стороной, поэтому слова «покойница» я не замечал. – Майер резко, с присвистом вдохнул. – Так вот, сэр, я понимал, что беру на себя большую ответственность, но я попросил горничную отпереть дверь. И вошел. Этого джентльмена в номере не оказалось.
– Где в тот момент лежало тело?
– В точности там, где сейчас.
– Что вы сделали сразу, когда вошли?
– Стал искать браслет.
– Браслет?
– Сэр, – отозвался Майерс с неожиданным пылом, – мне было велено войти и найти этот браслет. Я это сделал, и я не понимаю, почему всем это кажется таким странным. Я прошел через комнату, вот так… – он показал, – открыл правый ящик бюро, вот так… и он лежал там, прикрытый листом бумаги. Я положил браслет в карман. Затем я вышел, доложил управляющему, что браслет у меня и что леди в номере мертва. Я понимаю, случаются ошибки, и я не утверждаю, что ее убил этот самый джентльмен, но все, что я хочу сказать: из-за двери, пока он был в номере, я не услышал ни звука.
Хэдли развернулся к Кенту:
– Сколько времени вы провели в номере, прежде чем ускользнули через боковую дверь за поворотом коридора?
– Трудно сказать. Минуты три, как мне кажется.
– А вы? – обратился суперинтендант к Майерсу. – Сколько времени прошло между моментом, когда мистер Кент вошел в номер, и моментом, когда вы вошли вслед за ним?
– Ну, скажем, пять минут, сэр.
– Пока вы ждали перед… назовем эту дверь с табличкой главным входом, полагаю, никто не появлялся в коридоре и не проходил мимо вас?
– Только не мимо этой двери! Ни в коем случае, сэр!
– Значит, последовательность событий, если признать, что оба вы говорите правду, такова. Мистер Кент входит в комнату. Спустя три минуты он выходит через боковую дверь. Через пять минут входите вы. Следовательно, за эти две минуты в промежутке кто-то явился через боковую дверь – поскольку вы стояли на страже перед главным входом, – положил в ящик браслет, передвинул тело и вышел тем же путем: все это, повторяю я, произошло за те две минуты между уходом из комнаты мистера Кента и вашим появлением. Все верно?
Майерс был удручен.
– Не могу говорить за него, сэр. Но за себя я отвечаю, и все, что я сообщил, правда.
– И один последний момент. Пока вы стояли перед главным входом, вам были видны двери всех номеров в этой части коридора?
– Да, сэр, – ответствовал портье и тут же осекся, явно ошеломленный нахлынувшими мыслями.
– За это время кто-нибудь из постояльцев выходил из своих номеров? Вы бы это заметили?
– Конечно заметил бы. И, сэр, – произнес Майерс с безграничным простодушием, – никто не выходил. В этом могу поклясться.
– А как насчет вас? – спросил Хэдли, разворачиваясь к горничной.
– Погодите минутку! – воскликнула эта юная леди, стараясь вспомнить. – Да, я тоже соглашусь. Я заметила бы, не сомневаюсь. Только с моего места мне не видна одна дверь, я хочу сказать, она за поворотом коридора. Это боковая дверь номера семьсот пять, напротив боковой двери этого самого номера, через коридор.
Хэдли захлопнул свой блокнот:
– На этом все, спасибо. Можете идти, но только никому ни слова оба. – Когда они вышли, он поглядел на доктора Фелла с некоторым удовлетворением. – Все это опасно походит на везение. Вы бы, несомненно, назвали это логической достоверностью. Либо он нам лжет, – полицейский опустил руку на плечо Кента, – во что я не верю. Либо оба, и портье, и горничная, лгут, во что я не верю тоже. Либо же – и к этому мы как раз подошли – человек, побывавший в этой комнате, может быть только Харви Рейберном из семьсот пятого.
Глава седьмаяКвадратный черный камень
Доктор Фелл в очередной раз исполнил свой приводящий в замешательство трюк: вечно оказываться не там, где его ожидают застать, причем и телесно, и мысленно. Когда Хэдли окинул комнату взглядом, выяснилось, что доктор как раз склонился над туалетным столиком на другом конце, поэтому была видна только его необъятная спина и черный капюшон. Красная физиономия развернулась и всплыла на поверхность, подобно Левиафану, глаза заморгали поверх пенсне.
– О, это возможно, – признал доктор, нетерпеливо сопя. – И даже еще более вероятно, поскольку… – Он потряс сумочкой из змеиной кожи.
– Поскольку что?
– Поскольку я не могу найти ее ключа. Ключа от этого номера. Я все тут обыскал. Помните, мы выслушали весьма интересный отчет об автоматических замках, которыми снабжены все двери на этом этаже, и среди них нет двух одинаковых. За одним исключением, осмелюсь предположить, если в номере две двери, как в этом, в таком случае один ключ должен отпирать обе. Вот только где этот ключ? Если кто-то воспользовался боковой дверью, чтобы проскользнуть в номер и за две минуты вернуть браслет, – что ж, он должен был все рассчитать. С другой стороны, у меня тут появились некоторые любопытные предположения, в особенности после внимательного осмотра дорожного сундука, и в них ваш приятель Рейберн никак не вписывается.
В коридоре за приоткрытой главной дверью послышались голоса, спорившие друг с другом, спор оборвался негромким: «Тьфу!» И в номер, уже являя собой воплощение спокойствия, вошел морщинистый старичок с умиротворенным лицом, которого Кент видел, когда тот выглядывал из номера напротив. Хотя он был среднего роста, казался гораздо ниже по причине своей тонкокостной сухопарости; одет он был с иголочки, почти франтовато, в синий двубортный костюм с крахмальным (до окаменелости) воротничком. Этот воротничок, словно идущий в комплекте с приятной улыбкой, наводящей на мысль о вставных зубах, похоже, придавал ему окончательный лоск, сравнимый со шлифовкой на надгробии. Сохраняя в высшей степени благопристойный вид, он тем не менее ухитрялся выказывать живейший интерес к происходящему. Его редкие волосы, старательно разделенные пробором, были совершенно белыми на макушке и тускло-серыми на висках, и их гладкость контрастировала с морщинистостью лица. Он остановился рядом с мертвым телом, словно отдавая последний долг, покачал головой, опустив глаза, а затем взглянул на Хэдли:
– Доброе утро, суперинтендант.
– Доброе, сэр Гайлс.
– А это, как мне кажется, – продолжал тот степенно, – будет у нас прославленный доктор Фелл. А это… – Знакомство состоялось, и Гэй обвел всех присутствующих проницательным взглядом. – Джентльмены, я пришел за вами, и я не приму отказа. Вы должны пройти в мой номер и…