относилось к миссис Кент. Однако убийца передумал оставлять фотографию – этот убийца, как видите, всю дорогу не может ни на что решиться, что его и выдало. Впрочем, не оставив фото, он поступил мудро. Это было бы неосмотрительно. И фотография, она же угроза, благополучно покоилась в этом доме, вероятнее всего в бюро Гэя, с того самого дня, пока сегодня утром ее не извлекли на свет божий ради каких-то прелюбопытных розыгрышей. Что ж, в результате напряженной мыслительной работы вы пришли к каким-нибудь еще заключениям?
Он наблюдал за ними с напряженной учтивостью. Вынув трубку, он раскрутил ее и подул в мундштук, словно насвистывая какую-то мелодию, с помощью которой надеялся выманить у них ответ.
– В столе у Гэя, – пробормотал Кристофер Кент. – Напряженная мыслительная работа подводит нас к заключению, что Гэй точно не может быть убийцей.
– Отчего же?
– Все предельно просто. Если это угроза в адрес Дженни, убийца знал, что с горки сталкивают именно ее. Однако, глядя на фото, определить это невозможно. Ее не видно. Непонятно даже, что там женщина. Значит, убийца тот, кто либо запечатлен на фотографии, либо тот, кто сделал снимок, а это исключает Гэя.
– Ничего подобного, – возразил Дэн, решительно мотая головой. – Я помню, как рассказывал Гэю, кто это, или писал об этом, или… ага! Сдается мне, я совсем недавно видел эту фотографию где-то… видел ее… видел…
– Да, – неожиданно присоединилась к нему Франсин. – И я тоже. Мы ее видели…
Оба они умолкли: эта обоюдная попытка ухватить мысль окончилась неудачей, когда они столкнулись, словно два человека, пытающиеся открыть дверь с разных сторон. Доктор Фелл посвистел в свою трубку, выманивая ответ, посвистел еще раз. Ничего не произошло.
– Скверно, – произнес Дэн. – Я забыл.
– Гм… ха! Ничего, не обращайте внимания. И все же нет ли тут чего-то еще, что наталкивает вас на мысли? – намекал доктор.
– Но все-таки насчет невиновности Гэя, – настаивал Кент. – Мне хотелось бы… э-э-э… да, хотелось бы думать, что он виновен. И тем не менее это возвращает нас к только что высказанному доводу: надо быть последним болваном, чтобы хранить у себя улику целых две недели. По вашим словам, вы думаете, она лежала в бюро у Гэя. Но если бы он был убийцей, разве он не уничтожил бы снимок?
– Тепло, – согласился доктор Фелл. – Несомненно, тепло. И что из этого следует?
– Единственное, что приходит в голову: улику ему подбросили. – Кент вздрогнул, как будто его зрение переключилось и он увидел перед собой нечто иное. – Кажется, я уловил! Вот смотрите. Кто-то подбросил фото в ящик бюро две недели назад. Однако Гэй этого не знал, потому что все это время не заглядывал туда. Но, вернувшись сегодня домой, он все же открыл ящик и обнаружил это среди других фотографий. Нет, послушайте…
– Крис, – холодно одернула его Франсин.
– Наверняка у него душа ушла в пятки, потому что он подумал, вдруг фотографию найдут или вдруг кто-то уже видел ее среди его вещей. Хуже всего то, что он в самом деле был как-то связан с Дженни в прошлом, но по какой-то неведомой причине упорно это отрицал. Итак, он прикинулся, что «нашел» фотографию с угрозой в каком-то ином месте. Чтобы отвлечь внимание и обставить все так, словно убийца снова принялся за свои шуточки, он разорвал остальные фотографии и залил их красной тушью. Придумал всю эту историю с ослиными хвостами и стянул мелочь из собственного ящика. Вот оно! Это объясняет и его желание ввести нас в заблуждение, и вполне невинные действия, а также сегодняшнее поведение и его чертовски странную манеру, когда…
– Что ж, все теплее и теплее, как мне кажется. – доктор Фелл так и сиял улыбкой. – Но боюсь, все-таки не точно в цель. Весьма важно то, что на той фотографии, которая полностью уцелела, миссис Кент не узнать. Правда, мне удалось выкопать из общей кучи еще одну фотографию, единственную, не разорванную и не залитую тушью, однако же…
Он умолк. Снаружи послышались тяжелые шаги. В дверь заглянул Хэдли, и с ним пришел подавленный Рейберн, которого больше уже не тянуло веселиться. Он машинально пожелал всем остальным доброго утра.
– Фелл, можно вас на минутку? – позвал Хэдли.
Когда доктор Фелл вышел вразвалку, Хэдли позаботился о том, чтобы прикрыть дверь. Повисло неловкое молчание, пока все они переглядывались. Рейберн, снова сунувший руки в карманы пиджака, попытался заговорить непринужденным тоном. Лицо его при этом лоснилось.
– Может, вам будет интересно узнать, – заметил он, – как я только что свалял самого ужасного в мире дурака. Главная беда, что я даже в общих чертах не подозревал, в чем дело. Когда-то мне доводилось изучать психологию, но я до сих пор ни черта в ней не понимаю. Я вернулся из паба, воодушевленный парой пинт, ринулся обратно в кабинет и сморозил несусветную глупость: на самом деле даже не представляю, как такая глупость могла получиться. Хэдли, наверное, пожелал мне провалиться сквозь землю. Наш хозяин после беседы с Хэдли сидит там внизу, уронив голову на руки, бледный как смерть. Несчастный старый упрямец, мне стало его жалко. Я был когда-то знаком с одним парнем, парнем по имени…
– Заткнись! – коротко бросил Дэн.
