Кент ощутил холодок, хотя и совершенно не проникся ее идеей.
– Нет, старушка, по моему мнению, это все равно какие-то бредни. Мелитта – точно нет. С чего бы вдруг она?
– Вот ты говоришь, я помешана на экономике. Но ты же знаешь, как Мелитта относится к деньгам.
– Вопрос, как во все это замешан Род?
– Дженни сидела на шее у Дэна, а Род, предположительно, сидел на шее у Дженни…
– Иди сюда, – произнес он, привлекая ее к себе. – И забудь обо всей этой ерунде. Если будем продолжать в таком духе, не останется никого, кому бы мы могли по-настоящему доверять. Нельзя жить с ощущением, что вокруг тебя одни чудовища. Почему тогда убийца не сам Дэн? Почему не я? Почему не ты?
– Почему? – переспросила она, теребя пуговицу его пальто. Меховой кокон зашевелился, такси слегка встряхнуло, когда оно свернуло в самую темную аллею парка. – Интересно, – добавила она едва слышно, – что именно расскажет этот тип Беллоуз?
Глава тринадцатаяДобро пожаловать в «Четыре двери»
– Могу повторить только то, – отвечал Ричи Беллоуз, – что уже говорил. Сожалею, что я пошел туда, однако не вижу, какой такой вред я причинил.
Он поудобнее устроился на тюремной койке и поглядел на своих гостей с выражением сдержанного скептицизма на лице, которое не портила даже щетина. Он был редкий человек в своем роде, джентльмен, и тем удивительнее было видеть его в тюрьме Суссекса. Рослый, с темными волосами с широким пробором, с заметно ввалившимися после двух недель вынужденной трезвости глазами. Серая рубашка была расстегнута у ворота, на коричневых подтяжках не хватало одной пуговицы, отчего он то и дело подергивал плечом.
В Суссекс они выехали рано утром первого февраля, Кристофер Кент сопровождал доктора Фелла с Хэдли, тогда как остальная компания собиралась последовать за ними на скоростном поезде. А они втроем неспешно тронулись от платформы Чаринг-Кросс в четверть десятого утра и покатили по цепочке тоннелей, из-за чего казалось, что холмы Кента отгораживают Лондон словно стеной. Равнины, остававшиеся позади, были покрыты снегами. Доктор Фелл с головой ушел в огромную стопку записей, методично переходя от одного маленького листка к другому, так что Хэдли оставил все попытки разговорить его и с печальным видом принялся разгадывать кроссворд. В Тонбридже они сделали пересадку, а на ближайшей к Нортфилду станции, Иглмор, их уже ждала полицейская машина.
Нортфилд, весьма живописная в летнюю пору деревушка, и теперь в полной мере подтверждал свою репутацию, словно сойдя с рождественской открытки. Громадные стены живой изгороди из тиса перед церковью и тисовые арки над кладбищенскими воротами были припорошены снегом. Общинные земли, прихваченные морозом, спускались вниз, к пабу «Олень и перчатка», словно заманивая туда всех обитателей деревни; перед пабом выстроились невысокие домики, обшитые выбеленными досками или же с торчавшими наружу линялыми фахверковыми каркасами, которые кажутся занозистыми на ощупь. Гости, побывав внутри нескольких таких домов, поняли, что никогда в жизни им не приходилось видеть столько дубовых балок: они нависали и толпились, к вящей радости хозяев, однако Кент решил, что жить в окружении такого количества темных балок все равно что жить внутри зебры.
Они не поехали в «Четыре двери», дом сэра Гайлса, потому что сам Гэй еще не прибыл. Продегустировав (по настоянию доктора Фелла) местное пиво в «Олене и перчатке» и сочтя его недурным, они пешком прогулялись до местного полицейского участка по дороге, ведущей в Портинг. Полицейский участок располагался в двух перестроенных, прилегающих друг к другу домах, а в качестве домовладельца здесь выступал инспектор Таннер. Доктор Фелл – пара стопок его заметок успела искупаться в пиве – твердо вознамерился допросить Беллоуза. После долгой процедуры отпирания подвальных дверей они застали Беллоуза благоразумно учтивым, пусть апатичным и скептически настроенным.
– Слушайте, я буду откровенен, – произнес доктор Фелл, приступая к делу с прямотой, болезненно уязвившей Хэдли. – Мы приехали сюда, поскольку не считаем, что вы выложили всю правду о событиях ночи на четырнадцатое января.
– Прошу прощения, – проговорил Беллоуз. – Но я уже сообщал это сотню раз. Я – не – уби…
– На этом стоп! – потребовал доктор Фелл, и его лицо раскраснелось сильнее. – Вопрос не в том, что вы делали, вопрос в том, почему вы это делали. Отвечайте быстро! Кто-нибудь предлагал вам в тот вечер отправиться в «Четыре двери»?
До того Беллоуз читал замусоленный журнал «Дикий Запад». Теперь он положил его на пол рядом с койкой и, позабыв о своей апатии, уставился на доктора (Кент мог бы в этом поклясться) с неподдельным изумлением.
– Нет, – ответил он.
– И вы сейчас в этом твердо уверены?
– Я в этом уверен. К чему все это? С чего бы… нет, с чего бы кому-то приглашать меня туда? С чего бы кому-то вообще приглашать меня куда-либо? – прибавил он с горечью, опасно смахивавшей на жалость к себе.
– Вы по-прежнему утверждаете, что отправились туда по собственному почину, будучи пьяным, хотя до того вовсе не собирались делать ничего подобного?
– Я не знаю, почему я туда пошел. Впрочем, наверное, все же знаю, только поймите меня правильно. В начале вечера я не имел ни малейшего намерения туда идти. Честное слово, у меня нет привычки врываться в чужие дома, и я не могу понять, как такое случилось.
– Но как вы объясните тот факт, что у вас в кармане лежал ключ от дома?
– Ключ? Но я всегда ношу с собой этот ключ, я много лет с ним хожу, – ответил Беллоуз, с негодованием топнув ногой. – Спросите мою хозяйку. Спросите кого угодно. Конечно, я вряд ли имею на это право, но сэр Гайлс знает, что ключ у меня есть…
– Простите, что касаюсь такого момента, но в ту ночь на четырнадцатое число у вас были деньги?
Физиономия его собеседника вытянулась.
– Были.
– Достаточно?
– Вероятно, до вас доходили слухи, – отвечал Беллоуз угрюмо, – что я давал небольшое домашнее представление для развлечения гостей в «Четырех дверях». Когда я уходил, сэр Гайлс сунул мне в карман конвертик. В конверте оказалось больше, чем я заслужил, и – но это только между нами – больше, чем я смел надеяться. Все мы неоднократно слышали разную чепуху о людях слишком гордых, чтобы принимать милостыню. Я не из их числа.
– Тысяча чертей! – выпалил доктор Фелл. Всплеснув руками и хлопнув в ладоши, он принялся было метать словесные громы и молнии, насколько позволяли ему размеры помещения. Однако после короткого протеста Хэдли перешел на тихое бормотание и снова вернулся к изначальной теме с каким-то зловещим оптимизмом.
– Вы готовы подтвердить в суде, что никто не подначивал вас отправиться в тот дом?
– Готов.
– Хм… Ха. Если не возражаете, я бы хотел еще раз пройтись с вами по вашим показаниям. Но для начала общий вопрос: вы достаточно хорошо знаете сэра Гайлса Гэя?
– Я с ним знаком. И за прошедший год бывал в доме раза два или три.
– Когда вы приходили туда развлекать гостей, полагаю, вы увидели всех их?
Беллоуз нахмурился.
– Да, меня представили всем гостям, как мне кажется. Я не особенно много разговаривал с ними, старался избегать их вопросов, за исключением мистера Рипера. Вот он мне понравился, – проговорил Беллоуз, мысленно всматриваясь в прошлое. – Такой тип людей мне симпатичен. Он меня спросил, не хочу ли я начать все с нуля в Южной Африке, и, как мне показалось, говорил вполне серьезно.
– Вы и с мистером Родни Кентом познакомились, который позже…
– Это как раз странный момент. Полагаю, он должен был там быть, ведь он входил в число гостей, и, видит бог, у меня имеются все причины помнить. Однако я не помню, чтобы вообще видел его.
– После того вам доводилось встречать кого-нибудь из них?
– Встречать – да, но не говорить. После того представления как-то вечером мистер Рипер заглянул в паб, однако он сидел в отдельном кабинете, а я – в общем зале. И мне не хватило… не хватило духу подойти и пожелать ему доброго вечера. Потом еще один из их компании заходил в паб вечером накануне происшествия, но это было в самом начале вечера.
– И кто же это был?
– Кажется, его фамилия Рейберн. Однако он зашел лишь заказать полдюжины бутылок шерри и задержался всего на пару минут.
Доктор Фелл сделал очередную запись. Хэдли уже трудно было усидеть на месте, а Беллоуз, которому долгое воздержание явно не пошло на пользу, начал подергиваться.
– Теперь коснемся означенной ночи на четырнадцатое января, – пророкотал доктор. – Начнем с момента, когда вы находились в пабе «Олень и перчатка». Отчего вы перешли вдруг на виски да еще и взяли с собой бутылку?
– О, понятия не имею. Да отчего вдруг делаешь подобные вещи? Мне пришла такая мысль, и я ее воплотил.
– Да, понимаю, – признал доктор Фелл. – Идея была в том, чтобы отправиться на ту прогалину, которая называется Веселой Порослью, и распить бутылку там?
– Именно так. Если бы я принес бутылку домой, миссис Уизерсон начала бы читать мне мораль, по своему обыкновению. Вечно она меня дожидается. Надеюсь, это вам чем-то поможет, – проговорил Беллоуз сквозь стиснутые зубы.
– Насколько сильно вы были пьяны? – вкрадчиво поинтересовался доктор Фелл.
– Я был… в хлам. Здорово набрался.
– А у вас вообще крепкая голова?
– Нет.
– Насколько я понимаю, в Веселую Поросль вы направились после закрытия паба, в десять вечера? Хм… да. Вы присели на железную скамью в этой самой роще и принялись за виски. Да-да, я знаю, вы давали показания, но вы просто расскажите мне обо всем, что приходит на память в этой связи.
– Мне больше ничего не приходит, – буркнул Беллоуз, и лицо его совсем потускнело. – К тому времени все в голове уже смешалось и подернулось туманом, но именно этого я и добивался. У меня было смутное чувство, что в какой-то момент со мной кто-то заговорил, но не принимайте это слишком всерьез, – вероятнее всего, это я сам разговаривал вслух. Читал стихи или что-нибудь в этом роде. Простите, но это все. Следующее, что помню: я сижу на совершенно иной поверхности, которая оказалась кожаным диваном, и в совершенно ином месте, которое оказалось коридором верхнего этажа в «Четырех дверях». Дальнейшее вам известно. Я подумал, что это место ничем не хуже других, поэтому я просто прилег на диван.