– Ну ладно. Давайте начистоту, кто-то должен поговорить со мной. Если я все еще в немилости из-за того, что выставил себя идиотом из-за Джен…
– Заткнись! – проговорил Дэн.
Снова повисла тишина.
– Да, но все же, – возразил Рейберн, – разве не из-за этого все стали такими враждебными? Мне пришлось влить в себя две пинты, чтобы задать этот вопрос, однако же что я сделал такого, чего не сделали остальные? Знаете, я тут подумал кое о чем, что никогда не приходило мне в голову раньше. Просто почему мы все звали ее Дженни? Разве это нормально? Обычное уменьшительное от Джозефин – это Джо или даже, прошу прощения, Джози. Однако она, как вам известно, всегда называла себя Дженни. Неужели Дженни Рен?[21] Нет, у меня есть идея получше…
– Да какого лешего ты все время бубнишь? – вознегодовал Дэн, очнувшийся от глубоких раздумий.
Но оба умолкли, когда дверь отворилась, и тут Кент вспомнил, что еще в самом начале дела доктор Фелл высказывал замечание по поводу любопытных имен. И дверь сейчас тоже открыл доктор Фелл. Он вернулся один.
– Боюсь, – произнес он серьезно, – что некоторые из нас не останутся на ланч. Однако же… гм… прежде чем мы уйдем, не окажете мне одну любезность? Поверьте, это необходимо. Не могли бы вы все пройти со мной на минутку в «синюю комнату»?
Все громко зашаркали, выходя вслед за ним. В торцах длинного, делившего дом пополам коридора с грубо оштукатуренными стенами и балками под потолком имелось по окну, большому, но с мелким переплетом. Стекло в окнах было слегка искривленное, и в нем отражался снег. Кент понял, какая дверь ведет в «синюю комнату», потому что рядом с ней стоял тот самый кожаный диван. Всем им стало неловко.
Комната, в которой погиб Родни Кент, находилась в глубине дома, окна смотрели на садовую ограду и вязы церковного кладбища. Как и все остальные комнаты, эта была большая, но узкая, оклеенная бархатистыми темно-синими обоями, которые теперь создавали еще более гнетущую атмосферу. Мебель, старомодная, но не старинная, была популярна лет семьдесят назад: огромная двуспальная кровать из дуба, с заостренными наверху спинками, которые плавным изгибом спускались к небольшим столбикам, была сплошь покрыта орнаментом из завитков и главенствовала в комнате. Бюро и туалетный столик с высоченным зеркалом были покрыты мраморными столешницами, как и круглый стол в центре. Имелось еще два стула, так тянувших прямые спинки, что больно смотреть, и умывальник (с мраморной же столешницей), на котором стояли сосуды из белого с синим фарфора. Полотенца для лица аккуратно свисали с перекладины рядом. На ковре с темными цветами виднелась широкая серая отметина в том месте, где его терли щеткой. Тяжелые занавеси с кисточками не были задернуты до конца, открывая вид на несколько надгробий и церковную колокольню, часы на которой как раз отбивали час пополудни, заставляя вибрировать стекла. Доктор Фелл остановился у стола.
– Эта комната, – начал доктор Фелл, – за исключением одной детали, выглядит сейчас так же, как это было после убийства мистера Кента?
Дэн подтвердил это за всех сразу.
– Тут не было признаков борьбы?
– Нет.
– Я видел полицейские фотографии, – пророкотал доктор Фелл, – однако они не передают то, что мне нужно. Вы не могли бы опуститься на пол и как можно точнее изобразить, в какой позе лежало тело? Гм… спасибо, теперь совершенно ясно. Правый бок, голова почти касается левого колесика на ножке кровати, ноги у стола. А синяк у него на затылке, я полагаю, располагался довольно высоко?
– Да.
– Где было полотенце?
– Переброшено через плечо.
– Как и в случае с миссис Кент?
– Да.
В последнем вопросе угадывалась какая-то тяжкая неотвратимость, а ответ был похож на удар часов.
– Хорошо, ладно, – пробурчал Дэн. – Только что это доказывает теперь, когда вы увидели?
– Лично я считаю, это много чего доказывает, – заявил доктор Фелл. – Понимаете ли, вплоть до этого утра я опасался, что могу ошибаться. Теперь же знаю, что должен быть прав. По меньшей мере один момент, до сих пор казавшийся темным, прояснился. Мы знаем, как на самом деле погиб Родни Кент.
Это не пролило свет ни на обстановку в комнате, ни на сумятицу у них в головах. Все таращились на доктора Фелла.
– На самом деле это какая-то совершенно ненужная чепуха, – вставила Мелитта, которая все это время шмыгала носом, словно была готова расплакаться. – Вам и без того прекрасно известно, что все мы знаем, как погиб несчастный Родни.
– Убийца разговаривал с ним вполне дружелюбно, – продолжал доктор Фелл. – Затем привлек его внимание к чему-то, чтобы тот повернул голову. Ударил его по затылку орудием меньшего размера, чем кочерга. Когда Родни Кент упал без сознания, убийца сначала задушил его, а потом изуродовал ему лицо кочергой. Да. Однако то, что я сказал ранее, все равно правда: до сих пор мы не знали, как он был убит на самом деле. Это не загадка. Понимаете ли, убийца по-настоящему ненавидел Родни Кента. И следовательно, убийство Джозефин Кент…